Похищение кислого лимона - Старк Ричард Уэстлейк. Страница 9

— Я подожду.

— Боюсь, я не слишком гостеприимный хозяин, — улыбнулся Брок. — Может, все-таки выпьешь кофе, пока будем ждать?

— Сначала позвони.

— Естественно.

Брок встал, сделал шутливый полупоклон, как бы извиняясь за необходимость уйти, и покинул комнату.

Паркер остался сидеть в кресле. Его взгляд перескакивал с детали на деталь, блуждал по стенам. Непривычная обстановка мешала ему сосредоточиться.

Он смутно слышал голос Брока, по всей вероятности говорившего по телефону. Затем бормотание прекратилось, и через некоторое время появился Брок с серебряным подносом, на котором стоял серебряный кофейный сервиз и тарелочка с шоколадным печеньем.

— Печенье домашнее, — сообщил Брок, опуская поднос. — Надеюсь, оно тебе понравится. Какой кофе ты предпочитаешь?

— Черный.

Брок разлил кофе по крошечным витиевато разукрашенным чашечкам с изящно изогнутыми ручками. Положив на блюдце печеньице и маленькую ложечку, подал чашку Паркеру.

Все как у Мадж. Сидеть и ждать телефонного звонка, как в лучших традициях светского времяпрепровождения. Паркер попробовал печенье, оно оказалось вкусным.

Брок примостился на краешке софы и добавил себе в кофе сахар и молоко.

— Знаешь, Арти звонил мне сюда. Когда ты ушел.

— Да?

— Он сказал, что ты ущипнул его за нос. — Брок весело улыбался. — Какая странная шутка!

Паркер пожал плечами и отпил глоток. Кофе тоже был не плох.

Поддерживая разговор, Брок поболтал еще немного об Арти, о своем магазинчике, о погоде, а Паркер отзывался, как и в беседе с Мадж, кивками и междометиями. Сочетание неспешной болтовни, горячего кофе и рассеивающей внимание комнаты действовало усыпляюще. Этому способствовал и шум дождя за окном. Паркер откинулся в кресле и позволил своему телу расслабиться на время ожидания.

Чуть позже Брок сказал:

— Извини, я сейчас вернусь.

Паркер кивнул, и он вышел.

Дождь не переставал монотонно барабанить по закрытым ставням. Кофе приятно грел желудок. Глаза Паркера слипались.

Когда он понял, что его чем-то накачали, что-либо предпринимать было уже поздно. От слабости он не мог даже стоять. Обволакивающая дурнота поднималась кругами от желудка, замутняя зрение и расслабляя мозги. Паркер с трудом повернул голову и посмотрел сквозь шероховатую гипсовую арку в соседнюю комнату. Никого. Столовая за сводчатым проходом, напоминавшая своей тяжелой мебелью монастырскую трапезную, пустовала.

Неподъемные револьверы тянули вниз, узкие карманы не пускали их наружу, после некоторых усилий он смог вытащить свои пушки. Шагнув вперед, упал на колени, но ковер смягчил и приглушил падение. Он сумел дотянуться до софы, его руки еле удерживали револьверы. Паркер запихнул их как можно глубже под лежащие на софе подушки.

Сгустившаяся тьма окутывала комнату какими-то вихрящимися туманами. На руках и коленях он потащил свое ставшее непослушным отяжелевшее тело прочь от софы, обратно к оранжевому креслу. Но цели не достиг — рухнул ничком, и за много миль впереди него какой-то скалистый утес, бывший некогда его лицом, налетел на деревянный подлокотник, и Паркер упал в бездну, и мрак окутал его черной шерстяной пеленай за много часов до того, как он достиг пола.

Глава 4

Он плыл. Парил в синем пространстве. Синева, а затем — темнота. Дно океана. Космос, межзвездное пространство. Крошечные мерцающие огоньки за миллионы миль отсюда. Его тело утопало в темно-синей сахарной вате. Мягкие пелены. Бесконечное круженье.

Очень медленное.

— Ты меня слышишь? Раздражение. Ткань разорвана. Но он все еще парит.

— Ты меня слышишь?

— Да. — Ответить. Так легче.

— Что тебе надо от Джорджа Ула?

— Деньги.

— Какие деньги?

— Мои деньги. Наши деньги.

— У Джорджа Ула есть деньги, принадлежащие тебе?

— Да.

— Как у него оказались твои деньги?

— Двойная игра.

— В ограблении?

— Да.

