Встречи на футбольной орбите - Старостин Андрей Петрович. Страница 4

Приближалась самая ответственная и волнующая пора – полевые испытания. Всероссийская слава кофейно-пегих пойнтеров Микадо и Рокета, выдрессированных дядей Митей и отцом, с приближением срока испытаний все чаще служила в разговорах егерей отправной точкой для оценки возможностей новых четвероногих питомцев. Рекорд Рокета – 90 баллов по 100-балльной оценке, при 23 из 25 возможных за чутье считался недосягаемым.

Отец с дядей жили дружно, но спор, кто был лучше – Рокет или Микадо, – носил непримиримый характер. В запальчивом принижении собачьих достоинств шли в ход самые сильные эпитеты. Послушать, так оба чемпиона Джиналу в подметки не годились. На самом деле, в книге «Полвека работы с легавой собакой» (Ленинград, 1938) приводится ответ отца владельцу Рокета – Р. В. Живаго: «Не мне учить собаку, а мне учиться у нее; я ничего подобного не видывал…»

Но вот проходили испытания. Обычно они проводились в районе Люберец, Косино, в те времена не близкое Подмосковье. Появлялись новые чемпионы, возникали новые споры, радостно приподнятые по тону при победах, сурово критические при поражениях: «благородные судьи» – в первом случае, «судьи – прохвосты» – во втором.

На смену лету с бекасами и дупелями приходила зима с волками и лисицами. Фауна в егерских делах сменялась, сменялась и флора. Заливные луга, подозеры, приречные болота, кочковатые, с мелким кустарником, некрасовские просторы, где дальний лес в синей дымке на горизонте являлся только фоном, с наступлением зимы уступали ему место, и уже только лес становился главной ареной событий.

В тамбовские, брянские, смоленские леса отправлялись на розыски красного зверя егеря-окладчики. Соревнование в искусстве организации охоты не уступало по спортивному накалу соревнованию на лучшую дрессировку собак. По сути дела, зимняя охота требовала больших профессиональных знаний, чем летняя, и была связана в определенной степени с риском. Волк не бекас. Охота на него требует длительной подготовки. Во всяком случае, в былые времена, когда технический прогресс не распространялся на охоту, волк запросто не давался. Сейчас дело нехитрое: с вертолета перестрелять волков. Тогда же егеря, как и волка, «кормили ноги».

Одним словом, и летом, и зимой егеря придерживались одного правила: «сколько походишь – столько найдешь». И по болотным кочкам и по заснеженному лесу исхаживали они неисчислимое количество верст. «Вынослив, как егерь-пскович», – говорили в охотничьем мире Москвы.

Исстари волк для крестьянина был страшным врагом. Сколько лошадей задрал, сколько телят, овец перерезал! Исчислялись эти лесные четвероногие хищники только в Центральной России тысячами.

В отличие от большинства школьников, моих сверстников, знакомых с волчьими нравами и повадками по литературе самого разного жанра, от басни до сказки, от «Красной шапочки» и «Ивана-царевича» до сентиментально-драматического стихотворения «Жил-был у бабушки серенький козлик», я волчью душу знал по рассказам егерей.

Что за егерь, если не умеет подвывать волков. Запомнилось, как однажды, подвывая стаю, отец и дядя Митя так увлеклись перекличкой, что не заметили, как стало смеркаться. Опомнились только тогда, когда внезапно наступившая тишина могла означать лишь одно: стая близко, отзыв ей уже не нужен. Уже замелькали со всех сторон красные угольки волчьих глаз: звери вкруговую опоясали квартал, в котором находились егеря. Просчитавшимся охотникам пришлось искать убежища на верхних сучьях старой сосны.

Холодок пробегал по спине, когда дядя Митя с отцом вели рассказ об этом вынужденном испытании. Большой выводок, голов девять, вплотную окружил дерево. «Радиус метров пять-семь, – уточнял отец. – Свались на землю – и прямо на клыки». Свыше двух часов продолжалось сидение. С приближением ночи мороз крепчал. Руки и ноги каменели. Держаться на суку становилось труднее. Волки же сидели, задрав головы, и немигающими глазами смотрели на обреченных. Пространство, их разделяющее, на уровне прыжка с шестом. «Не знаем, – говорили отец с дядей Митей, – чем бы все это кончилось, если бы Максим Евсеевич не помог».

