Мой револьвер быстр - Спиллейн Микки. Страница 12

Не слышалось ни одного звука, кроме шороха моих шагов по гравию. В воздухе разливался только напряженный гул джунглей города и стальное безмолвие, когда тигр затаился и готов прыгнуть.

И вдруг неподалеку кто-то слабо вскрикнул. Через секунду крик повторился, и я сорвался с места.

В узком темном коридоре из хрома и металла машин на мое лицо мягко опустилась тяжелая рукоять револьвера. Не было времени ускользнуть, не было времени развернуться, перед тем, как последовали мощные удары в грудь и в голову. Ноги крушили мои ребра, а торец револьвера методично молотил лицо.

Из моих губ вырывались звуки – низкие звуки боли, закипавшей в легких. Я хотел приподняться, схватиться за что-нибудь, все равно, за что, но получил жестокий удар носком ботинка в подбородок. Моя голова откинулась назад и врезалась в металл, и больше я не мог двигаться вообще.

Лежать было почти приятно. Боли я не чувствовал. Только толчки и ощущение рвущегося мяса. Потом издалека донесся голос:

– Хватит на этот раз.

Другой голос заспорил, утверждая, что вовсе не хватит, но победил первый. Толчки прекратились. Затем исчезли и звуки.

Глава 6

Меня разбудили первые косые лучи солнца. Они упали на крыши домов, отразились в стеклах и хроме машин, вырвали меня из благословенного онемения и вонзились тысячами игл острой боли.

Мое тело облепил гравий, а пальцы так впились в ладони, что их с трудом удалось разжать. Пот, обильно заливавший лицо, пока я вылезал из-под машины, смывал ручейками засохшую кровь.

Чувства возвращались медленно, пропорционально усилению боли, повсеместной и нескончаемой. Голова буквально раскалывалась, в глазах двоилось. Я уже кое-что вспомнил и начал соображать, из разбитых губ вырвались проклятья.

Тяжесть, тянувшая меня вниз, оказалась моим револьвером. Он все еще был под мышкой. Я так и не воспользовался им. Кретин, угодить в такую ловушку! Круглый идиот, вполне заслуживающий того, чтобы ему набили морду!

Каким-то чудом уцелели часы, и теперь стрелки стояли на 6.15; значит, я провалялся здесь всю ночь...

Подняться не удалось, ноги не держали меня, и я привалился спиной к машине, пытаясь отдышаться.

Адская боль не позволяла шелохнуться. От одежды остались одни лохмотья. С лица свисали кусочки содранной кожи, а притронуться к затылку вообще было невозможно. В груди стучал и разрывался гигантский молот. Я не мог определить, сломано ли у меня какое-нибудь ребро... судя по боли, не было ни одного целого.

Не знаю, сколько я так сидел, бездумно пропуская сквозь пальцы гравий. Может, минуту, а может, и час. Потом мне надоело процеживать гравий, и я стал кидать мелкие камушки в колесо автомобиля напротив. С коротким тонким звуком они ударялись в декоративный колпак и падали на землю.

Затем вдруг раздался совсем другой звук" и я потянулся за камушком, чтобы попробовать снова. Но это был не камень. Это было кольцо. Знакомое кольцо с гравировкой, поцарапанное и помятое.

Неожиданно я забыл про усталость, забыл про боль. Я вскочил на ноги, и скверная широкая ухмылка разлепила мои губы, потому что кто-то поплатится жизнью, когда попытается забрать у меня кольцо Рыжей. Этот «кто-то» умрет медленно и мучительно, и ставлю его проклятую голову, что пока он будет умирать, я буду смеяться. Моя машина дожидалась меня на своем месте. Я открыл дверцу и рухнул на сиденье, стараясь устроиться так, чтобы тело меньше горело и ныло. Выезжая из ворот, я протянул в окошко два доллара в уплату за превышение времени стоянки. Парень взял их, даже не подняв глаз.

Тысячи ножей вонзались в мою плоть, ноги отказывались жать на педали.

Чудом никого не задавив, я добрался до Пятьдесят шестой улицы. У дома Лолы была стоянка, я въехал и вырубил мотор. Когда волна боли немного схлынула, я слез с сиденья и поплелся к парадной.

Лестница оказалась пыткой, у меня еле хватило сил, чтобы нажать звонок. Дверь открылась, и глаза Лолы округлились.

– Боже мой, Майк, что произошло?

