Маг-крестоносец - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер. Страница 13
Балкис напряглась.
— Я помню!
Но лицо тут же исчезло, а сверкающий кристалл снова стал всего лишь маленьким прозрачным камешком. Комната вдруг показалась Балкис такой огромной...
Идрис медленно и тихо спросила:
— Что ты помнишь?
— Зеленое... зеленое лицо. И зеленую руку. — Балкис откинулась на спинку стула. — Они были... такие громадные... заполнили собой весь мир.
— Речные духи, — задумчиво произнесла Идрис. — А ты — совсем крошка. Теперь постарайся снова расслабиться и освободить свои мысли. Отправь их в странствие, как прежде, пусть плывут назад... свободно... плывут назад... плывут... плывут...
В комнате потемнело. Кристалл светился все ярче. Руки и ноги Балкис снова отяжелели. На этот раз Балкис не удалось не закрыть глаза. Веки сомкнулись, сгустился мрак. Ей казалось, что стул под ней словно то поднимается, то падает, а потом снова поднимается и падает на волнах потока. Во тьме сияли звезды. Балкис видела звезды за зеленой головой и зеленой рукой, а голову и руку обрамлял светлый прямоугольник... Девушка принялась рассказывать Идрис о том, что видит, но посередине рассказа уснула.
Проснувшись, она увидела, что в комнате совсем темно. Только горели две высокие тонкие свечи да огонь в очаге. Балкис заморгала, огляделась по сторонам и разглядела Идрис. Та стояла у очага и помешивала деревянной ложкой какое-то варево в котелке, висевшем над огнем. Балкис пошевелилась. Идрис оглянулась.
— Проснулась?
— Ты меня околдовала, — с укором проговорила девушка.
— Называй как хочешь, — ворчливо отозвалась Идрис. — А я бы это так называть не стала. Ну, что ты помнишь?
Вопрос застал Балкис врасплох, но пробудил целый вихрь образов. Девушка вздрогнула, села прямо, уставилась на пламя.
— Я... я помню... Все помню!
— Это хорошо для такой малышки, какой ты тогда была, — кивнула Идрис. — Я была очень удивлена.
— Но... но кто они были такие? — умоляюще спросила Балкис. — И то, в чем я лежала... Наверное, это была какая-то коробка, а я была внутри нее, и наверное, плыла по воде, потому что чувствовала, как коробку покачивает... Но зачем моей матери понадобилось отправлять меня в плавание?
— Ты вспоминала о голосах, звучавших неподалеку. Крики, дикие вопли, — сказала ей Идрис. — Видимо, шла война, и твоя мать попыталась спасти тебя. Даже удивительно, что ты слышала эти голоса — ведь мать напоила тебя сонным зельем, чтобы ты крепко спала. Но звуки добрались до тебя во сне, а от зелья этот сон стал ярким.
— Ты хочешь сказать, что и зеленые лица мне тоже привиделись во сне?
— Может, и привиделись, но только уж очень эти зеленые создания похожи на водных духов, которые здесь у нас зовутся русалками. Не думаю, чтобы грудной младенец был способен выдумать такое. Нет, я думаю, что сонное зелье к тому времени, как ты увидела водных духов, перестало действовать, и духи были самые настоящие — это были русалки. Они были ошеломлены, увидев крошечную малютку в коробке, и решили спасти тебя.
— Послушать тебя, так получается, что это был просто каприз!
— Могло быть и так, — задумчиво проговорила Идрис. — Они очень легкомысленны, русалки, нет у них никакого чувства ответственности, да и сострадания — всего капелька. Жизнь для них состоит из радостей и игр, а когда им что-то не доставляет удовольствия, они не станут терпеть. Честно говоря, я очень удивлена тем, что ты надолго завладела их вниманием и что они доплыли с тобой до берега и позвали дриад, попросив их помочь тебе.
— Это женщины, которые выходят из деревьев! Это были дриады?
— Именно так, — ответила Идрис. — Они живут в большинстве деревьев. Леса просто кишат дриадами — для тех, разумеется, кто способен их видеть. Они — нежные, сострадательные создания, наделенные материнским чувством. Они и должны быть такими — ведь они заботятся о том, чтобы их семена проросли и превратились в деревья.
— И они пожалели сиротку, хотя я была не их племени?
— Да. Каждый год в лесу бросают детей на произвол судьбы те родители, которые не в силах их прокормить. В живых остаются только те детишки, заботу о которых берут на себя дриады. Но в случае с тобой самое главное то, что они наделили тебя даром превращаться в кошку, и это спасло тебе жизнь. Они неоднократно прикасались к тебе, как и русалки, нянчились с тобой, и каждое их прикосновение окутывало тебя волшебством. Точно так же вели себя с тобой и аллюстрийские дриады. Они наделили тебя такой волшебной силой, что тебе на всю жизнь хватит, и еще останется!
— Но я не ведаю никакого волшебства! — возразила Балкис, но тут же осеклась. — Кроме умения менять обличье.
— Ну так стоит поучиться, верно? — обернулась Идрис. — И мне придется учить тебя.
Сердце Балкис часто забилось от того, как добра была Идрис, но все же девушка воскликнула:
— Ведь я же пришла только за снадобьем от течки!
— И получила его, так что теперь можешь превращаться в кошку, когда пожелаешь, — кивнула Идрис. — А я всегда мечтала иметь кошку. Да, милая моя, лучше бы тебе остаться у меня и поучиться волшебству, ибо тебе предначертана особая судьба. А для того, чтобы она осуществилась, тебе нужно как следует овладеть искусством волшебства.
— Судьба? — вытаращила глаза Балкис, — Но откуда тебе это известно?
— Я ясновидящая.
Сердце Балкис встрепенулось от предчувствия.
— А я?
— Пока рано судить, — проворчала Идрис и добавила: — Между прочим, могла бы и «спасибо» сказать.
— Спасибо! Большое-пребольшое спасибо, — смущенно откликнулась Балкис. — От всего сердца благодарю тебя!
Обучение волшебству давалось Балкис легко, и она никак не могла понять, почему Идрис то и дело говорила ей о том, какой это тяжелый труд, что ей не надо огорчаться, если поначалу у нее что-то не будет получаться, что надо брать себя в руки и очень стараться, чтобы чему-то научиться. Балкис доказывала своей учительнице, что та не права: любое заклинание она запоминала наизусть с первого раза, с первого взгляда запоминала каждый жест и каким-то образом ухитрялась вкладывать чувства и волю в заклинания столь же легко, как дышала.