Капкан на наследника - Спиллейн Микки. Страница 27
Не пройдя и десяти шагов, девушка остановилась и сказала:
— Здесь не место городской одежде, друг мой.
Она скинула туфли, стянула чулки, запихнула все это под мышку и застыла в ожидании. Я улыбнулся, проделал то же самое, завернул до самых колен штанины брюк и протянул ей руку.
Мерный рокот прибоя и вкус соленого ветра донесся до нас задолго до того, как мы продрались через прибрежные заросли кустарника и деревьев. Когда-то вся эта растительность была посажена здесь заботливыми руками, и за каждым росточком бережно ухаживали. Настоящий рай, куда цвет общества тянулся в нескончаемых вереницах запряженных лошадями карет, а позднее в грохочущих блестящих автомобилях. Теперь же буйная зелень заполонила полянки для пикников, кабинки для раздевания были повалены и скрывались от глаз где-то под наносами песка, на виду остался только полуразрушенный фундамент ледника. На южной оконечности пляжа смутно выделялись очертания летней резиденции Барринов, в которой насчитывалось ни много ни мало двадцать комнат. Мой дед не пожалел на домик самых лучших материалов, и морским штормам придется поработать еще не год и не два, чтобы окончательно добить его.
— Забавно, правда? — сказал я.
— Что?
— Когда-то это было великое место, а теперь оно почти вернулось в свое первозданное дикое состояние. Именно таким оно и было, когда дед принялся за строительство и благоустройство. Знаешь, мне даже кажется, что так лучше.
— Мне тоже.
Мы помолчали немного, пытаясь осмотреться в бледном лунном свете. Потом я взял Шарон за руку и повел через дюны. Ноги вязли в песке, голые щиколотки щекотала высокая трава, но мы упорно брели вверх-вниз, вверх-вниз, пока не вышли, наконец, на последний гребень. Перед нашим взором простиралась полоса утрамбованного песка, полого спускавшаяся в воду.
Шарон расстелила одеяло и села на один край, скрестив ноги.
— Как красиво, Дог!
Я растянулся рядом с ней.
— Это единственная вещь из всех владений старика, которую мне всегда по-настоящему хотелось иметь. Все мечтал построить тут лачугу из обломков разбитого корабля и пожить в ней, прямо как Робинзон Крузо. — Я перекатился на бок и поглядел на свою спутницу. — Однажды я так и сделал. Ала и Денни отослали в какой-то суперлагерь, а остальные укатили на великосветское сборище. У нас с матерью было целых шесть дней, чтобы пожить в палатке на берегу. Именно тогда она и рассказала мне о том, что вышла-таки замуж за моего отца.
— Ты ведь его не знал, да?
— Только по ее рассказам. Говорят, это был настоящий сорвиголова, но мать действительно любила его.
— Так почему же его не приняли?
— Да что ты, детка! Ты же прекрасно знаешь правила. Нет денег — нет положения в обществе, а раз так, фиг тебе, а не женитьба на дочке Барринов. Им и в голову никогда не приходило, что моя старушка может послать их к черту и позволить обрюхатить себя кому-то вне пределов их круга. Беда в том, что после смерти отца она растеряла весь свой кураж. Из нее выжали все соки. Старик выждал момент, когда она осталась одна в квартире, которую они снимали с моим папашей, и силой утащил дочурку домой в Гранд-Сита. Тогда она даже не подозревала, что беременна. Дед нанял охранников, чтобы те не подпускали моего отца на пушечный выстрел к его кровиночке, лишил его работы, добился, чтобы его выгнали из штата, и держал мать взаперти, пока я не появился на свет. Но в один прекрасный день мой предок объявился снова, надрал задницу четверым охранникам, утащил с собой мою мать и женился на ней. А всего через неделю он умер, и матери пришлось вернуться в ссылку, в маленькую Сибирь, которую устроил ей старикан. Не думаю, что ей хоть раз удалось вырваться на волю. Она умерла, когда я был еще ребенком, и все произошло настолько быстро, что теперь я почти ничего не помню. Мама преставилась рано утром, к полудню уже лежала в гробу, вечером состоялись похороны. Я вспоминаю только, что побил стекла в оранжерее, открыл решетки в пруду позади дома, выпустив всех заморских золотых рыбок деда в ручей и плюнул ему в графин с дорогущим вином. Думаю, в первых двух случаях садовник прикрыл меня, а насчет вина старик просто не догадался. На следующий день Альфи и Денни набили мне морду не помню за что, и я заехал Денни кочергой по голове. И за это меня на неделю заперли в комнате, чтобы я как следует обдумал свой поступок. — Я на минутку прервал свой рассказ и поглядел на океан. — Не стоило им запирать меня в той комнате, — сказал я.
