Чародей в ярости - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер. Страница 19

— Лудильщики! Почему хозяин уделяет добрую еду лудильщикам?

Род осторожно взял тарелку и понюхал. По лицу его расползалась восторженная улыбка.

— Эй! А она и впрямь добрая!

— Можно мне? — Магнус сидел, не шевелясь, положив руки на колени. Так же сидели и другие дети, но глаза их так и пожирали еду на подносе.

— Ну, да... удивительно. — Посудомойка, казалось, поразилась их дисциплинированности.

Магнус схватил блюдо.

— Можно мне? — крикнула Корделия и двое младших бухнули хором:

— Можно мне? — вслед за ней.

— Удивительно, — сказала, моргая, служанка и три ручонки схватились за блюда.

Род передал тарелку Гвен и снял с подноса огромную миску с тушеным мясом, а затем кувшины.

— Возьмите себе чашки, дети. — Гвен сгребла две оставшиеся кружки и ложки.

Судомойка выпрямилась. Между бровей у нее пролегла глубокая борозда.

— Странные вы лудильщики.

Она пыталась думать, сообразил Род — и пыталась очень усиленно, если б ей не мешала умственная ограниченность.

— Все еще гадаешь, почему твой хозяин подает нам больше, чем кухонные остатки? — обратился к ней Род.

Лицо ее просветлело.

— Да. Именно о том я и думала.

— По самой веской из причин, — заверил ее Род. — Мы заплатили серебром.

Она медленно подняла голову, рот ее открылся, округлившись.

— О! Да, понимаю. — И все еще кивая, засеменила обратно на кухню.

— Почему она не спрашивает, откуда взялись серебряные деньга у каких-то лудильщиков, пап? — поглядел ей в след Магнус.

— Я надеюсь, что она додумается до этого вопроса, когда доберется до кухни...

— Отчего она так туго соображает, папа? — Озабоченно спросила Корделия.

Род покачал головой.

— Не только она, милочка. Трактирщик тоже такой же. — Он, нахмурясь, поглядел вслед судомойке.

Мимо них неторопливо прошли к двери трактира двое мужчин с седеющими висками в парчовых накидках.

— Нет, но наш граф хочет управлять всей нашей торговлей, — говорил один. — Попомни мои слова, в скором времени он будет указывать нам, какие товары нам нельзя продавать, так как он предоставляет разрешение на торговлю только тем купцам, которые к нему подлизываются.

— Да, и, вероятно, заберет в налог половину наших прибылей, — согласился другой, но говорил он довольно безразлично.

Они прошли в трактир, оставив Рода ошарашенным услышанным.

— Это наглая ложь, какую я слышал с тех пор, как сюда прибыл! Граф Тюдор настолько не вмешивается в экономику, что можно даже подумать, будто ему наплевать на нее!

— Народ доверяет любым слухам, — предположила Гвен.

— Да, но бизнесмены проверяют их, а эти двое были купцы. Если они не будут руководствоваться фактами, то попросту обанкротятся.

Во двор трактира проследовала вереница ослов с низко опущенными головами, усталых от тяжелых тюков. Погонщики кричали им последние приказы, когда мимо семейства Гэллоугласов к ослам неторопливо прошли трактирные конюхи, болтая между собой.

— Говорят колдун Альфар человек справедливый.

— Да, и вдобавок щедрый. Я слышал, тем кто попал под его власть больше не нужно беспокоиться ни о еде, ни о выпивке.

Первый печально покачал головой.

— Нашего графа Тюдора мало волнует бедный люд.

— Они спятили? — прошипел Род. — Да Тюдор практически государство всеобщего благоденствия!

— Все так, как ты говоришь, — задумчиво произнес второй. — Но, по крайней мере, наш граф не накладывает на крестьян такие подати, что крестьянам остается ходить в лохмотьях да жить на хлебе и воде, как это делает герцог Романов.

— Да полно заливать-то! — кипел от злости Род. — Никто никогда не считал, будто Романов был ходячей благотворительностью, но он понимает, что крестьяне ничего не смогут производить, если будут умирать с голоду.

Но в глазах у Грегори возникло отстраненное выражение.

— Папа, мне не нравится ощущение их разумов.

Гвен перестала черпать тушеное мясо и уставилась в пространство, И медленно кивнула.

— Там что-то есть... — Затем глаза ее расширились. — Муж, оно давит, у меня в голове!

Все дети мигом уставились в пространство.

— Эй! — в тревоге рявкнул Род. Он хлопнул в ладоши и резко скомандовал. — Проснитесь! Если здесь что-то безобразничает с людскими мозгами, оно может быть опасным!

Все вздрогнули, а затем сфокусировали взгляды на отце.

— Все точно, как говорит мама, — доложил Магнус. — Что-то давит здесь на разумы всех людей и на наши тоже. Только в наши оно не может проникнуть.

— Значит оно знает о нас все, что ему нужно знать, не так ли? — проворчал Род. Он нахмурился и пожал плечами. — С другой стороны, оно и так уже это знало. Ну-ка, мне надо почувствовать это самому.

Для него это было не так легко, как для Гвен и ребят. Они с детства росли с экстрасенсорными способностями, и могли читать мысли с такой же легкостью, как слушать птичье пение. Но дремлющие способности Рода были высвобождены всего три года назад. Ему пришлось закрыть глаза, сосредотачиваясь на образе глухой серой стены, давая своим мыслям замереть, и прекратиться. А затем, когда к нему в мозг начали вступать мысли других людей, он опять открыл глаза, в то время, как его мозг читал мысли.

Но на этот раз ему не пришлось долго ждать. Он почувствовал это, прежде, чем услышал мысли другого лица. А услышав, понял, что эти мысли идеально резонировали с напряжением. Это была текущая волна, укачивающая, утешающая, убаюкивающая. Но на том летаргическом мозговом массаже было смодулировано ощущение смутного беспокойства и подозрения, а внутри этой модуляции прокатывалось центральное убеждение, что колдун Альфар все приведет в порядок.

Род открыл глаза, обнаружив всю свою семью, глядящей на него во все глаза. И в первый раз за все это путешествие на лица детей легла тень страха.

Вспыхнула ярость, горячая и сильная. Вся нервная система Рода запылала ею. Руки у него спазматически сжались, зачесавшись от желания взять за горло то, что угрожало его детям.

— Нет, муж, — схватила его за руку Гвен. — Нам сейчас нужна твоя мудрость, а не твоя сила.

Ее прикосновение вызвало у него негодование и увеличило гнев. Но он внял ее словам и сосредоточился на ощущении этой любимой руки, чьи ласки принесли ему столько утешения и восторга. Он дал ей стать для него якорем, вспомнив, как ярость заставляла его поступать опрометчиво, как его гнев сыграл на руку врагам. Он делал медленные, глубокие вдохи, пытаясь вспомнить, что в действительности он бывал намного опасней для врага, когда был спокоен. Нужно восстановить гармонию своих эмоций. Он сосредоточился на своем теле, медленно расслабил плечи, затем спину, предплечья и кисти. Гнев сейчас никому не поможет; гнев только уничтожит все кругом, кроме его врага. Он задрожал, почувствовав, как ярость ослабла и утекла, а затем сглотнул и закрыл глаза.

— Со мной... все в порядке, теперь. Спасибо, милая. Только... поостерегись дотрагиваться до меня, когда я такой, ладно?

— Поостерегусь, милорд. — Она отпустила его руку, но держала его взгляд своим.

— Ладно. — Он сделал глубокий вздох и посмотрел на детей. — Вы знаете, что такое гипноз.

— Да, папа, — они глядели на него, округлив глаза.

— Именно с ним-то мы и столкнулись. — Губы Рода растянулись в тугую, тонкую строчку. — Кто-то рассылает мысленное вещание, погружающее сознание всех в сон. Все это селение находится в ранних стадиях массового гипноза.

Дети удивленно уставились на него.

Род кивнул.

— Кто-то, или что-то. Там, чертовски мощный проецирующий телепат, который нам и не снился.

— Но в нем не ощущается разума личности, милорд! — запротестовала Гвен. — Да, сами мысли ощущаются, но это убаюкивание, давление, которое клонит к бездумности, — это лишь сила, без порождающего ее разума!

У Рода промелькнуло короткое, зловещее воспоминание о генетически измененном шимпанзе, с которым ему пришлось бороться несколько лет назад. На самом-то деле бороться ему пришлось с его силой; бедный зверь не обладал никаким собственным разумом. Агенты из будущего, постоянно пытавшиеся покорить Грамарий, просто использовали его в качестве конвертера, преобразовывавшего слабые электрические токи в псионические вспышки энергии, способные парализовать целую армию. Когда они нашли, наконец, этого шимпанзе, тот оказался самым безобразным, самым непотребным из всех виданных им тварей. И одним из самых жалких. Род содрогнулся и посмотрел в глаза жене.