Москва, 41 - Стаднюк Иван Фотиевич. Страница 61

– Уже интересно… Говори! – повелительно сказал Лукин.

Полковник Шалин стал рассказывать о переданной из политуправления фронта радиограмме с текстом полемики между Гитлером и Черчиллем по поводу того, в чьих руках находится сейчас Смоленск.

– Немцы кричат на весь мир, – доносился голос Шалина, видимо державшего перед собой бланк с радиограммой, – что в Смоленске не осталось ни одного русского солдата. А Черчилль с трибуны палаты общин сказал, что это брехня. Тогда Гитлер и заявил по радио на всю Европу… Вот послушайте: «Я, Адольф Гитлер, оспариваю утверждение сэра Уинстона Черчилля и просил бы английского премьера запросить командующего 16-й советской армией русского генерала Лукина, в чьих руках находится Смоленск…» – Шалин умолк, пытаясь угадать реакцию Лукина на прочитанное. Но Лукин какое-то время молчал, и Шалин продолжил уже от себя: – Так что, Михаил Федорович, выбились вы в знаменитости мирового масштаба…

– А что?! – невесело, но будто с вызовом вдруг воскликнул генерал Лукин и, видя, что дивизионный комиссар Лобачев смотрит на него с вопрошающим напряжением, кратко передал ему суть разговора с Шалиным. Затем, коротко хохотнув, приказал в телефонную трубку: – Пошлите от моего имени в политуправление фронта радиограмму… Пусть обязательно доведут до сведения Гитлера и Черчилля, что я нахожусь в северной части Смоленска вместе со своими войсками и через Днепр даю фашистам прикурить…

– Будет исполнено, – с какой-то пасмурностью сказал на другом конце провода полковник Шалин, а затем многозначительно добавил: – Михаил Федорович, другие дела поважнее. Ждем вас немедленно и с нетерпением.

– Сейчас едем… Только перекинусь словом с Городнянским: ему будет небезынтересно узнать, что и на него в эти дни вся Европа взирает.

Командно-наблюдательный пункт 129-й стрелковой дивизии генерала Городнянского на позывные телефонистов откликнулся тотчас же. Ввиду небольшого расстояния, которое разделяло территорию кладбища и полуразрушенный каменный дом в глубине кособоко поднявшейся над Днепром северной части Смоленска, голос Городнянского зазвучал в телефонной трубке громко и четко.

– Авксентий Михайлович, не слышал новость? – спросил у него Лукин.

– Судя по тому, что вам, Михаил Федорович, весело, новость непечальная? – вопросом ответил Городнянский.

– Угадал! – Лукин засмеялся, может, впервые за эти дни. – Где находится сейчас твой командно-наблюдательный пункт?

– Да здесь же, где вы недавно были, в том же каменном мешке.

– Но в черте Смоленска?

– Разумеется!.. А правофланговый полк моей дивизии даже пытается взять на том берегу здание областной больницы.

– Ну вот видишь! – В голосе Лукина продолжали звучать веселые взблески. – А Гитлер доказывает Черчиллю, что в Смоленске не осталось ни одного русского солдата. Предлагает за свидетельством обратиться к нам с тобой.

– Серьезно? – не без озадаченности переспросил Городнянский. – Так я сейчас очередным артналетом дам Гитлеру знать, где нахожусь. Позволяете?

– Давай, только щади историю Смоленска: собор, церквушки, памятники. И не трать снарядов на мелкие цели. Гитлер – брехло и так знает, что оседлал только южную часть города.

– Насчет того, что надо щадить историю, это ты молодец, дорогой Михаил Федорович, – сказал дивизионный комиссар Лобачев, посмотрев с одобрительной грустью на Лукина. – Жернова войны так перемалывают древность с сегодняшним днем, что для людей будущего вместо истории остается труха…

– Разгромим фашизм, заключим со всем миром договора о дружбе, и крышка всяким войнам! – Лукин отдал связисту телефонную трубку и молодецки хлопнул ладонью себя по коленке. Затем встал с кирпичной глыбы и кому-то погрозил пальцем: – Все извлекут уроки! Дураков не останется.

