Мессия - Старлинг Борис. Страница 24

Мать Реда занимается глажкой перед телевизором на кухне. При виде сына она с негромким восклицанием выходит из-за гладильной доски, чтобы обнять его.

– Маргарет, – предупреждает ее муж, – у Реда плохие новости.

Она останавливается в нескольких футах от них, переводя неуверенный взгляд с одного на другого.

– Что? Что случилось?

Ред выдвигает стул из-за кухонного стола.

– Присядь, мама. Ты тоже, отец.

Они послушно садятся, как собаки, ожидающие еды.

Ред не знает, что сказать, поэтому начинает с самого начала. Он стоит совершенно неподвижно, с застывшим взглядом, шевелятся только его губы. Руки он засунул в карманы брюк и даже не переминается с ноги на ногу.

Реду требуется двадцать минут, чтобы пересказать эту историю во всех подробностях. Единственное, о чем он умалчивает и о чем не расскажет никому, никогда, – это о данном им Эрику обещании. Все остальное излагается в деталях: признание Эрика, "Мессия", его явка в полицию, арест, обвинение. Может, было бы лучше что-то скрыть, но Ред не знает, что именно, и поэтому не утаивает ничего.

На протяжении всего своего монолога Ред смотрит на родителей. Он видит, как рука матери поднимается к сердцу и остается там, как будто ее прикосновение – единственное, что поддерживает его биение. Видит, как отец медленно качает головой из стороны в сторону, еле слышно бормоча: "Боже мой, Боже мой". Слезы катятся из-под век матери и сбегают по лицу, пока она не слизывает их с губ. Порядочные люди, обычные люди, ничем не заслужившие того, чтобы их жизнь так безжалостно и внезапно оказалась разбитой вдребезги.

Ред заканчивает, и наступает тишина. Гробовая тишина, затянувшаяся на эпохи, отмеряемые секундной стрелкой настенных часов.

– В чем мы ошиблись? – спрашивает мать скорее себя, чем кого-то еще.

– Мама...

– Это уже не важно, – говорит отец, пытаясь придать голосу уверенность. – Вопрос не в том, в чем мы ошиблись, а в том, что мы можем сделать теперь.

– Мы ничего не можем, отец.

– Ничего? Должно быть что-то. Мы ведь, наверное, можем увидеть Эрика?

– Я не знаю. Надо будет выяснить в полиции.

– Но он наш сын, – всхлипывает Маргарет. – Мы должны его увидеть. Это наше право встретиться с ним. Разве нет?

– Мама...

Ред кладет ладонь на ее руку.

Царапанье ножки стула о линолеум – отец встает.

– Нужно позвонить в банк. Сказать им, что я не могу приехать.

– Роберт! О чем ты думаешь? Какой, к чертям, банк? Твоего сына только что...

Ред сжимает руку матери.

– Пусть звонит, мама. Отец прав. Он должен сперва разобраться с этими делами.

"Пока еще не в полной мере осознал, что на него свалилось, и способен с чем-то там разбираться", – думает Ред, но вслух, разумеется, этого не говорит.

Они смотрят, как Роберт, держась неестественно прямо, выходит из кухни. Потом, когда он берет трубку, из-за угла слышится его голос.

– Майкл? Это Роберт Меткаф... Хорошо, спасибо. А ты? Прекрасно, прекрасно... Послушай, тут кое-что случилось... Нет, действительно... Боюсь, что я не смогу подъехать... Кое-что очень серьезное... Можем мы перенести встречу? Да, это подходит. Спасибо... До свидания.

Роберт возвращается в кухню. Он тяжело опускается на стул и потирает рукой глаза, словно короткий телефонный разговор довел его до полного изнеможения.

Родители смотрят на Реда.

– Что нам делать, Ред? – спрашивает отец. Это не просьба о совете. Это мольба о помощи.

Потрясение лишило родителей способности принимать решения. Они поменялись местами – теперь Ред должен заботиться о них, как они заботились о нем, когда он был ребенком. Ред и Эрик, оба, каждый по-своему, привели в действие силы, разрушающие уютный мирок Роберта и Маргарет Меткаф, подобно урагану. Вышло так, что только старший сын способен помочь родителям справиться с тем, что натворил младший. Ред осознает их беспомощность и понимает, что не должен их подвести.

– Мы уедем отсюда, прямо сейчас, и поедем обратно в Кембридж. Вы остановитесь в гостинице под вымышленными именами и...

Его прерывает отец.

– Ред, я должен банку тысячи фунтов. Дом уже перезаложен, и мне осталось вот столько, – большим и средним пальцем он показывает крохотное, в миллиметр, расстояние, – до банкротства. Где мы возьмем деньги на гостиницу?

Теперь, когда ужас случившегося начинает пронимать его по-настоящему, отец лишается обычного оптимизма.

– Папа, у нас нет выхода. С минуты на минуту об Эрике прознают репортеры, и тогда они немедленно нагрянут сюда. К ленчу окрестности нашего дома будут похожи на Пикадилли в полдень. Вы и высморкаться не сможете без того, чтобы этот факт не попал в газеты. Вам нужно уехать. Немедленно.

– Я не допущу, чтобы какие-то чертовы... репортеришки толклись в нашем доме. Я остаюсь здесь. Я не поеду ни в какую гостиницу.

Эта попытка проявить характер столь же трогательна, сколь и бесплодна. Ред кладет руку на плечо отца.

– Нам не обязательно останавливаться в дорогой гостинице. Полно дешевых заведений, вполне приличных. Остановитесь с мамой в одном из таких, а потом мы выясним, как можно повидать Эрика. Но здесь вам оставаться нельзя. Присмотреть за домом мы попросим полицию.

Он смотрит на мать.

– Мама, почему бы тебе не пойти и не собрать чемодан?

Она рассеянно кивает и, шаркая, выходит из комнаты. Отец и сын сидят на кухне, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху, где она укладывается.

Десять минут спустя они в отцовском "ровере" направляются в Кембридж. Машину ведет Ред, потому что отец, в его нынешнем состоянии, вряд ли сумел бы выехать из ворот, не врезавшись в столб.

Понедельник, 27 июля 1998 года

– Снес ему голову одним взмахом? Ну и ну! Классный снимок.

Джез просматривает фотографии, сделанные на месте преступления, в квартире Джеймса Бакстона. Он сидит, сдвинув колени, чтобы отчет о вскрытии не свалился на пол машины. Теплый ветерок снаружи порывами обдувает лицо Джеза, что и неудивительно, поскольку Ред стабильно ведет свой "воксхолл" со скоростью не ниже восьмидесяти пяти. А вот в противоположном направлении четырехмильная пробка: бесконечная лента машин тянется к Лондону с быстротой улитки.