Осень сердца - Спенсер Лавирль. Страница 38

— Может быть, перекусим?

— Я не голодна.

— А я бы не отказался.

— Хорошо.

Она покорно стала собирать тарелки. А в них было полным-полно муравьев, но Лорне было не до них. От слез мутилось в глазах, но она пыталась держать себя в руках.

— Боюсь, что наш пикник совсем расстроился. И эти муравьи… — Она мучительно подыскивала нужное слово. — Все кон… — Она тяжело поднялась, пытаясь скрыть слезы, но они катились ручьем, а в горле стоял комок. Она машинально поставила тарелки на землю, медленно снова опустилась на колени и горько зарыдала, упершись руками в траву.

Йенс тут же опустился на колени, повернув ее к себе.

— Ну, Лорна, что с тобой? Не плачь, милая, не надо плакать… У меня сердце разрывается. Она прильнула к нему.

— О Господи Боже мой, Йенс, я люблю тебя.

Он закрыл глаза и промолчал. Прижавшись к его груди, Лорна рыдала, не в силах сдерживаться.

— Я так люблю тебя… больше всего на свете… только бы видеть тебя… быть с тобой… О, Йенс, что со мной?

Он не отвечал. Все, что произошло за эти дни, вело к этому моменту, поэтому слова уже не имели значения. Теперь они открылись друг другу и их связывало что-то очень большое.

— Я не перестаю думать о том, что этой весной я даже не подозревала о твоем существовании, а теперь ты значишь для меня больше всего в жизни.

— Если мы прекратим все прямо сейчас…

— Нет! Не говори так! Как мы можем прекратить все отношения, когда все уже случилось? Когда я только и поняла, что такое жизнь, когда встретила тебя? Когда каждый день для меня начинается и кончается с мыслями о тебе? Когда я лежу ночью и думаю, что этажом выше лежишь ты, и мне хочется встать и пойти отыскать эту комнату.

— Нет! Тебе нельзя этого делать, Лорна! Слышишь, никогда, ни при каких обстоятельствах тебе нельзя этого делать, Лорна! — Он крепко ухватился за рукав ее блузки. — Обещай мне!

— Не буду обещать. Я люблю тебя. А ты меня любишь, Йенс? Я знаю, что любишь. Я видела это в твоих глазах сотни раз, но ты не хотел об этом говорить, да?

— Я думал… если я не скажу этого, то будет легче.

— Нет, легче не будет. Скажи это. Я прошу, скажи это. Дай мне чуточку больше.

Эти слова прозвучали как вызов, и наконец, почти побежденный, он произнес:

— Я люблю тебя, Лорна.

Она бросилась к нему и схватила за руки так, как будто хотела удержать на всю жизнь:

— Вот теперь я счастлива: только на один миг, но я счастлива. Думаю, вряд ли с первого раза все могло пройти удачно. С того вечера, когда я пришла на кухню узнать, что случилось с папой, и когда узнала, что это ты подложил записку, вот тогда я и обратила на тебя внимание.

— К черту эту записку.

— Нет, — вздохнула она. — Нет, это значит, что все именно так и должно было произойти. Ты так не думаешь?

Некоторое время они молча держались за руки, но в душе Йенс знал, что в том, что произошло, виноваты они оба. Он сел и, скрестив руки, продолжал:

— А как же Дюваль? Ведь он подарил тебе часы, и твои родители мечтают, чтобы ты вышла за него замуж? А я ведь всего-навсего кухонный лакей?

— Никогда! — Она вскрикнула так, что сомнений и вопросов не было. — Никогда, Йенс Харкен! Ты лодочный мастер, дизайнер, и когда-нибудь у тебя будет твое собственное дело, и со всех концов Амепини к тебе будут приезжать люди, чтобы ты построил для них яхты. Ты мне говорил так.

Он обнял ее и приложил палец к ее губам в знак молчания.

— Ах, Лорна, Лорна…

Он вздохнул глубоко и задумался. В молчании протекло несколько минут.

Она первой нарушила тишину, спросив:

— Когда же мы можем снова встретиться?

Казалось, его мысли витают где-то далеко. Наконец, очнувшись, он серьезно посмотрел ей в глаза:

— Думай над этим. Подумай, если тебе правда хочется этого, Лорна… Подумай о том, что тебе придется плакать, мы будем вынуждены врать и изворачиваться. Ты этого хочешь, Лорна?

Конечно, нет, как будто бы мелькнуло в ее глазах.

— Ты же говорил, что никогда не лжешь, — напомнила она.

— Да, говорил, ну и что?

Они прекрасно понимали, что они вынуждены будут так вести себя, но думать об этом сейчас не хотелось.

— Уже поздно, — вздохнул он. — Тебе пора.

Сквозь слезы она рассеянно посмотрела на тарелки, полные муравьев.

— Да, — прошептала она безучастно.

— Пошли, я помогу тебе упаковать корзину.

Они выбросили всю еду на траву, собрали тарелки и свернули одеяло в полном молчании. Йенс взял корзину, а Лорна одеяло, и они все так же молча направились к лодке. Он, подав руку, помогал ей спускаться. Они положили вещи в лодку и остановились. Так они и стояли друг против друга на скале.

— Я даже не спросила, как у тебя идут дела с яхтой.

— Отлично. Просто прекрасно.

— Можно прийти посмотреть?

Он поднял лицо к небу, прикрыл глаза и промолчал.

— Ладно, — все поняла она, — не буду. Но скажи мне еще раз, что любишь меня, просто я хочу это запомнить.

Йенс склонился, взял в руки ее нежный подбородок и поцеловал долгим поцелуем. Она прижалась к нему губами и дала влажный кончик языка, чтобы слиться с ним в печальном прощании. В этом голом каменистом месте, куда они спустились, было почти жарко. Беззвучно сиял летний день, а еще ниже блестела на солнце вода.

— Я люблю тебя, — сказал он, глядя прямо в ее глаза, в которых стояли слезы.

Глава 9

Вернувшись домой после свидания с Йенсом, Лорна с радостью подумала о том, что сегодня воскресенье. Это означало: ужин будет состоять из холодных закусок и, следовательно, не придется встречаться с родителями за столом в официальной обстановке. Ей все равно не хотелось есть, поэтому во время ужина Лорна сидела одна в своей комнате, выводя на бумаге имя Йенса буквами в стиле рококо. Окружая его розами и лентами с надписью «не забывай меня». Обмакнув ручку в чернильницу, она начала пририсовывать рядом птичку, но, нарисовав всего одно крыло, отложила ручку, закрыла лицо рунами, упершись локтями в туалетный столик.

Неужели его слова означали, что они больше не увидятся? Этот ли смысл крылся в его словах, когда он сказал: «Подумай, если тебе и правда хочется этого, Лорна… Подумай о том, что тебе придется плакать, мы будем вынуждены врать и изворачиваться».

Она и сейчас готова была разрыдаться.

Так вот, значит, какая она, любовь: это боль и тоска в душе. Лорна даже не подозревала, что любовь может так сильно охватить человека, может полностью перевернуть установившийся уклад его жизни, превратить жизнерадостного человека в страдающего.

Лорна еще раз начертала имя Йенса в обрамлении цветов со склоненными головками, а над ними лица со слезами на глазах. И тут, чуть не расплакавшись сама, она спрятала свои наброски в одну из летних шляпок и закрыла картонку со шляпками крышкой.

Потом Лорна тихонько обошла дом. Ее сестры разглядывали альбомы с вырезками. Серон уже спал. Гидеон курил сигару на задней веранде. Лавиния и Генриетта увлеченно играли в триктрак. Они в напряжении склонились над доской, поэтому даже не подняли головы, когда Лорна появилась на пороге гостиной. Она постояла некоторое время, наблюдая за играющими женщинами, полностью поглощенными своими ходами, потом вернулась наверх и тихонько постучала в дверь тетушки Агнес.

— Войдите, — ответила та, отложив сначала книгу на покрывало кровати.

Лорна вошла в комнату и увидела Агнес, сидящую на кровати и опирающуюся спиной на подушки. Колени тетушки были укутаны одеялом.

— Что ты читаешь? — поинтересовалась Лорна, выглядевшая сейчас как маленькая заблудившаяся девочка.

— О, это один из моих самых любимых старых рассказов из журнала «Харперз». Называется «Анна».

— Я, наверное, помешала тебе.

— Ох, Господи, не глупи. Я этот рассказ читала уже сотни раз. Так, так-так… а в чем дело? — Лицо тетушки Агнес вытянулось. — Ты выглядишь очень расстроенной. Иди сюда, дитя мое.