– Хорошо бы, – согласился Лобачев, тоже вставая. – А вместо армии пусть бы каждое государство держало небольшие внутренние войска – для устрашения воров и хулиганов.

– И роту почетного караула! – с легким смешком добавил Лукин. – Чтоб иностранных гостей встречать.

– Тогда еще и военный оркестр нужен! – Лобачев извинительно развел руки. – А роте, оркестру да и внутренним войскам нужны будут духовные наставники. Так что я, возможно, опять буду при деле. А ты, Михаил Федорович, наверняка останешься безработным.

– Каждый день на рыбалку стану ездить! – ухватился за привлекательную мысль Лукин и даже надул от удовольствия щеки, как это делают маленькие дети.

И вдруг они расхохотались – закатисто, безудержно, с какой-то надрывной свирепостью. Это не был «хохот чистого веселья», ибо сверкнувшие на глазах Лобачева стекляшки слез выдали волнение их обоих, понимавших отчаянность своего положения, но не утративших в этом кровавом угаре того подлинного чувства долга, делающего человека человечным. Оно, это человечное, определялось их совестью и другими духовными началами, умноженными на разум каждого из них и на энергию, направленную на пользу Отечества…

Только опытный глаз мог определить, что в штабе армии что-то произошло важное. Когда Лукин и Лобачев приехали из Смоленска в лес под Жуково, они сразу же заметили особую подтянутость и напряженную готовность к чему-то часовых, стоявших у землянок отделов и отделений штаба, деловитость командиров, изредка стремительно проходивших по тропинкам, проторенным в разных направлениях, особенно от узла связи.

В автобусе полковника Шалина застали почти полный сбор начальников служб. Все сидели вокруг узкого раскладного стола за топографическими картами и за журналами для различных записей. Только сам Шалин не сидел, а стоял в конце салона у карты, приколотой на заклиненных и иссеченных осколками задних дверях. На карте были четко нарисованы шесть удлиненных красных стрел, нацеленных на Смоленск, а точнее, на красный овал, обозначавший место окружения вражескими войсками его, Лукина, 16-й и Курочкина – 20-й армий и отсекавший по Днепру северную часть города.

Михаил Федорович понял, что красные стрелы обозначали намеченные удары наших войск для деблокации окруженных в районе Смоленска частей и для разгрома группировки противника. Но эти стрелы нисколько его не поразили, ибо он и ранее предполагал, что вот-вот маршалу Тимошенко прикажут предпринять нечто подобное. Сейчас же генерала Лукина холодком ударили по сердцу синие жирные «пиявки», охватившие наши 16-ю и 20-ю армии. Офицеры оперативного отдела штаба старательно начертили расположение немецкой группы армий «Центр», и видеть это было жутковато. Три армейских и три моторизованных корпуса врага, три танковые дивизии и танковая бригада только на фронте от Духовщины до Рославля… Огромная силища таранила нашу оборону здесь, лишь на главном направлении Западного фронта. А основные силы 3-й танковой группы врага, нанеся удар из района Витебска – в обход Смоленска с севера, – уже пробились к Ярцеву и южнее Смоленска соединились с частями 2-й танковой группы в районах Кричева и Рославля. Смоленская группировка войск оказалась как орех в щипцах, но не хватало у немцев сил раздавить его… Долго ли так будет продолжаться? Вот бы нашлась возможность надеть на «орех» железный обруч или внутри него поставить стальные распорки из свежих резервов… Но пробиться сюда, в кольцо окружения, резервам не так просто, да и целесообразно ли? Маршалу Тимошенко с командного пункта фронта виднее… Плюс наличие информации и разработок Генерального штаба…