— Почему?
— Слишком уж долго я думал.
Что-то потревожило чаек на дальнем конце пляжа, и они подняли неимоверный гвалт, но через минуту все опять стихло. Небольшое облачко набежало на луну, повисело немного и улизнуло в неизвестном направлении, а с неба снова полился яркий призрачный свет. Теплый, ласковый ветер был похож на пушистый хвостик лета, все дальше убегавшего от нас, но этот хвостик был достаточно силен, чтобы поднять в воздух песчинки и бросить их нам в лицо.
Шарон провела рукой по моей спине и махнула головой так, что волосы ее заструились, словно река, заиграли в желтом свете.
— Дог... стыдно вот так разбрасываться океаном.
— А кто им разбрасывается?
— Мы. Надо им попользоваться.
— Прямо сейчас?
— Угу. Прямо сейчас.
Шарон поднялась с одеяла и встала во весь рост, ее чудесный силуэт ясно вырисовывался на фоне ночного неба. Она обняла себя руками, повозилась немного, и платье бесшумно скользнуло к ее ногам. Нащупав застежку на лифчике, Шарон расстегнула ее, и две чашечки, связанные между собой тоненькими тесемками, легли на песок. Затем, повернувшись и глядя мне прямо в глаза, девушка решительно стянула с себя крошечные цветастые трусики. Ночные тени окутали ее загорелые плечи, оттеняя шелковую белизну роскошной груди. В мерцающем лунном свете я разглядывал плавный изгиб бедер с белоснежной полоской от бикини по бокам, великолепные стройные ножки и каштановые волосы ее лона. Шарон совершенно бесстыдно стояла передо мной, руки в боки, позволяя мне насладиться потрясающим зрелищем.
— Ну что, приступим? — произнесла она наконец.
— Если ты никуда не исчезнешь, то я точно приступлю, — ответил я.
В воздухе разлился ее мелодичный смех, девушка повернулась и побежала к воде, по-мальчишески озорно размахивая руками. Я слышал, как она смеялась, потом раздался шумный всплеск. Я поднялся, сбросил с себя одежду и неторопливо направился туда, где меня ждала морская нимфа.
Мы плескались и плавали, пока совершенно не выбились из сил, а потом почти ползком вернулись на одеяло. Теплый ветерок нежно обдувал наши тела, пока не слизал последнюю каплю морской воды. Мы лежали и смотрели в безоблачное небо. Закрыв глаза, я пытался сообразить, как же это вышло, как это я, старый идиот, мог позволить себе шляться по округе ночью, да еще с неопытным ребенком. Вдруг маленькие ласковые пальчики легонько коснулись моего живота, затем они стали потихоньку продвигаться вниз, вниз, пока не обхватили мой член. Шарон наклонилась надо мной, и ее губы оказались в каком-то дюйме от моих.
— Ты очень красив, Дог, — прошептала она.
Ее губы все приближались и приближались, а потом превратились в теплое влажное нечто, которое проникло в мой рот, и могу сказать откровенно, что никогда раньше мне не приходилось испытывать ничего подобного, никогда раньше ни одна женщина не касалась меня так. Мои руки невольно потянулись к ней, погладили гладкую спинку, спустились к попке, скользнули на живот, подтолкнули ее тело немного вверх и накрыли ее груди, а потом начали обследовать каждый чудесный закуток.
У Шарон перехватило дыхание. Она блаженно улыбнулась, поцеловала меня еще разок, и улыбка стала еще шире, когда она почувствовала, что мои руки решительно пытаются отдалить ее от себя.
— Я же говорила, что я настоящая девственница.
— Черт тебя подери, малышка, — вот и все, что я был способен выдавить в ответ.
— Разве это меняет дело, Дог?