Прошлые обиды - Спенсер Лавирль. Страница 84

Бесс стояла перед ним, немного сердитая, немного раскаивающаяся и очень напуганная. Как бы они ни делили вину за прошлое, роль донжуана все-таки принадлежала когда-то ему. И боль от этого не прошла.

– Майкл… – Она говорила спокойно. – Я не хочу с тобой ссориться.

Рубашка была на нем, молния и пояс застегнуты.

– Ладно, – сказал он. – Я звонил тебе дважды. Теперь твоя очередь. Увидишь, каково это.

Он направился к двери.

– Майкл…

Еще минуту, и она протянула бы руку, но он уже вышел из комнаты. Бесс выскочила на лестничную площадку:

– Майкл!

Он откликнулся:

– Скажи Рэнди, что я позвоню ему и все объясню.

Снизу донесся голос Рэнди:

– Можешь не звонить, я здесь.

Шаги Майкла затихли, затем возобновились, замедляясь к подножию лестницы, где стоял Рэнди, босиком, в одних джинсах. Майкл с удивлением отметил, что на его груди и вокруг пупка растут волосы – доказательство, что он был столь же зрелым мужчиной, как и сам Майкл.

– Рэнди, извини, что разбудили тебя.

– Держу пари, что вы это сделали.

– Я не ожидал, что так получится. Я очень хотел поговорить с тобой об этом. Я не собирался удрать и предоставить все твоей матери.

– Правда? Я уже было решил, что так оно и есть. Почему ты не оставишь ее в покое?

– Потому что я люблю ее, вот почему.

– «Люблю»! Господи, не смеши ты меня. Ты, наверное, ее любил и тогда, когда бросил ради другой женщины. И меня с Лизой, наверное, тоже любил!

Майкл знал: говорить что-нибудь бесполезно. Он молчал. Рэнди продолжал, как будто получил ответ:

– Интересная демонстрация любви к детям. Хочешь знать, что чувствует ребенок, когда отец вычеркивает его из жизни? Ему больно: вот что он чувствует!

– Я вас не вычеркивал.

– Иди ты! Ты бросил ее, ты бросил нас! Мне было тринадцать лет. Ты знаешь, что думают в тринадцать лет? Я считал себя виноватым. Считал, что это я сделал что-то не так, поэтому ты уходишь, но не знал, что именно. Но мама мне все-таки сказала, что у тебя другая женщина. Я хотел найти тебя и разбить тебе физиономию. Но я был слишком маленьким и худым. И вот ты выползаешь из ее постели. Может быть, тебе дать по физиономии сейчас? А?

Бесс сердито крикнула сверху:

– Рэнди!

Он поднял на нее ледяной взгляд:

– Не вмешивайся, мама.

– Ты извинишься перед ним хотя бы за твой язык!

– Черта с два!

– Рэнди!

Она стала спускаться по лестнице.

Рэнди изумленно на нее посмотрел:

– Ты становишься на его сторону? Ты разве не понимаешь, что он снова тебя использует? Уверяет, что тебя любит. Чушь собачья! Он, наверное, и той, другой, говорил то же самое. А потом не сумел сохранить и второй брак! Он такой, мам. Он тебя не стоит, а ты дура, что позволяешь ему сюда приходить.

Бесс ударила сына по лицу.

Он изумленно на нее уставился. В глазах его появились слезы.

– Извини, что мне пришлось сделать это. Ты ведь знаешь, что я никогда так не поступала. Но я не могу тебе позволить оскорблять твоего отца и меня. Каждый из нас виноват, но обо всем этом можно говорить нормально, Рэнди. – Она старалась быть спокойной. – Ты должен извиниться перед нами обоими.

Рэнди посмотрел на нее. На Майкла. Снова на нее. Плюнул и, ни слова не говоря, пошел к себе.

Бесс приложила руки к щекам, они горели. Она повернулась к Майклу, который рассматривал носы своих ботинок. Она обняла его и прошептала дрожащим голосом:

– Майкл, мне очень жаль.

– Все к этому давно шло.

Она прижалась к нему. И хотя его руки обвились вокруг нее, в объятии не было чувства.

Наконец он отстранился и сказал глухим голосом:

– Я лучше пойду.

– Я поговорю с ним, когда он успокоится.

Майкл кивнул.

– Я…

Он не знал, что ему вообще делать. Закончить еще одни кулинарные курсы? Купить еще один участок и построить на нем что-то? Выбрать скульптуру для галереи? Бессмысленные занятия человека, который пытается заполнить свою жизнь. Ведь заполняют люди, а не вещи.

– Увидимся, Бесс. – Он вышел, осторожно закрыв за собой дверь.

Рэнди сидел на краю кровати, согнувшись пополам, спрятав лицо в ладони.

Плакал.

Он хотел, чтобы у него был отец, хотел, чтобы была мама, хотел любви, как все дети. Но почему это отзывалось такой болью? Их развод принес ему столько страданий. Почему ему нельзя было выплеснуть эти боль и ярость, разрывавшие его с тех самых пор, когда они расстались? Неужели они не понимали, какими ничтожествами выглядят, снова объединяясь? Ведь у них и речи нет о браке – об этом ни слова не было сказано. Просто похоть, и это делало его мать такой же виноватой, как и отца, а Рэнди не хотел, чтобы так было. Черт бы побрал Лизу, зачем она все разворошила. Это она – Лиза! – настояла на том, чтобы кончилась холодная война. И вот теперь…

Было очень трудно носить в себе такую боль долгие годы, но и, дав ей выход, он не почувствовал облегчения. Рэнди видел выражение лица отца, когда орал на него. Так больно. Но ведь он именно этого и хотел. Разве нет? Доставить старику такую же боль, какую тот доставил ему. Ведь хотел? Тогда почему он тут скорчился на кровати и ревет, как ребенок?

"Черт бы тебя побрал, отец. Почему ты оставил нас? Почему ты все не уладил с матерью?

Я совсем запутался, мне бы так хотелось, чтобы у меня был кто-то, кому бы я мог все рассказать, а тот мн, объяснил, почему и на кого я злюсь. Марианна. О Господи. Марианна, я тебя так уважал! Я хотел тебе доказать, что могу быть не таким, как мой отец, что я могу обращаться с тобой как с принцессой, никогда тебя не обидеть и показать тебе, что могу быть достойным тебя.

Но это не так. У меня речь, как у крысы с помойки, я курю наркотики, много пью, трахаюсь с любой девчонкой, которая попадается на пути. Мой отец не любит меня и бросает. Мать дает мне пощечину".

К двери подошла Бесс. Она осторожно постучала. Он вытер глаза краем простыни, вскочил и притворился, что занят плейером.

– Рэнди, – тихо позвала мать.

– Да, открыто.

Он слышал, что она вошла.

– Рэнди?

Он ждал.

– Извини меня.

Кнопки плейера поплыли у него перед глазами, полными слез.

– Ну… ладно. – Он ответил таким высоким голосом, как будто был еще в том периоде, когда голос ломается.