— Расскажи мне об ограблении. — Сложный вопрос. Раздражение. Болезненное раздражение. — Расскажи мне об ограблении.

Проще ответить.

— Банк. Нас четверо. Бенни Вайс. Фил Эндрюс. Джордж Ул. Тридцать три штуки баксов. Ул пристрелил Вайса. Пристрелил Эндрюса. Спалил дом.

— Как ты оттуда выбрался?

— Через окно.

— Он знает, что ты еще жив?

— Да.

— Тридцать три тысячи — это твоя доля или весь куш?

— Весь.

— Ты знаешь, где сейчас Джордж Ул?

— Нет.

— Ты знаешь; как его найти?

— Матт Розенштейн. Спросить Матта Розенштейна.

— А другие способы?

— Нет.

— Больше никаких связей с Улом?

— Бенни Вайс.

— Разве он не мертв?

— Да.

— Так что Розенштейн — твоя единственная ниточка.

— М-м...

— Розенштейн — твоя единственная ниточка?

— Да.

— У тебя есть другие дела к Розенштейну?

— Нет.

— Ты угрожаешь Розенштейну?

— Нет.

— Ты сможешь найти Ула, если Розен-штейн тебе не поможет? — Трудный вопрос. Раздражение. Боль. — Ты сможешь найти Ула без помощи Розенштейна?

— Нет. Может быть. Нет. Может, как-нибудь.

— Как?

— Не знаю.

— Что ты будешь делать, если не найдешь Ула?

— Что-нибудь еще.

— Хорошо. До свидания, мистер Паркер.

Парение. Синева и темнота. Глубже. Глубже в синеву и темноту. Погружение вниз. Выход. Пустота.

Глава 5

Голова раскалывалась на части. Резкая, отчаянно жестокая головная боль вернула его в сознание. Он застонал, шевельнулся и ощутил под собой очень жесткую, неровную поверхность. Заставив себя приоткрыть глаза, увидел в дюйме от лица шероховатый бетон. Еще раз шевельнувшись, ощутил бетон всем телом и понял, что лежит на нем плашмя, лицом вниз.

Стояла ночь; тьму слегка рассеивал свет далеких электрических фонарей.

Голову сверлило так, будто кто-то разрезал его мозг на две половинки, проложил между ними кусок наждачной бумаги и принялся тереть их друг о друга. Ему казалось, будто его череп треснул от переносицы до затылка. Боль была настолько острой, что удерживала его в сознании, но в то же время грозила его и отключить в любой момент.

Лежать так дальше становилось невыносимым. Он с трудом подтянул под себя руки и, корчась от удвоившейся головной боли, смог в конце концов принять сидячее положение.

Вокруг возвышались темные кирпичные стены. Чуть дальше направо виднелось открытое пространство, за которым уличные фонари освещали кусок тротуара и несколько припаркованных автомобилей.

Его раздражал какой-то отвратительный, приторно-сладкий сивушный запах. Превозмогая боль, он попробовал отвернуться от этой вони, но тут же понял, что она исходит от его собственной одежды. Все, что было на нем надето, казалось влажным и липким.

«Подлый Пит». Дешевый портвейн, бормотуха. Его окатили вином, как на крещении; от него разило пойлом по доллару за галлон.

В голове царила неразбериха. Он помнил все, но при попытке подумать и собрать все воедино шлифовальщик в его голове утраивал усилия. Его накачали какой-то дрянью, теперь на него обрушились последствия отравления.

Если бы шел дождь. Вода бы смягчила головную боль и смыла вонь с одежды. Но дождь прекратился так давно, что дорога уже успела высохнуть.

Сколько времени? Паркер осторожно потянулся к часам, но на руке их больше не было; ощупал карманы — они также оказались пусты. Его обчистили полностью. Спасибо, что оставили башмаки.

Цепляясь за стену, с трудом поднялся. От этих усилий его сознание снова помутилось, но тошнота и головокружение постепенно отступили, и он удержался на ногах. Опираясь одной рукой о стену и шатаясь, тяжело побрел в сторону улицы.

Слева возвышалось здание театра, с потушенными огнями, с вывеской на французском языке. Справа за фонарем виднелся перекресток и светофор. Пока он стоял, свет сменился на красный.

По-прежнему хватаясь за стены, он двинулся вниз по широкой и пустой улице к перекрестку. Прочитав табличку, определил, что находится на Шестой авеню — авеню Америки, гласила табличка, — и значит, довольно далеко от центра. Даже дальше, чем квартира и магазинчик Брока.