Флагман футбола - Старостин Андрей Петрович. Страница 29

«Вот русские – это совсем другое дело. Футболисты «большой красной» команды, как их называли, крупные и крепкие парни, отобранные из тысячи спортивных клубов огромной страны. Они впервые приняли участие в играх на первенство мира и без труда вошли в число шестнадцати лучших».

И далее, анализируя прошедший матч с нашей сборной, закончившийся победой бразильцев со счетом 2:0, он продолжает:

«…Вместе с тем я отдаю себе отчет в том, что в общем-то сыграл неплохо. В конце концов, матч на первенство мира – это не рядовая встреча с какой-нибудь клубной командой, да и русские далеко не слабаки. И все же мы выиграли, так что стыдиться мне нечего…»

Вся же мировая пресса, в том числе и наша, на первый план достоинств нового чемпиона мира выдвинула сенсационную тактическую систему «4 – 2 – 4». А уместно было бы обратить внимание на то, о чем говорит в предисловии той же книги Пеле: бразильцы учатся наносить удар по мячу, как только начинают вставать на ноги. Ходить они учатся позже… Нетрудно понять, какое значение придают бразильцы технике владения мячом.

Но завороженные виденным на шведских полях триумфом бразильских кудесников, артистизмом исполнительского мастерства Гарринчи, Пеле, Диди, Вава и остальных членов ансамбля, нашим игрокам захотелось играть «по-бразильски». И вся наша пресса во главе с патриархом спортивной журналистики М. И. Мержановым поддержала это увлечение. Наш футбол постепенно стал отклоняться от своего порога и искать счастье у чужого заокеанского крыльца.

Спешу оговориться, что ничего плохого нет в том, чтобы заимствовать лучшее, что подмечено на стороне и использовать в своем хозяйстве, скажем, ту же новую тактику, но при этом не подрезать корней отечественного дуба и не отвергать проверенных временем футбольных воззрений, то есть «не очертя голову», как говорили наши деды.

Однако около полутора десятка лет продолжалась у нас эпоха арифметического футбола. Отчеты, обзоры, статьи – вся периодика футбольного направления пестрила формулами «1 – 3 – 3 – 3», «3 – 3 – 4» и т. д. и т. п.

Писатель Юрий Валентинович Трифонов, мой частый собеседник, неоднократно иронизировал по поводу числовых излишеств, заполнивших игру, считая, что сейчас эра не числового, а интеллектуального футбола. Я в принципе соглашался с ним, приоритет разума в игре не отвергал, но, будучи в одном лагере с увлеченными бразильской тактической новинкой и помня уроки басков, отстаивал значение изначальной расстановки игроков.

Так или иначе, но выступление южноамериканских футболистов по новой тактической схеме в Швеции, как никогда, повлияло на тактическую эволюцию европейского футбола, и нашего в частности, решающим образом. Тактика «4 – 2 – 4» с последующей модернизацией к началу шестидесятых годов укоренилась во всем мире. Уместно сравнить значение этого события с английским внедрением в практику «дубль-ве» в тридцатых годах.

Однако, обозначив вешку нашей погони за бразильским эталоном, надо вернуться к прерванному рассказу о моей работе в должности начальника сборной команды СССР, пребывая в которой я одновременно выполнял обязанности заместителя председателя Федерации футбола, существовавшей тогда на правах общественного органа при Союзе спортивных обществ и организаций. Проще говоря, Гранаткин и я были непосредственно подчинены председателю Николаю Николаевичу Романову.

Это было непродолжительное время самостоятельной деятельности федерации и ее влияния на футбольные дела. Волевых решений без консультации с руководством федерации футбола никто не принимал.

В спортивно-технической комиссии, тренерском совете и других работали заслуженные мастера спорта Гранаткин В. А., Мошкаркин В. В., Бесков К. И., Соловьев В. Д., Апухтин Б. Т., Розин М. Б. – это были люди широко известные в футболе, пользовавшиеся большим уважением, с мнением которых считались маститые тренеры, преподаватели институтов физкультуры, журналисты. Со всеми я был знаком с давней поры и легко вписался в их круг. Заседания проводились в Доме союзов, и уже одно это подчеркивало значимость федерации.

