Война - Стаднюк Иван Фотиевич. Страница 45

– Младший политрук Иванюта!.. Ответственный секретарь газеты «За боевой опыт»!

Дежурный, хотя его загорелое и обветренное лицо выглядело мрачноватым, оказался словоохотливым парнем. Он выпрямился перед Мишей, окинул его изучающе-ироническим взглядом и, не пряча улыбочки, переспросил:

– Ответственный секретарь?.. А разве бывают безответственные или малоответственные? Или недостаточно ответственные?..

Миша смутился, ибо действительно слово «ответственный» не было записано в его удостоверении, но он, представляясь кому-либо, всегда прибавлял к своей должности это слышанное в гражданке звучное определение.

Однако смутить Мишу Иванюту – еще не значит вышибить из колеи. Помедлив, собираясь с мыслями и пережидая, пока чуть остынут вспыхнувшие щеки, он пошевелил плечами, шире расправляя грудь, и с деликатно-извинительной официальностью ответил:

– Товарищ старший лейтенант, как дежурный по части, вы вправе проверить у меня документы… А вопросы… Вопросы буду задавать вам я. – Миша сделал чуть заметное ударение на «я». – Как представитель вышестоящего штаба.

Наступила очередь смутиться дежурному. Он не стал проверять у младшего политрука документы, зная, что это уже сделано при входе того на территорию части, а затем при входе в помещение штаба, но, чтобы сгладить неловкость, деланно засмеялся:

– Журналисты, они и есть журналисты! В карман за словом не полезут. – И, посерьезнев, с готовностью представился: – Старший лейтенант Колодяжный!.. Слушаю вас, товарищ политрук.

Миша, вполне удовлетворенный исходом пикировки, деловито рассказал, что прибыл за материалом для газеты о воскресном отдыхе красноармейцев, а в понедельник собирался побывать на тактических занятиях, чтобы затем помочь кому-нибудь из лучших сержантов написать статью о действиях стрелкового отделения в наступательном бою.

– Ничего из этого не получится. – Колодяжный со снисходительной улыбкой развел руками. – Почти весь полк отсутствует. Два батальона со связистами и саперами отбыли на артиллерийский полигон для участия в опытном армейском учении, а остальные – на строительстве укрепленного района.

Такой неожиданный поворот обстоятельств никак не устраивал младшего политрука Иванюту. Ведь срывалось не только первое задание редактора, но и мог рухнуть его, Мишин, первый в жизни отпуск!..

– Завтра же воскресенье! – Миша с неосознанной надеждой смотрел на дежурного по части. – Какие могут быть учения?

– Значит, могут, если назначили, – ответил старший лейтенант Колодяжный и торопливо схватил трубку зазвонившего телефона.

Присев к столу, дежурный деловито записывал в журнал чьи-то приказы, четко отвечал на какие-то вопросы, а Миша, придавленый безвыходностью своего положения, углубился в тоскливые мысли о родных Буркунах… Целых три года не был там!.. Три года не ходил по знакомым до слез улицам села, не слышал вечерних песен девчат и хлопцев, три года не видел Марийку… Но, может, лучше никогда бы и не увидеть ее… Не дождалась Марийка Мишу – вышла замуж за Федоса Овчара. Но в это не хотелось верить… Нет, разумом понимал, а сердце не верило, не могло смириться…

А между тем Миша Иванюта пребывал в состоянии того хмельного безрассудства, которое присуще многим юношам его возраста, уже успевшим достичь в жизни, по их разумению, чего-то весьма существенного и блистательного, дающего возможность устремляться сердцем за самыми дерзновенными своими мечтаниями, не задумываясь над тем, что каждый новый день все более широко раздвигает границы этих мечтаний и окрашивает их в цвета все более яркие, подчас фантастические. Только три недели назад Миша окончил военно-политическое училище и стал вполне самостоятельным человеком. Он, как истинный уроженец села, знающий цену добротной одежде, да еще увенчанный знаками власти и почета, с трепетным благоговением впервые надел новенькую командирскую форму. В малиновых петлицах его зеленой габардиновой гимнастерки засверкали красной эмалью по два кубика, а на рукавах, в золотом бисерном окаймлении, заалели крупные звезды. Гимнастерку туго перехватывал в тонкой талии скрипучий, коричнево лоснящийся широкий ремень с золотисто-медной пряжкой, а от ремня на плечи взметнулись великолепные своей изящностью портупеи, которые перекрещивались на спине и опять сбегали к ремню, придерживая на боках: справа – пристегнутую к кольцам кобуру с наганом, слева – полевую сумку. А галифе на Мише!.. Чистая или почти чистая шерсть темно-синего цвета!.. О сапогах уже и говорить не приходится… Хромовые!.. Всегда вспыхивающие синеватым огнем, когда прогуляется по ним бархотка, которую Миша носил при себе.

Итак, Михаил Иванюта после окончания училища получил звание младшего политрука и в свои неполные двадцать два года неожиданно для себя был назначен секретарем газеты в мотострелковую дивизию, которая располагалась в приграничных районах севернее Белостока. Впрочем, на газетную работу Миша попал не совсем случайно: в училище он был редактором еженедельной радиогазеты и членом редколлегии курсантской многотиражки. Это и сыграло роль в определении его будущего, в то время как почти всех остальных выпускников училища послали политруками рот и батарей.

Должность секретаря дивизионной газеты казалась Мише необыкновенно высокой и почетной хотя бы потому, что в дивизии она единственная (не то что должность политрука, кои – в каждой роте, в каждой батарее!). И это немаловажное обстоятельство позволяло начинающему журналисту размышлять о себе с таким восторженным самодовольством, которое даже невозможно было скрыть от окружающих. Ему казалось, что теперь нет для него ничего недоступного. Вот попросил, например, у редактора отпуск – пожалуйста, езжай…

Через неделю, одну только неделю, Миша мог бы увидеть Марийку… При этой мысли сердце его замирало, а перед глазами словно накатывался туман.

Миша даже не заметил, что дежурный по полку закончил телефонный разговор и, склонив набок голову, продолжал что-то записывать. Не отрываясь от журнала, старший лейтенант Колодяжный, будто между прочим, сказал: