Мой револьвер быстр - Спиллейн Микки. Страница 1
Микки Спиллейн
Мой револьвер быстр
Глава 1
Когда вы сидите дома, удобно расположившись в кресле перед камином, случается ли вам задуматься, что происходит снаружи? Наверное, нет. Вы берете книгу и читаете умные рассуждения и чепуху; живете чужой жизнью, тревожась из-за событий, которые никогда не происходили, желая заполнить чем-нибудь скучную повседневность. Вы воображаете себя героем или, по меньшей мере, действующим лицом, и это не удивительно. Даже древние римляне приправляли свою жизнь острыми ощущениями: упивались кровью и насилием в Колизее, глядя, как дикие звери раздирают человеческую плоть.
Они вопили от восторга и шлепали друг друга по спинам, когда смертоносные когти впивались в тело раба, и радовались совершенному убийству...
Жизнь сквозь замочную скважину; Но день проходит за днем, ничего с вами не случается, и вы приходите к выводу, что все это – фантазия писателя, в действительности такого не бывает. Но все равно, почитать стоит... Завтра вы найдете другую книгу забыв, что было в предыдущей, и поживете еще немного своим воображением.
Но запомните: события происходят и здесь. Происходят под самым вашим носом, а вы не замечаете. Каждый день, каждую ночь... И по сравнению с ними развлечения римлян выглядят безобидным капустником.
...В десять минут первого я завязал узел на папке с утерянными документами Германа Гебла и доставил их ему. Для меня – пачка желтой бумаги, покрытой едва разборчивым каракулями, но для моего клиента они стоили двух с половиной тысяч долларов. Я написал расписку в получении денег и спустился к машине. В этот час ночи движения почти не было, но при первой же встрече с красным светом я заснул, уронив голову на руль, и проснулся от нетерпеливых гудков. Ну их к черту. Прямо впереди виднелся ночной бар; пара чашек крепкого кофе приведут меня в чувство.
Не знаю, как это место обходили санитарные инспекторы – оно воняло.
Двое бродяг убивали время, пожирая десятицентовые порции супа, не забывая при этом о бесплатном печеньи. Рядом пьянчужка старался сосредоточить внимание одновременно на тарелке с яичницей и на попытках остановить вращение мира. За соседним столиком, явно скучая, сидела размалеванная девица.
Подошел бармен и спросил:
– Что желаете?
Голос у него был, как у лягушки.
– Кофе. Черный.
Красотка заметила меня. Она улыбнулась, немедленно подсела и сказала, кивнув на бармена:
– У Коротышки каменное сердце, мистер, – не угостит ни чашечкой. Не поможешь мне взбодриться?
Я слишком устал, чтобы спорить.
– Сделай два, приятель.
Бармен с отвращением схватил вторую чашку, наполнил ее и швырнул обе на стол, половину разлив.
– Слушай, Рыжая, – проквакал он, – не хватало мне только полиции.
– Успокойся, Коротышка. Все, что я хочу от джентльмена, – это чашка кофе. Он выглядит слишком усталым, чтобы играть в какие-то игры сегодня ночью.
– Да, Коротышка, помолчи, – вставил я. Бармен одарил меня злющим взглядом, но так как я был таким же сердитым, как и он, и вдвое крупнее, то поплелся отодвигать тарелку с печеньем подальше от бродяг. Я посмотрел на рыжеволосую.
В общем-то, она не была красивой. То есть, очевидно, когда-то была, но надлом в душе всегда отражается в глазах и складках рта, стирая всю привлекательность женского лица. Да, когда-то она была недурна собой.
Причем не очень давно. Платье оставляло неприкрытой большую часть ног и порядочную часть груди: нежное белое тело, еще тугое, но уже постаревшее от не книжных знаний. Я наблюдал за ней исподтишка, когда она поднимала чашку. У нее были изящные руки, длинные тонкие пальцы. И покрытое алмазной пылью тонкое золотое колечко с каким-то выгравированным знаком, похожим на лилию.
Рыжая внезапно повернулась и спросила:
– Нравлюсь?
Я ухмыльнулся.
– Ага. Но, как ты сказала, я слишком устал, чтобы из этого что-нибудь вышло.
Ее смех прозвенел колокольчиком.
