Легионы идут за Дунай - Бакиев Амур. Страница 78
– Пройдусь, узнаю, в чем дело?
Он решительно распихал столпившихся и вылез прямо под нос сотнику:
– Пропустите! Дайте дорогу! По какому праву? Я доложу префекту! Я посыльный эдила Одесса. Объясните все!
Центурион задохнулся от бешенства. Оттеснив своих солдат, он стал перед Денци и раскрыл рот, собираясь обматерить наглеца последними словами, но... не успел. В руке дака молнией сверкнул нож и вонзился в неприкрытую шею. Отброшенное тело повалилось на караульных.
– Держи убийцу! – заорал Денци и целеустремленно метнулся вперед.
Легионеры, подхватив хрипящего начальника, растерялись. Замешкались.
– Лови его! – заревели они.
– Лови! – подхватили ошарашенные люди по ту и эту сторону ворот.
Метнуть копья в толпе представлялось совершенно невозможным. Солдаты, лупя древками направо и налево, кинулись следом за шпионом.
Подскочив к мулу, дак рванул узду к себе.
– Скорей! Ведь уйдет! – и, не дожидаясь реакции владельца, рывком сбросил толстяка наземь.
Когда вся в поту свирепая охрана выбежала из ворот, Денци галопом несся от стен Одесса, погоняя пятками заходящегося в скачке мула.
– Ушел, гнида! – сплюнул десятник. – Но как ушел, тварюга! Не сам ли это Меркурий в образе варвара? – в тоне римлянина к досаде примешивалось восхищение.
– Гай! Пропускай теперь всех подряд! Наша птичка улетела. А ты поди сюда! – римлянин поманил киликийца. И когда тот приблизился, с огромным удовольствием врезал доносчику в переносицу.
5
– Мастер, Валентин передал, что насыпь поднялась на пятнадцать футов. Завтра можно начинать заливку!
Аполлодор выслушал центуриона саперов, устало кивнул головой.
– Да, спасибо, Донат. Скажи Валентину, он постарался на совесть. И, пожалуйста, проследи за подвозом тесаного камня. Погонщики ленятся. Вчера привезли на семнадцать телег меньше.
Сапер вытянул руки по швам:
– Слушаюсь! Прикажете наказывать нерадивых?
– Да, за сбои в поставках и лень работникам, и рабам – по двадцать пять ударов плетью. С солдатами поступай как найдешь нужным.
Центурион, прощаясь, наклонил голову и исчез за грудами негашеной извести и глыбами гранита.
Архитектор присел на складной деревянный стульчик. Раб-ливиец проворно расставил на полотняном, складном же столике вечернюю еду. Поедая отварную дунайскую рыбу под острым соусом, грек рассматривал высившиеся прямо из реки «быки» будущего моста. Зрелище впечатляло. Девятнадцать двадцатиметровых каменных башен отвесно уходили в пенящуюся ревущую воду. За два месяца работы рабы и саперы-римляне сделали невозможное. Уложили на дно Данувия гигантский груз камня и щебня и, залив насыпи органическим бетоном на яичном белке, выстроили грандиозные фермы моста. Девятнадцать. Сегодня же Валентин – начальник отряда укладчиков – закончил насыпать последнюю базу под двадцатую опору. Теперь осталось соединить аркадой «быки» в одну конструкцию и уложить поверх пролетов кирпичи дороги.
Он постарался на совесть. Римляне – отличные строители. Работу проверял сам. Ни в одной из сотен тысяч кладок нет брака. Угловые камни-ключи для прочности скрепляли расплавленным свинцом. Выводные блоки под арки крепились длинными бронзовыми костылями. Мост выдержит любые ледоходы и напор течения. Иначе не может и быть. Ибо строил его Аполлодор из Дамаска.
Одновременно с мостом специально выделенные когорты VII Клавдиевого легиона возводили предмостные каменные укрепления на левом берету. Четыре квадратные кастеллы в пятнадцать шагов высоты, соединенные кирпичной стеной в шесть футов толщины. По замыслу Аполлодора дорога с моста должна была выходить из узких башенных ворот главной кастеллы. Башни снабжались метательными машинами. У подножия строились арсеналы и блоки-казармы для гарнизона. На правой стороне предмостного лимеса располагалась тридцатишаговая наблюдательная вышка.