Она схватила меня за руку и провела в комнату, где я свалился на диван.

– Майк... с тобой все в порядке?

Я с трудом сглотнул.

– Полный ажур.

– Я вызову врача!

– Нет.

– Но, Майк...

– Я сказал нет, черт побери! Оставь меня в покое. Мне нужно отдохнуть.

Лола расшнуровала мои ботинки и подняла ноги на диван. Она была взволнована, но, как всегда, прекрасна, в другом черном платье, казавшемся на ней нарисованным.

– Куда-то собралась, детка?

– На работу, Майк. Теперь, конечно, не пойду.

– Я тебе дам «не пойду»! Сейчас это важнее всего. Только разреши мне остаться здесь, пока я немного не оклемаюсь. Такие переделки для меня не впервой, чепуха. Иди.

– У меня еще час.

Ее нежные руки опустились на мой галстук" развязали его и убрали. Она вытащила меня из пиджака и рубашки без особых для меня страданий, и я удивленно посмотрел на нее.

– Патриотизм, прошла курсы медсестер. Сейчас я тебя вымою.

Лола прикурила сигарету и сунула ее мне в рот, затем прошла на кухню, и я услышал шум воды. Появилась она с кипой полотенец.

Мои мышцы застыли, и я не мог вынуть окурок изо рта, пока это не сделала Лола. Достав ножницы, она разрезала мою майку. Мне было страшно смотреть, но я себя не пересилил. По груди расходились полосы, приобретающие густой багровый оттенок. Лола слегка надавила на ребра, ища перелом, и даже это прикосновение заставило меня напрячься. Но зато мы оба убедились, что кости не торчат, все обошлось.

Вода казалась обжигающе горячей и в то же время мягкой. Я лежал, а Лола протирала мне лицо, плечи, грудь, руки, обрабатывала раны и ссадины..

Я уже почти спал, когда почувствовал, как пальцы расстегивают ремень. Мои глаза приоткрылись.

– Эй, что... – начал я, но получилась жалкая пародия на речь, и Лола не послушалась. Боль не давала шелохнуться, и мне оставалось лишь закрыть глаза и позволить раздеть себя. Ее пальцы нежными, ласковыми прикосновениями словно легчайшими перышками уносили боль, ручейками горячей мыльной воды смывали грязь.

Это было замечательно. Это было так хорошо, что я заснул, а когда проснулся, было четыре часа, и Лола уже ушла. На столе у изголовья стоял кувшин воды с почти растаявшими кубиками льда, пачка «Лакиз» и записка.

Потянувшись за ней, я обнаружил, что боль поутихла. Записка гласила:

«Майк, дорогой, оставайся здесь до моего прихода. Все твои вещи пошли в помойку, так что не пытайся от меня убежать. Я взяла ключи и захвачу из твоей квартиры одежду. Револьвер под диваном, но, пожалуйста, в комнате не стреляй, не то меня отсюда выставят. Веди себя хорошо. Люблю, Лола.»

Одежда! Черт, неужели она выбросила... там ведь кольцо! Я откинул простыню и вскочил, несмотря на возникшую боль. Впрочем, это оказалось лишним. Мой бумажник, мелочь и кольцо лежали совсем рядом, на столе за кувшином.

Но, по крайней мере, я смог без дополнительных усилий позвонить. К телефону подошел мистер Берин-Гротин.

– А, это вы, Майк, добрый вечер. Как дела?

– Хвалиться нечем. Только что из меня едва не выбили дух.

– Что? Что такое?

– Я попал в ловушку. Сам виноват... В следующий раз буду умнее.

– Что произошло?

Я услышал, как он тяжело сглотнул. Насилие было противно самой его натуре.

– Меня направили к некоему Мюррею Кандиду. Не найдя у него того, что искал, я последовал за ним к автостоянке и там влип. Один из этих подонков думает, что проявил снисходительность, позволив мне жить, но я начинаю сомневаться в его доброте.

Мистер Берин потерял самообладание.

– Боже мой! Майк... возможно, вам не стоит... я имею в виду...

Я рассмеялся, но в моем голосе звучало все, что угодно, кроме веселья.

– Они избили меня, но не запугали. Так, урок на будущее. В определенном смысле я даже рад, что это случилось.

– Рады?! Боюсь, мне непонятна ваша точка зрения, Майк. Так... чудовищно некультурно! Я просто отказываюсь.