Меч над Москвой - Стаднюк Иван Фотиевич. Страница 12

Советский посол в Лондоне Иван Майский, получив из Москвы это очередное послание Сталина Черчиллю, позвонил министру иностранных дел Великобритании Антони Идену, и они тут же поехали в резиденцию премьера. Вручая Черчиллю документ особой важности, советский посол с присущим ему красноречием обрисовал в полуторачасовой беседе степень опасности, нависшей над СССР.

Черчилль с сочувствием слушал Майского. Когда же посол риторично поставил перед Черчиллем вопрос: «Если Советская Россия будет побеждена, каким образом вы сможете выиграть войну против немцев?» – тот, ощутив всю глубину смысла, содержавшегося в словах Майского, вдруг вспылил и, как сообщалось Майским в шифрограмме из Лондона, раздраженно сказал: «Вспомните, что еще четыре месяца назад мы, на нашем острове, не знали, не выступите ли вы против нас на стороне немцев. Право же, мы считали это вполне возможным…» А затем стал излагать военные соображения, по которым Англия не может немедленно высадить свои войска на побережье Франции или Нидерландов.

6 сентября Молотов пришел в кабинет Сталина с шифрограммой Майского и адресованным Сталину ответным посланием Черчилля, в котором английский премьер в обтекаемых формулировках высказывал предположение, что британские армии будут, возможно, готовы вторгнуться на Европейский континент в 1942 году, однако все будет зависеть от событий, которые трудно предвидеть.

Сталин тогда неторопливо и внимательно вчитывался в письмо премьер-министра Великобритании, затем придвинул к себе бланк с шифрограммой Майского, прочитал ее с неменьшим интересом и поднял грустный и будто укоряющий взгляд на Молотова:

«Мы должны быть готовы к тому, что они и впредь будут расставлять нам подобные дипломатические ловушки».

«Несомненно, – согласился Молотов. – Мы в наркомате копим убедительные контраргументы».

«Не надо только мудрствовать и растекаться мыслью по древу. – В словах Сталина прозвучала строгость и сосредоточенность. – Кошка всегда знает, чье сало съела. Надо при каждом случае напоминать им об участии Англии в мюнхенском сговоре, о том, как правительства Чемберлена и Даладье предали Чехословакию и Польшу, да и нас предали, сорвав московские переговоры в тридцать девятом».

«Они все сейчас ставят с ног на голову, – уточнил Молотов. – Доказывают, что не Англия и Франция сорвали переговоры, а мы, подписав с Германией пакт о ненападении, хотя, как ты знаешь, мы решились на это после того, как убедились в бесплодности заседаний с их миссиями».

«Они могли заключить с нами договор о взаимопомощи и после отъезда Риббентропа из Москвы, ибо мы подписали с Германией не договор о союзе, а пакт о ненападении. ан нет! Надеялись уладить свои отношения с Германией, надеялись на всеобщий «крестовый поход» против нас».

Молотов понимал, что, переписываясь с Черчиллем, Сталин нисколько не заблуждался в истинных чувствах лидера английских консерваторов, как и главенствующей верхушки монополистов США. Заправил Англии и Америки, разумеется, очень обеспокоили алчные планы Гитлера, в которые входило завоевание мирового господства. Они жаждали руками Советского Союза, кровью его Красной Армии ослабить фашистскую Германию, разгромить ее вооруженные силы и вынудить германское правительство к послушанию им – Англии и США. Более того, советская разведка доносила о сохранившихся, глубоко законспирированных связях американских и немецких промышленников. Это особенно проявлялось в сотрудничестве американской корпорации «Стандард ойл» и германского синдиката Фарбениндустри. При помощи аргентинских фирм они тайно продолжали деловые контакты.

Все это наводило советских руководителей на мысль о том, что Черчилль и Рузвельт тоже занимают сейчас выжидательную, позицию. Если увидят, что Советский Союз вот-вот рухнет, то не исключено, что они поспешат открыть «второй фронт», атаковать военные силы вермахта где только возможно и вынудить Гитлера пойти с ними на переговоры. Тогда Советский Союз явится разменной монетой на этих переговорах. А если Красная Армия выстоит?.. Тогда союзникам ничего другого не останется, как начать организацию военной помощи Советскому Союзу, иначе народы Англии и Америки не поймут позиций своих правительств, а демократические, прогрессивные силы всех континентов воочию увидят неискренность политики Черчилля и Рузвельта.

Сталин не раз задавал себе, Молотову, Шапошникову вопрос: «А как бы повели себя Америка и Англия, если б соединениям Красной Армии удалось не допустить вторжения немецко-фашистских войск на советскую территорию?.. Более того, если б Красная Армия, отбив нападение врага, сама перешла в контрнаступление?..» Это вопрос вопросов… Конечно же, толстосумам мира империализма страшнее коммунизм, чем взращенный ими же фашизм, на время вышедший из повиновения своих родителей…

Итак, теперь надо быть готовым к совещанию в Москве по экономическим вопросам. 18 сентября он, Молотов Вячеслав Михайлович, решением Политбюро ЦК назначен главой советской стороны на этом совещании.

Делегации США и Англии тоже назначены. Первую из них возглавляет Аверелл Гарриман, специальный представитель Рузвельта, занимавшийся американскими поставками по ленд-лизу Великобритании, вторую – лорд Уильям Бивербрук, один из руководящих деятелей английской консервативной партии и министр снабжения британского правительства. Несколько дней назад британская и американская делегации, как сообщало из Лондона советское посольство, были приглашены в Букингемский дворец, где король Георг VI и королева Елизавета оказали им сердечный прием и дали добрые напутствия.

Главы делегаций вначале колебались, лететь ли им в Москву самолетами или отплыть в Архангельск на борту крейсера. Оба варианта были небезопасными. Сегодня стало известно, что Гарриман и Бивербрук сели на крейсер; следовательно, Молотову надо лететь в Архангельск встречать их, а это значит, что еще до начала официальных переговоров ему придется принять на себя шквал вопросов Гарримана и Бивербрука и будто подержать в ладонях кипящий людскими страстями и дымящийся от военных столкновений народов земной шар, опираясь в оценках и выводах на те шаги правительства США и Англии, которые наиболее точно определяют их политику нынешнего дня и подсказывают, по каким направлениям она может развиваться.

Стояла третья декада сентября сорок первого. Погода была прохладной, пасмурной. Сегодня утром из окна своего кабинета Молотов видел на крышах кремлевских зданий белесый налет заморозков. А как в Архангельске? Впрочем, это не имеет значения.

Над Москвой опускалась ночь. Скоро вокруг города может начаться пальба зенитных орудий. Тогда в небе оживет сверкающая взрывами огневая завеса против немецких бомбардировщиков, ударят по прорвавшимся сквозь завесу самолетам зенитки и счетверенные пулеметы с огневых позиций на скверах, площадях, на крышах высоких зданий. Все это уже стало привычным, почти не отвлекавшим от текущих дел.

Молотов окинул невидящим взглядом свой кабинет с потушенной люстрой и плотно зашторенными окнами. Горела только настольная лампа с зеленым абажуром, освещая зеленое сукно стола и разложенные на нем бумаги и папки. Снял пенсне и, достав из бокового ящика стола квадратик замшевой кожи, тщательно протер им стекла. Затем вновь окунулся в чтение бумаг, стремясь замкнуть главное в логический круг понимания и угадать в нем истинную подспудную сущность происходящего.