Шторм - Старлинг Борис. Страница 6
Сильвия что-то кричит им, но ее голос тонет в шуме.
Она тянется к ним, к их рукам, но в последний момент, поскользнувшись, падает. Ее швыряет назад, в бар, и бросает от столика к столику, точно так, как несколько мгновений назад это представляла себе Кейт. Ударяясь о стойки и пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться, Сильвия кричит от боли и ужаса.
В ее крике Кейт слышит первородный страх человека, абсолютно беспомощного перед законами тяготения. Тело никогда не бывает более беззащитным, чем во время падения, которое, с неизбежным линейным переходом к резкой остановке, по существу представляет собой образ самой смерти.
Сильвия ударяется о дальнюю стену и внезапно замолкает. Ее голова свешивается на правое плечо. Правая рука бессильно свисает вниз, на пол, тогда как левая остается зажатой за спиной. Ноги широко раскинуты в стороны – гротескная пародия на сексуальное приглашение. По стене за головой расплывается ореол крови.
"На ее месте могла быть я! Это должна была быть я! И была бы, не подхвати меня вовремя Алекс и Давенпорт!"
Некоторое время Кейт не в силах оторвать взгляд от лица погибшей женщины.
Внезапно она замечает Синклера. Кейт хватает его за плечо, разворачивает и толкает прочь от места гибели Сильвии, в направлении лестницы.
Алекс возвращается последним, убедившись, что все остальные из бара выбрались. Кейт пытается произвести быстрый подсчет труппы по головам, но в коридоре толчется слишком много народу. Единственное, в чем она уверена, так это в том, что позади не осталось никого.
Никого, кроме Сильвии.
Алекс делает движение головой в сторону. Кейт кивает. Торчать здесь дольше нет смысла.
Алекс ставит одну ногу на стену, а другую на пол – теперь и то и другое отклонилось от нормального положения примерно на сорок пять градусов. Кейт следует его примеру, и они, таким образом, словно идут по внутренним сторонам рва, спешно направляются к лестнице.
Правда, продвинуться им удается не так уж далеко. Преодолев считанные ярды, они натыкаются на затор из толкающихся, пихающихся человеческих тел. Люди прижаты друг к другу настолько плотно, что кажется, будто из промежутков между телами выдавлен даже воздух.
Кейт озирается по сторонам, но по-прежнему не видит никого из абердинских любителей. Их поглотил водоворот толпы. Алекс мечется из стороны в сторону. Он тоже ищет знакомые лица.
И тут сознание Кейт с неумолимой остротой пронзает простая, но ужасная мысль: "Если мы останемся здесь, то погибнем".
Вот так, проще некуда. Ни ей, ни другим – всем, кто находится на этом судне, – не приходится рассчитывать на чью-либо помощь и остается полагаться лишь на свои силы. Единственный человек, которого Кейт в состоянии спасти, это она сама. Возможно, наверху, на открытом пространстве, где есть шлюпки и еще какие-то спасательные средства, она и сможет принести пользу другим.
Но для этого нужно сперва выбраться на верхнюю палубу.
Алекс смотрит на нее. Она знает, что его посетила та же самая мысль.
Не сговариваясь, они приходят к одному и тому же решению. Sauve qui peut! Спасайся, кто может!
Алекс наклоняет голову и устремляется вперед, выставив перед собой сложенные руки. Потом он разводит их в стороны, бесцеремонно раздвигая толпу, словно корабельный форштевень, рассекающий неспокойные штормовые воды. Толпа расступается, раздается, теснится, и, прежде чем успевает сомкнуться снова, Кейт устремляется за ним по пятам, в образовавшуюся брешь. Она лишь смутно осознает возмущенные крики, гневно замахивающиеся на них кулаки и, даже получив удар в челюсть, почти не замечает этого.
В памяти всплывает фраза из лекции, которую она слушала на полицейских курсах: "Дофамин – это медиатор, который выделяется, когда индивид энергично стремится к важной для него цели. Например, такой, как собственное спасение".
Слово "дофамин" формируется и переформируется перед ее мысленным взором.
На лестнице и следующей палубе теснота еще пуще, чем уровнем ниже. По обе стороны тянутся линии одинаковых дверей. Это двери кают, одну из которых хотела занять сама Кейт и разместившиеся в которых пассажиры, похоже, вывалили наружу все одновременно.
Кейт требуется несколько мгновений, чтобы осознать, что в массе своей эта толпа не бурлит и люди не вступают в борьбу друг с другом, прорываясь к спасению. Среди пассажиров немало пожилых, они, похоже, покорились судьбе и практически не предпринимают усилий, чтобы ее изменить. Один старик даже любезно отступает в сторону с их пути и слегка улыбается, когда они спешат мимо. Осознавая, что их жизнь так и так подходила к концу, эти люди смиряются с тем фактом, что час кончины настал чуть раньше, чем они ожидали. Качка и шторм контрастируют с их несуетливым спокойствием.
Создается впечатление, будто Кейт и Алекс пребывают в разных измерениях: их движения стремительны, но продвижение осуществляется так, словно они то и дело оказываются внутри пузыря замедленного времени. Проскочить по коридору удается быстро, но следом за тем они попадают в очередную пробку у следующей лестницы. Бросок, затор, снова бросок. Все, кто может, цепляются за перила, и они в конце концов не выдерживают. Крепления разрываются в одном месте, потом в другом, и вот уже перила отрываются полностью. Люди, державшиеся за них, валятся с ног и падают друг на друга, загромождая лестницу.
Алекс, не теряя времени зря, запрыгивает на песчаную дюну из человеческих тел и карабкается вверх прямо по ним. По чьим-то головам, по чьим-то торсам. Порой его ноги проваливаются, но он вытаскивает их на колышущуюся поверхность, как вытаскивал бы из зыбучего песка. Кейт не отстает от него, а когда чья-то рука хватается за ее лодыжку, освобождается сильным пинком.
Выживают сильнейшие, будь оно все проклято!
На вершине лестницы Алекс оборачивается к ней и поднимает вверх два пальца. Осталось пройти две палубы. Еще две палубы, прежде чем они доберутся до открытого воздуха. Она кивает ему.
"Было бы гораздо легче, не будь паромы спроектированы так, чтобы держать пассажиров внутри, в своем чреве. Предполагается, что там они надежно защищены от природных стихий, но, когда эти стихии по-настоящему дают о себе знать, оказывается, что самое безопасное место – это верхняя, открытая палуба. Ветер, дождь и все прочее – ерунда по сравнению со стальными переборками, сквозь которые не прорвешься и которые превращают судно в гигантскую братскую могилу".