Лаберий Максим, курировавший строительство, регулярно осматривал проделанную работу и отсылал отчеты в Рим самому императору. В ответных письмах Траян хвалил Аполлодора и наместника Мезии и... просил поторопиться. К третьей декаде июля прибыли еще шесть когорт из расквартированных в Дакии легионов. Дело ускорилось. Контуры моста приобретали законченные очертания. Приказ императора был выполнен. Прочная подвесная каменная дорога соединяла теперь задунайскую Дакию с Мезией.
В немом изумлении созерцали местные жители рукотворное чудо. Молва о мосте римлян раскатилась далеко по балканским провинциям. И всякий – от раба-поденщика до свободного поселянина-мезийца – понимал: мост возведен не к добру. Массивный, прочный, видный отовсюду на большом расстоянии, он тянулся на левый берег Дуная, словно жадная, загребущая рука Рима. День и ночь по каменным плитам переправы проходили войска и обозы. Повинуясь указаниям легатов и наместников, легионы перемещались, перегруппировывались, занимали определенные им места стоянок. По ночам загорался костер на сигнальной вышке. В ночи он светился, как всевидящее око Империи. Кровавое и безжалостное. Все новые и новые подразделения солдат в бронзовых и железных доспехах переправлялись на левый берег. Тоскливо выли сторожевые псы галльских и германских манипулов. Тишина была обманчивой. Война не ушла. Она затаилась на время.
С начала августа IV Флавиев легион в Сармизагетузе сменил V Македонский. IV Флавиев отводился в Тибуск. VII Клавдиев возвращался на свои квартиры в Транстиерне и Виминации. II когорта пополнила гарнизон предмостного лимеса. Меммий с первых дней пребывания в укрепрайоне стал негласным лидером солдат гарнизона. К мнению бывалого ветерана прислушивались даже свирепые, признающие лишь грубую силу легионеры I Лузитанской когорты. Центурион Септимий не мыслил нормальной службы без Меммия, Минуция Квадрата и Фортуната. Эти трое составляли идейный костяк когорты. Были хранителями традиций и ритуалов военного братства римской армии.
Только им, да еще десятку старослужащих трибун Публий Антоний Супер позволял в обход всех драконовских военных законов иметь и возить за собой жен. Смотрел сквозь пальцы на постоянно утаиваемую часть военной добычи и рабов. Ибо им был обязан стойкостью манипулов в бою, железной дисциплиной и собственными наградами.
В канабэ на правом берегу старослужащие под руководством Меммия собрали в складчину по нескольку десятков золотых аурей и выстроили домики семьям. Валентин – центурион саперной когорты V Македонского легиона, награжденный за строительство моста нагрудным отличием от самого императора Траяна, выделил по просьбе Меммия полную центурию. За кувшином дакийского вина Меммий разошелся, и они постановили крыть дома черепицей, а не камышом.
– Валентин! За деньгами не постою! Клянусь Марсом и Беллоной, даром я воевал три десятка лет? Нет. Моя старуха и мальчики будут жить не под вшивым тростником, а под лучшей красной черепицей!
Сапер, красный от вина и жары, стоявшей в бараке, стучал кулаком по столу и осаживал вояку:
– Садись! Я говорю, садись, Меммий! Ты мне веришь? Нет, ты скажи, ты мне веришь?
– Верю, – обмякал рубака. Минуций и Фортунат подливали в его чашу вина. Валентин с иммуном чокались и выцеживали кубки до дна.
– Я построил мост! Ты думаешь, я не смогу покрыть какой-то паршивой черепицей четыре стенки дома?! Сам Аполлодор вручил мне цепь и медаль от Марка Траяна!!! Мне – от Траяна! Вот смотри! – разъяренный строитель тыкал под нос гастату увесистую серебряную бляшку на фигурной цепи. – Да я знал нашего принцепса, еще когда он был просто проконсулом Верхней Германии! Да здравствует Цезарь Траян Август!!!
– Ave! – орали все сидящие. Молоденький гастат Аврелий Виктор, стоявший за дверями на случай появления префекта, при каждом взрыве криков озабоченно-испуганно оглядывался.
– Мост! Мост! Минуций! А за что мы получили шейные отличия и почетные вымпелы?! За штурм Тибуска! Ты слышишь, Валентин?! Ты когда-нибудь лазил в подкопы?! То-то!! А то мост!