Максим Евсеич – местный егерь, русский богатырь, как говорится, косая сажень в плечах, живший в своем доме на отшибе и готовивший приваду на волков, был милейший хлебосол, известный всему московскому охотничьему миру. Нам, ребятам, он запомнился тем, что, приглашая отца к себе и стараясь выказать самое искреннее расположение, говорил: «Приезжайте, Петр Иванович, приезжайте, мы завсегда вас примем очень хладнокровно».

Озабоченный долгим отсутствием егерей, Максим Евсеич поспешил в деревню, быстро организовал облаву и двинулся на помощь осажденным.

Не реагировавшие на отчаянные, во все легкие крики пленников с дерева, волки отступили только тогда, когда услышали звуки облавы и выстрелы вооруженной команды Максима Евсеевича.

Больше всего на слушателей действовала последняя деталь этой страшной истории: когда подоспела подмога, братья со своих сучьев камнем повалились вниз, к счастью, уже не на волчьи клыки, а на руки спасителей.

Вместе с тем хищность волка осознавалась мною несколько притупленно. Быть может, острота восприятия снижалась тем, что убитые волки лежали у нас в московском доме в холодных сенях по нескольку дней, дожидаясь отправки в мастерскую по выделке шкур и поделки чучел. Бегая через сени во двор то за дровами, то за керосином в чулан – для быстроты операции, чаще всего босиком, – приходилось наступать необутой ногой прямо на промерзлое брюхо лежащего волка. Попирая поверженного хищника голой мальчишеской ступней, я подсознательно недооценивал злую силу жизни.

В год рассказанной истории, еще в самом начале осеннего сезона Московское общество охоты охватил спортивный ажиотаж. На очереди стоял двухтысячный волк. Подсчитывали количество волков, недостающих до юбилейной цифры. Прогнозировали возможную дату банкета по этому поводу. Называли вероятных лауреатов «двухтысячного», главным образом из числа московских богачей, купцов, фабрикантов, промышленников.

С каждым днем нарастал спортивный азарт вокруг «двухтысячного». Этой теме дань отдавали все в доме.

Я не сомневался, что егерем-лауреатом будет отец. Но кто будет лауреатом-стрелком? Ведь от этого зависело благополучие семьи.

Несмотря на то что братья Старостины были знаменитые егеря, приглашались на организацию охоты на волков по придворному протоколу, жалованье они получали весьма скромное от Московского общества охоты. Хотя оно и было, как обязательно добавлял дядя Митя – «имени императора Александра II», – заработок егерей от этого не увеличивался и сбережений никаких иметь не позволял.

Общество предоставило братьям ссуду на постройку маленького дома на Пресненском валу. Задолженность еще не была погашена. Предстоящий зимний сезон с его юбилейным волком многое обещал: убьет волка Прохоров – гора с плеч! О волках, один из которых рыскал еще со своей стаей в брянских или тамбовских лесах, не подозревая о собственной значимости, без конца говорилось в домах, клубах и ресторанах столицы.

По нескольку раз в день звонили к нам по домашнему телефону члены клуба, директора-распорядители – Б. Д. Востряков и в особенности Б. М. Новиков. Уточняли достоверность поступающих с мест телеграмм, писем и сообщений, присланных с нарочным, о наличии волков в той или иной местности.

Запись желающих принять участие в данной охоте регулировалась распорядительным комитетом, в зависимости от количества номеров, которое определял егерь, ведущий розыск и подготовку охоты в определенном лесном районе.

Дядя Митя и отец, еще по чернотропу, разъехались на розыски. Это значит, опять подвывать волков, обследовать местность, где они будут обнаружены, привадить их к наиболее удобному и изученному участку леса, для чего нужно купить у живодера прирезанную лошадь и положить в намеченном месте. Убедиться, что волки повадились на приваду, и, наконец, как можно точнее определить их количество. Непростое это дело: волки ходят по лесу нога в ногу, оставляя за собой на снегу как бы прометанную стежку. По глубине и ширине следа и устанавливают егеря число голов в стае.