Схватка - Спинрад Норман Ричард. Страница 2

Гарри Уинтергрин написал картину, за которую ему сразу же предложили 200 тысяч, но он бесплатно передал ее музею Современного искусства. Он вырастил вирус-мутант, уничтожающий бактерию сифилиса; вирус распространялся так же, как и болезнь, — при сексуальном контакте, и, кроме того, действовал как легкий сексуальный возбудитель. С его помощью всего за полтора года с сифилисом было покончено раз и навсегда.

Потом он купил островок в океане, у берегов Калифорнии, который являл собой торчащую из волн скалу. Он приказал высечь из этой скалы скульптуру, и с тех пор над водой высится каменный Гарри Уинтергрин высотой в сто пятьдесят метров.

В тридцать восемь лет наш герой решил, что он достаточно наследил на Тропе Времени, и это ему тоже надоело. Со свойственной ему энергией он принялся искать новые цели. Но в сорок лет ему доложили, что организм его поражен неизлечимой болезнью. У вас рак, сказали ему, он проник вглубь и разросся вширь, другими словами — дело безнадежное. Вам осталось жить на свете всего год.

Первый месяц последнего года жизни Уинтергрин потратил на поиски способа лечения. Он объездил всевозможные медицинские факультеты, больницы, клиники, лаборатории, он побывал у всех знаменитостей, у знахарей, у чудом излечившихся пациентов, у хилеров, у старушек-целительниц. Однако никто не сообщил ему, как лечить неизлечимый рак: надежного способа не было. Все складывалось так, как он и предвидел: придется браться за дело самому.

Следующий месяц ушел на подготовку. По заказу Уинтергрина в центре пустыни штата Аризона воздвигли виллу, окруженную высоченной стеной. Вилла была оборудована по последнему слову техники. Кухню напичкали автоматами, кладовую заполнили годовым запасом продуктов. В лаборатории, которая обошлась в пять миллионов, можно было вести биологические и биохимические исследования. Библиотека стоимостью в три миллиона содержала микрофильмы книг, из которых можно было узнать абсолютно все, написанное о раке. Аптека превзошла по своим запасам все фармацевтики мира: здесь было любое лекарство, существующее в природе. Здесь хранился большой запас химических веществ, в том числе радиоактивных. Короче, в аптеке, которая обошлась в 20 миллионов, было все.

В кабинете Уинтергрина стоял суперкомпьютер. К тому времени, когда вилла была оборудована, наличность нашего миллионера была почти на нуле.

Наконец Гарри Уинтергрин вошел в цитадель, где собирался достичь результата, не достижимого с точки зрения медицинских светил всего мира. У него оставалось на это десять месяцев.

Первые два месяца он пожирал книги, оставляя на сон всего три часа и поддерживая бодрость бензидрином. В книгах он не нашел ничего, кроме сухой информации. Пропустив ее через себя, Уинтергрин переселился в аптеку.

В следующем месяце он испробовал на себе ауромицин, бацитрацин, фторид с оловом, гексидрезорцинол, кортизон, пенициллин, гексахлорофен, экстракт акульей печени и еще 7312 изобретений мировой фармакологии. Ничего не помогало; он начал чувствовать боли, которые немедленно заглушил морфием.

Уинтергрин испробовал химию, радиоактивные и психотропные вещества, христианство, йогу, молитву, клизму, патентованные средства, отвары из трав, питание одним йогуртом и даже колдовство. Все это поглотило еще один месяц, а больной все худел. Ничто не помогало, а времени осталось всего полгода.

Уинтергрин был на грани отчаяния. Но вместо того чтобы признать поражение, он погрузился в созерцание своего внутреннего мира. Усевшись в кресло, он просидел сорок восемь часов, созерцая собственный пуп. Результат этой медитации был двоякий: во-первых, у него сильно заболели глаза, а во-вторых, в мозгу его всплыло понятие «спонтанная ремиссия».

В предыдущие два месяца исследований Уинтергрин столкнулся с несколькими случаями неизлечимого рака, который неожиданно исчезал, и пациент, казалось бы, безнадежный, выздоравливал. Никто не мог этого объяснить. Не в силах проанализировать это явление, ученые назвали его «спонтанной ремиссией», где «ремиссия» означала исцеление, а «спонтанная» — неизвестность причины.

Что не значило, однако, что причины не было.

Уинтергрина это заинтересовало. Можно даже сказать, что он загорелся. Он знал о нескольких безнадежных больных, которых вылечили, значит, неизлечимый рак излечим. Следовательно, проблему можно изъять из разряда неразрешимых и перевести в разряд маловероятных.

Разгадывать же маловероятные вещи было любимым занятием нашего героя.

Теперь, когда ему осталось жить всего полгода, Уинтергрин радостно принялся за дело. Из библиотеки, в которой содержалось описание любых видов рака, он выкопал все случаи спонтанной ремиссии, потом заложил все известное о ней в компьютер: истории болезни, виды лечения, возраст больных, пол, религию, расу, политические взгляды, цвет кожи, национальность, темперамент, семейное положение, рейтинг по Дану и Бредстриту, перенесенные неврозы и психозы и даже любимые сорта пива. Таким образом он запустил в компьютер исчерпывающие данные о пациентах, когда-либо спасенных от рака.

Кроме того, Уинтергрин зарядил компьютер целыми сериями взаимозависимостей между десятью тысячами отдельных, четких признаков, присущих пациентам, и спонтанной ремиссией. Если даже единственный признак, — ну, скажем, возраст, кредитоспособность, любимое блюдо, — можно было бы связать со спонтанной ремиссией, тогда это хоть что-то да значило бы.

В свое время Уинтергрин заплатил за этот компьютер 100 миллионов, это был самый лучший компьютер в мире. И он себя оправдал: за 2 минуты и 7,894 секунды он проделал всю работу и выдал ответ:

— Связей не существует.

Это значило, что спонтанная ремиссия не зависит ни от одного внешнего признака.

Менее волевой человек был бы раздавлен. Более гибкий человек зашел бы в тупик. Гарри Уинтергрина ответ компьютера не только не обескуражил — он его вдохновил.

Решительным жестом он исключил из понятия «спонтанная ремиссия» весь окружающий мир, в том числе и всю Вселенную. Таким образом из факторов, имеющих к ней отношение, остались только его собственное тело и психика, как бы парадоксально это ни звучало.