Суматоха в Белом Доме - Бакли Кристофер Тэйлор. Страница 39

– Доброе утро, господа, – сказал он. – На случай срочных сообщений я позволил себе предупредить сотрудников моего офиса о том, куда направляюсь. Вы не возражаете? Отлично. Значит, начинаем?

Фили сразу невзлюбил его. Я воздерживался от суждений, пока он не назвал меня «Герби», но уж тут решил, что мне он тоже не нравится.

Переговоры продолжались почти два часа, в течение которых мистеру Либману звонили четыре раза. Я едва не вышел из себя, когда он во время одного из разговоров, нимало не смущаясь, попросил нас оставить его одного. Это в Белом-то доме он просил нас выйти из комнаты. Если честно, то я хотел сказать ему пару крепких слов, но настраивать его против себя было не в наших интересах, так что я чуть не силком вытащил Фили в кабинет миссис Метц, где мы и просидели до конца его общения «с побережьем».

– Благодарю вас, господа, – сказал он, когда мы вернулись в мой кабинет. – Сами знаете, как это бывает.

Нет уж, я не желал знать, как «это бывает», но ничего не ответил.

Мы подошли к вопросу о президентских дебатах в октябре. Наша сторона не рассматривала присутствие первой леди на дебатах ее мужа с Джорджем Бушем как мероприятие.

– У моей клиентки в октябре будет разгар съемок. Если нам придется ехать куда-то, где будут проходить дебаты, то мы рассматриваем это как официальное появление на публике. Советую вам, господа, задействовать сестру президента. Пусть она появится на дебатах, и тогда моя клиентка сможет присутствовать на более важном мероприятии, например, на обеде у Эла Смита, где вам непременно захочется ее видеть.

Переговоры закончились с удручающим результатом. Мы получили «наши» шесть присутствий и, возможно, еще одно, если вдруг возникнет крайняя необходимость, и при этом были вымотаны до предела. Сиг и Фили сняли пиджаки и распустили галстуки. А вот мистер Либман источал прохладу, как огурчик с грядки. Много мне довелось вести переговоров, но такого оппонента, как мистер Либман, встречать еще не приходилось. По правде говоря, с тех пор мне непонятно, как в Голливуде умудряются делать кино, если каждый раз приходится преодолевать такие сложности.

– Могу я воспользоваться вашим телефоном? – спросил мистер Либман, когда переговоры завершились.

Я едва поборол желание показать ему, где находится телефон-автомат, но мстительность не в моем характере.

Он попросил оператора соединить его с первой леди.

– Джесс!

Джесс? Вот, значит, как он обращается к ней.

– Я уладил ваше дело о шести выходах. Теперь платите или играйте. Шутите. Они любят вас. Им хочется в постельку.

– Что? – громовым голосом спросил я.

– Фигурально говоря, Герби. Нет, тут ваш мистер Вадлоу. Да, очень милый господин. Послушайте, в этом городе есть рестораны? Я слышал, здесь одни микроволновки. Да? Давайте, я буду рад. У вас есть машина?

Я постарался сосредоточиться на распределении мест в президентском вертолете. Уходя, мистер Либман сказал нам «чао». У меня не возникло ни малейшего сожаления, когда я подумал, что больше не увижу его.

Книга пятая

Западни и ловушки

25

Раны и ушибы

Чем ближе был День труда, а вместе с ним и официальное начало предвыборной кампании, тем сильнее портилось настроение президента. По моему настоянию он прожил последнюю неделю августа в Летнем Белом доме на Монеган-айленд, приводя себя в порядок перед предстоящей изнурительной гонкой. Мне очень хотелось, чтобы он приятно провел время, пользуясь любовью и популярностью среди местных жителей, и для этого я потихоньку организовал для тамошнего Департамента окружающей среды грант, согласно которому каждый житель Монегана получал пятьсот долларов, участвуя в опросе, то есть заполняя анкету, тема которой касалась качества жизни.