Однако я понимал, что установить деловые контакты в суетливой спортивной «текучке» с коллегами по работе гораздо проще, нежели с футболистами элитного отбора.

Тем более что еще не угасли страсти вокруг «пресловутого» дела Стрельцова. Вопрос этот деликатный, и, может быть, его не стоило бы поднимать, но слишком велика фигура Эдуарда Стрельцова в нашем футболе, чтобы несчастье, происшедшее с ним, осталось незамеченным в разговоре о путях, пройденных сборной командой за историю ее существования.

Привожу слова самого Стрельцова из его книги «Вижу поле…»: «Я человек, в жизни которого в ранней, подчеркну, молодости случилось большое несчастье, а не герой скандальной хроники. Стопроцентно уверен, не должно было со мной такого произойти…»

Я не могу не согласиться с этим его утверждением и считаю, что лишь злая судьба так сопоставила ряд негативных обстоятельств, что они привели к драме.

А за игру его нельзя было упрекнуть. Я его увидел первый раз в матче «Спартака» с «Торпедо», и он поразил меня легкостью и свободой обращения с мячом. Такое дается только природой. Говоря языком театра, он был сценичен и покорял зрителей непринужденностью исполнительского мастерства. Крепкая, типично футбольного склада фигура не отяжеляла и не нарушала пластичности и быстроты его действий, он всегда оказывался там, где нужно, и в нужный момент, хотя, как я знал, его обвиняли в том, что он часто «стоит». Он обладал стремительным рывком и был спортивно смел.

Восторг охватил трибуны, когда центрфорвард «Торпедо» ухитрился выдать ювелирный пас своему партнеру «Кузьме», как называл он Иванова, пяткой. Это был один из тех шедевров футбольного искусства, который демонстрировал Эдуард Стрельцов.

Если добавить к перечисленным его высоким качествам еще одно, тоже редко встречающееся – он был «двуногий», то есть одинаково мастерски обращался с мячом и бил обеими ногами, то будет понятно, какой это был талант.

Он покорял и своей доброй улыбкой на открытом лице, и застенчивостью, и своей манерой держаться. Даже его шаляпинский зачес на голове импонировал публике. В характеристике Стрельцова опять хочу прибегнуть к помощи нашего футбольного статистика Константина Сергеевича Есенина, ведь известно, что цифры иногда красноречивее слов. Он взял 100 дней из спортивной жизни Стрельцова и подсчитал, что за эти дни тот участвовал в 19 матчах, забив 31 гол.

Оставляя в стороне скандальную хронику, скажу лишь, что произошло это несчастье в момент преодоления нашей сборной самого обнадеживающего отрезка пути к высочайшей вершине, перед отъездом на чемпионат мира 1958 года в Стокгольм. Начиналась эпоха становления в международном футболе (да, да, именно в международном) трех «звезд» – Яшина, Нетто, Стрельцова.

Представим себе, что у нас была бы за сборная, если бы в Стокгольме защиту возглавлял Яшин, который, как известно, там был включен специалистами в идеальную сборную мира, полузащиту – Нетто, а нападение – Стрельцов! Я уже не говорю о Борисе Татушине и Михаиле Огонькове, разделившими с Эдуардом приключившуюся беду.

Сознаюсь, что с большим волнением я приступил к исполнению обязанностей начальника сборной команды СССР. Занимающие эту должность люди сидят, я бы сказал, в креслах, подобных космическому тренажеру: надо иметь устойчивый вестибулярный аппарат, чтобы не утратить равновесие, качаясь между игроками, тренерским составом, администрацией, общественным контролем, прессой, болельщицкими массами, в миллионах исчисляемых.

Это не так просто, а в современных условиях почти невозможно: власть тренера в распорядительной деятельности достигла исключительной степени диктата. Будучи по ответственности на равных с тренером, как по административной линии, так и в практической жизни команды, ее начальник в подавляющем большинстве коллективов сведен до положения администратора команды.

Мне посчастливилось в должности начальника сборной команды работать со старшими тренерами – Якушиным, Качалиным и Бесковым. Начинал я с Якушиным.