Суматоха в Белом Доме - Бакли Кристофер Тэйлор. Страница 31

Я все еще боролся с искушением последовать за президентом. Что, если?.. Мне не хотелось, чтобы он умер в окружении тайных агентов, врачей скорой помощи, незнакомых людей. Не в силах отмахнуться от дурных предчувствий, я развернулся и зашагал обратно в свой кабинет.

Наутро нас удивило, что ни одна газета не написала об операции «Кекуок», как мы не без иронии назвали ее. Зато у президента было хорошее настроение, чего мы не наблюдали как минимум уже полгода. Он добродушно подтрунивал над Фили и некомпетентностью его службы. Посреди обсуждения моего плана поменять маркер «миля 1» возле Белого дома на «километр 1» президент вдруг сказал: «Замечательный народ». Оказалось, в парке ему повстречалась дама, которая сказала, что голосовала за него на прежних выборах и будет делать то же самое в 1992 году.

– Знаете, что она сказала? «Людям нужен такой президент, который гуляет в парке». – Он закрыл глаза. – Знаете, что она еще сказала? «Работайте, господин президент. Мы с вами».

О Господи, думал я, значит, будут еще прогулки.

Когда я собрался уходить, он сказал:

– Я хочу, чтобы ей послали приглашение на парадный обед. Ее зовут Шарлотта Квиллан. Телефон есть в справочнике.

Едва войдя в свой кабинет, я позвонил Роду Холлоуэю и попросил его оценить вчерашнюю операцию.

Он тяжело вздохнул. (Хотя сотрудники службы безопасности не имеют привычки вздыхать.)

– Я рад, что все позади, мистер Вадлоу.

– Не уверен, – отозвался я и спросил, сколько было задействовано агентов.

Оказалось, что около семидесяти, и это произвело на меня большое впечатление. Тогда я сообщил Роду, что президент обратил внимание на довольно большое количество людей, гуляющих в парке, несмотря на зимний холод и поздний час.

Род с усмешкой ответил, что все до одного «гуляющие» были из службы безопасности.

– А имя Шарлоты Квиллан вам что-нибудь говорит? – спросил я.

Конечно же, говорило, ведь она была «одной из наших», по выражению Рода Холлоуэя.

Господь Всемогущий.

Я спросил у Рода, долго ли президент разговаривал с ней, и он ответил, что четыре минуты.

Ужасно.

– Род, вам ведь известно, что я думаю об агентах, которые вступают в разговоры с Фениксом?

– Мистер Вадлоу, в сложившихся обстоятельствах трудно было этого избежать.

– Да, понимаю. И все же, зачем она заговорила с ним? Он ведь хотел только подышать свежим воздухом.

– На самом деле, он подошел к ней.

– А… На это была особая причина?

Род кашлянул.

– Она… хорошенькая, в общем-то.

– Хорошенькая? Очень хорошенькая?

– Рост пять футов девять дюймов, вес сто двадцать фунтов, блондинка, зеленые глаза. Округлые формы.

– Хватит. Все ясно.

– Знаете, она не замужем, – сказал Род. Ему было неловко. – Она немного не соответствует нашим стандартам.

– Что значит «не соответствует»?

– Ну, у нас есть свои требования.

– Мне известно значение словосочетания «не соответствует». В чем, собственно, заключается несоответствие?

– Она жизнерадостная.

– Жизнерадостная?

– Живая.

– Да известно мне, что такое жизнерадостная. Вы-то что подразумеваете под этим?

– Выходит за рамки.

– Давайте начистоту, Род.

– Норовит поступать по-своему.

Я даже застонал.

– Она очень умная. И честная. Ее ведь каждые полгода проверяют на детекторе лжи, как всех остальных.

– Род, пусть ее переведут куда-нибудь.

Он удивился.

– Без этого нельзя?

– Нельзя! Он хочет пригласить ее на официальный обед!