Мне едва удалось предотвратить беду, когда я узнал, что Ллеланд пригласил президента в двухдневный круиз на своей яхте «Сострадание». Лишь в минуту слабости президент мог принять такое приглашение. От одной мысли, что он будет фотографироваться на этом плавучем недоразумении, да еще накануне предвыборной кампании, меня тут же бросало в жар. Когда же я заговорил об этом с Ллеландом, он сказал, что морской воздух пойдет президенту на пользу. Конечно же, я расстроился и прямо обвинил Ллеланда в использовании президента для будущей продажи яхты. Наша беседа закончилась на высоких тонах, и несколько недель Ллеланд делал вид, будто не замечает меня, – даже во время совещаний в Овальном кабинете. Однако мне посчастливилось отговорить президента от этого шага, и он обещал воздержаться от прогулки на борту «Сострадания», несмотря на огромную пользу морского воздуха. Как бы там ни было, но к этому времени у президента зародились сомнения насчет Ллеланда, которому было поручено убедить сенатора Кеннеди не появляться на первичных выборах, когда будет происходить голосование за кандидата партии, а он провалил это дело, да еще с каким треском! Сенатор не только присутствовал в зале, но и публично предложил вице-президенту Рейгелату участвовать в выборах вместе с президентом. Quel fiasco! – как говорят французы.

Пришлось мне вмешаться и уговорить вице-президента, чтобы он не принимал предложение сенатора. (Бывший вице-президент написал в своей книге мемуаров «Черный каторжник: четыре года на борту самолета», будто я угрожал ему, ссылаясь на интерес налоговой службы к его доходам за 1984–1987 годы, но это сущее вранье.) Что бы там ни говорили, а я добился результата, и президент благоволил ко мне.

Мне хотелось, чтобы президент оставил на время государственные дела и провел тихую неделю в семейном кругу. Вот так уж получилось, что я сопровождал его, – несмотря на ворчание других высокопоставленных чиновников, которые не были приглашены президентом, – и жил в одном из коттеджей на окраине охраняемой территории.

В этот период я играл роль буфера или, если угодно, фильтра и тщательно следил за тем, чтобы все документы шли к президенту через меня. В интересах Такера, ради сохранения его душевного покоя, я попытался свести количество бумаг к минимуму. А это была нелегкая задача, так как среднее число страниц, ежедневно попадающих на стол президента, равно примерно двумстам четырем, но мне удалось уменьшить его до пяти. Было, чем гордиться, хотя пресса резко критиковала меня, да и некоторые высокопоставленные чиновники от нее не отставали. Один из них в интервью «Нью-Йорк таймс» назвал меня «препаратом, вызывающим запор».

Кстати, президент сам попросил меня заняться отбором наиболее важных новостей за неделю, так как с жадностью набросился на книги. Я дал указание отделу новостей Белого дома соблюдать предельную краткость. Работая рука об руку, мы сумели сократить ежедневную порцию «Нью-Йорк таймс» до пятидесяти слов, а «Вашингтон пост» – до двадцати. В общем-то, мне кажется, что «Таймс» можно было бы еще ужать.

Я не видел смысла в том, чтобы загружать драгоценное время президента обвинениями и угрозами со стороны республиканцев. Мне было известно, что предпочтет президент, если придется выбирать между информацией о новейших отчаянных выпадах Джорджа Буша и лазаньем вместе с сыном за барвинком по скользким из-за морских водорослей прибрежным скалам. И все же он не мог полностью отрешиться от мировых проблем.

В сводках оставались Бермуды, ибо двадцать седьмого августа был взорван гольф-клуб, что повлекло вполне естественные последствия для туристического бизнеса. Когда на другое утро после события явился маленький серый человечек из ЦРУ, который привозил президенту ежедневные сводки, тот выглядел обеспокоенным более чем обычно. А когда в последний день месяца банк «Чейз Манхэттан» поднял кредитные ставки до двадцати одного процента, всем захотелось, чтобы президент сказал свое веское слово. Не считая нужным беспокоить Чарли Манганелли, который воспользовался отпуском президента, чтобы пройти еще один курс лечения от алкоголизма, я сам написал от лица президента заявление и отдал его в «Нью-Йорк таймс». Честно говоря, тогда я остался весьма доволен работой этой газеты, которая добралась до первопричины проблемы и поставила вопрос так, что банкам пришлось защищаться. Однако теперь, по прошествии времени, мне кажется, я перестарался с угрозой национализации банков. Мне не сообщили, что двадцать седьмого июня министр финансов Линдсей выступил на совещании кабинета министров против национализации банков и президент поддержал его. Этот инцидент, пусть даже раздутый, доказывает необходимость большей координации действий. Мы постарались оградить остров от нашествия журналистов, добиваясь от местных властей временного запрета на их въезд, но те нас не поддержали. (Про себя я решил, что здешние наглецы последний раз получили грант.) Итак, журналисты присутствовали, но в количестве всего лишь двадцати человек. Они убивали время, выискивая недовольных островитян, которые жаловались на то, что шум президентских вертолетов распугивает лангустов.