– Отдыхай спокойно. Не буду докучать тебе. То, что я продаю, интересует лишь определенный тип мужчин.
– Психолог-любитель?
– Приходится.
– А я, значит, не принадлежу к этому типу?
Глаза Рыжей весело заблестели.
– Таким счастливчикам, как ты, никогда не приходится выкладывать наличные. Расплачивается женщина.
Я вытащил пачку «Лакиз» и предложил ей. Не знаю, почему она пришлась мне по душе. Возможно, привлекли ее глаза. Или несколько ненароком оброненных слов, которые приятно было слышать. Или, возможно, я просто устал, а моя берлога пуста и холодна. – Что бы там ни было, она мне нравилась, и знала это, и улыбалась так, я уверен, как не улыбалась очень давно. Словно другу.
– Как тебя зовут?
– Майк. Майк Хаммер. Местный уроженец, обычно бодрый, сейчас смертельно усталый. Белый, холостой, совершеннолетний. Хочешь еще кофе?
Она покачала головой.
– Нет, достаточно. Если бы Коротышка не был таким щепетильным в вопросах кредита, мне не пришлось бы стелиться ради легкой закуски.
– Никогда бы не подумал, что твое занятие может быть таким скучным.
– Скучным его не назовешь.
Раздался приглушенный звук открывающейся двери. Я почувствовал этого парня спиной, прежде, чем увидел его в зеркале. Он был высокий, мрачный, с застывшей сальной ухмылкой на лице; от него исходил запах дешевого масла для волос.
– Привет, детка.
Рыжеволосая чуть повернулась, и губы ее сжались.
– Чего тебе надо?
Голос ее потерял всякую окраску, кожа на щеках натянулась.
– Охотишься?
– Я занята. Уходи.
Парень схватил ее за руку и резко вывернул.
– Мне не нравится, как ты разговариваешь, Рыжая.
Как только я соскользнул с табуретки, Коротышка устремился к нам, но, увидев выражение моего лица, замер. Парень зловеще скривил губы и процедил:
– Убирайся к черту, пока цел.
Он двинулся было ко мне, но я ударил четырьмя жесткими пальцами ему в живот, чуть выше пупка, и он сложился пополам, как перочинный ножик. Я раскрыл его ударом ладони в рот.
Обычно на этом успокаиваются. Однако не этот тип... Он едва мог дышать, но не проклинал меня разбитыми губами, а тем временем рука его ползла под мышку.
Я позволил ему почти дотянуться до рукоятки, затем вытащил свою пушку сорок пятого калибра на всеобщее обозрение, просто для эффекта приставил револьвер к его лбу и взвел курок. В тишине прозвучал резкий щелчок.
– Только дотронься до своей железяки, и я прострелю твою башку, предупредил я.
Он дернулся и отключился. Хорошо, пускай полежит без сознания, оно ему ни к чему. У Коротышки тряслись плечи. Рыжая, закусив губу, смотрела вниз, на безжизненное тело. Наконец она проговорила:
– Тебе не следовало этого делать. Уходи скорее. Он... он убьет тебя!
Пожалуйста, уходи. Ради меня.
Она была в беде, испугана, но оставалась моим другом. Я улыбнулся ей и достал бумажник.
– Обещай мне, Рыжая, хорошо? – И вложил в ее руку три пятидесятидолларовые бумажки. – Уходи с этой улицы. Завтра же купи приличную одежду, возьми газету и поищи работу. Твое занятие – медленное самоубийство.
Не хочу, чтобы на меня так смотрели. Такой взгляд заметишь разве что у молодоженов или в церкви у богомольцев. Масляная голова на полу начал приходить в себя, но он-то как раз уставился на мой раскрытый бумажник.
Его глаза приклеились к значку частного детектива, приколотому там, и если бы мой палец не лежал на спусковом крючке, он бы полез за своей игрушкой.
Я нагнулся и вытащил ее из наплечной кобуры, затем схватил его самого за шиворот и выволок за дверь.
За углом стоял столбик с кнопкой вызова полиции, и я ей воспользовался. Через несколько минут к тротуару подкатил автомобиль, и из него вылезли два здоровяка. Я кивнул водителю.
– Привет, Джейк.
– Привет, Майк. Что стряслось?
Я поднял Масляную голову на ноги.