Я настоял на переводе девушки в Сан-Франциско, хотя Роду это и не понравилось. Чтобы ее утешить, мы организовали ей повышение сразу на два звания. Пусть мое решение кому-то покажется драконовским, но только представьте на минуту, что было бы, если бы президент узнал, кто на самом деле «гулял» в Лафайетт-парке, и, тем более, к каким последствиям могло бы привести знакомство с «жизнерадостной» мисс Квиллан. Даже страшно подумать.

20

Эдуард VIII

Атмосферу, воцарившуюся в Белом доме сразу после Нового года, иначе как унылой назвать было нельзя. Бунтовщики на Бермудах захватили три важных объекта. Отель «Принцесса Саутгемптонская» стал ареной жестокой битвы, где девятьсот гостей были лишены какого бы то ни было обслуживания, а лидер революционных сил Макопо М'дуку (ne [18] Седрик Паддингтон) грозил превратить площадки для гольфа в «лагеря для перевоспитания». Это была проблема из проблем. Но каждый раз, когда адмирал Бойд, председатель Объединенного комитета начальников штабов, просил президента тоже в целях перевоспитания «помахать флагом», тот напоминал ему о предвыборном обещании: больше никакой Гренады.

В те дни президенту было несладко. Насколько я понимал, хотя ни президент, ни первая леди больше не откровенничали со мной, «наверху», то бишь в личных апартаментах, тоже не складывалось.

Президента больно жалили и постоянные заявления в печати – в печати! – лидеров-демократов, что «для партии было бы лучше», если бы он не выдвигал свою кандидатуру на второй срок.

Я знал, что выдвижение кандидатуры Такера на второй президентский срок было главной причиной разногласий «наверху». Первая леди искренне не хотела, чтобы он продолжал борьбу. Как-то утром он обмолвился, будто она сказала ему накануне вечером, что он самый плохой президент со времен Джимми Картера. Как ни старался я развеселить его, уверяя, что первая леди пошутила, он лишь с явной неприязнью поглядел на меня и уткнулся в бумаги с грифом «совершенно секретно».

В это время миссис Такер носилась с планами заполучить болгарского художника-концептуалиста Кристо – на мой взгляд шарлатана, если он вообще существовал, – чтобы обшить Белый дом розовым пластиком. Случился скандал, и ее новый управляющий, человек неочевидных талантов, едва справился с ним.

Президент пил немного больше обычного. За ланчем ему подавали два мартини. Не мне определять норму для президента, но, выпив еще четыре бокала вина, он в общем-то начинал туго соображать. Мы старались составлять его расписание так, чтобы совещания по поводу МГЯК (Моделируемый глобальный ядерный кризис) не назначались после ланча, так как он впадал в дремотное состояние.

Именно в этот период он сам стал составлять свои речи. Неудачи в ООН и Сан-Франциско целиком на его совести.

Позволю себе написать пару слов об ораторском искусстве президента Такера. Думаю, он был одним из лучших ораторов, когда надо было импровизировать, однако с заготовленными речами у него не получалось, если эти речи были написаны им самим.

Чарли Манганелли был очень расстроен критикой речи, произнесенной в ООН, особенно когда цитировались неудачные фразы («ядерная семья бомб»: «бах, и атом», etc.), потому что Ллеланд всем говорил, будто речь написал Чарли. (Еще одним малопочтенным делом Ллеланда было присваивать себе составление одобренных аудиторией речей, отнимая их у истинных авторов.)

Попытки отговорить президента сочинять свои спичи ни к чему не приводили. Частенько случалось, если президент засыпал, когда мы летели туда, где должно было состояться очередное выступление, Фили хватал бумаги и спешно выправлял наиболее вопиющие ошибки в построении фразы и сочетании слов. Президент как будто не замечал этого, однако сей modus operandi [19] был не самым удачным.

К началу января на президента уже изо всех сил давили, чтобы он объявил, будет он баллотироваться на второй срок или нет. А он отмалчивался. И вот четвертого января у меня зазвонил телефон. Я услышал голос Фили. Только что президент приказал ему в девять часов утра в понедельник высвободить десять минут эфирного времени. Это было в субботу.