Напарник чародея - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер. Страница 58

— ЛЖИВОЕ СЕРДЦЕ! Вот оно что, — воскликнул Верховный Чародей.

— Воистину лживое, потому что этот человек готов был дать любую клятву и тут же от нее отказаться. Он смело вел войска в бой, но в самом сражении прятался за спинами своих рыцарей. О, лжив он был не только на словах, но и в делах, красиво говорил, приятно улыбался, а потом совершал самые коварные поступки, по жестокости соперничающие с подлостью. И все его потомки были подобны ему. Но последний граф превзошел всех своих предков. Он даже не снизошел до брака — какое ему было дело до будущего рода Фокскортов? — и всячески совращал женщин. Он был груб, держался чванливо, но говорил медовым голосом, и глупые женщины падали в обморок, когда он приближался к ним.

Род кивнул с пониманием:

— Комбинация животной привлекательности и денег. На служанок очень действует.

— Ты знаешь этот тип?

— Да, но я также заметил, что благородных леди льстивыми речами не проймешь.

— О, он не колебался использовать и другие средства. По-хорошему или по-плохому, но он совращал каждую женщину, которая оказывалась в пределах его посягательств, а потом отбрасывал ее, заставляя жить в стыде и страхе за испорченную репутацию. И несколько девушек убили себя. А когда графу об этом докладывали, он только смеялся.

— Какой негодяй! — возмущенно пропыхтела Корделия. — И он применил свои способы к твоей дочери?

— Да, потому что она была молода и прекрасна, а граф, хоть давно оставил молодость позади, бесстыдно продолжал распутничать. Я пытался держать ее подальше от искусителя, но он стал разъезжать во главе кавалькады по своим землям. Я думаю, в поисках новых жертв, а не для того, чтобы проверять, справедливо ли поступают с крестьянами его управляющие. Он заезжал в дома рыцарей. И как-то раз остановился у меня. Он знал, сколько у меня детей, и призвал их всех к себе. И когда увидел мою красавицу, остановить его было невозможно.

— Но ты мог бы взять детей и бежать! — возразила Корделия.

— Да, но меня связывала клятва верности. Какой же я был глупец: ведь самого графа не могла сдержать никакая клятва! И когда явился его посланец и приказал мне со всей семьей явиться в замок графа, я не сказал «нет». Через двадцать дней он объявил войну графу Молину и приказал мне отправиться в поход.

— Ах! — глаза Джефри сверкнули. — Этот приказ ты не мог не исполнить, потому что в нем суть рыцарства!

— Ты сказал верно, — рыцарь склонил голову. — Он приказал мне участвовать в первом поединке, чтобы я был убит в первой же битве, но не доверился случаю: когда мое копье ударило противника, предательская стрела с каленым наконечником пробила мои латы сзади, и вошла под лопатку.

— Сзади! — воскликнул Джефри. — Кто из лучников пустился на такую подлость?

— Не знаю, но не сомневаюсь, что только глупец способен отдать такой приказ, потому что его рыцари все равно узнают о предательстве. Стрела попала в цель, и я потерял сознание и больше ничего не помнил, пока моя душа не рассталась с бренным телом.

— И ты застрял между своими долгом и наградой, — кивнул Род. — И даже не знаешь, что произошло с твоей дочерью.

— Только то, что ее так или иначе довели до смерти. Погиб и мой сын.

— Сын? — Магнус поднял голову. — Ну, конечно! Его тоже нужно было устранить, иначе он добрался бы до лорда, чтобы отомстить за сестру!

Корделия задумчиво посмотрела на Магнуса.

— Именно так, — согласился рыцарь. — Он был хороший мальчик и старался уберечь семью от беды. Нет, конечно, его должны были изгнать или убить, и я не сомневаюсь, что душа его сразу после смерти вознеслась, потому что он был хорошим сыном и любящим братом.

— И дух твоей дочери не видел тебя?

— Нет, потому что она ничего не сознает в своем горе. Я пытался отомстить. Надеялся прекратить злодеяния графа, преследуя его в качестве призрака. Но я умер, не испытывая сильного гнева, потому что тогда у меня не было для этого причин, и моему духу не хватает силы. А последний Фокскорт думал только о себе и о своих плотских удовольствиях, он не воспринимал чувства других, тем более призраков.

— Слишком занят собой, чтобы увидеть призрак, — с отвращением сказал Род.

— Именно так, — неожиданно привидение с призрачным звяканьем встало на колени. — Молю тебя, как отец отца, помоги мне! Найди способ вернуть моему ребенку покой! Отомсти подлому убийце!

Лицо Рода приняло жесткое выражение:

— Я не занимаюсь местью.

— Ты струсил? Чума на твою голову! Да чтоб ты вечно...

— Нет, не надо браниться, сэр, выслушайте моего отца, — негромко сказал Грегори, и призрак, как ни странно, замолчал. Он посмотрел на Грегори, потом на Рода.

— О чем говорит твой сын?

— Он знает, что я не стану мстить, — ответил Род. — Месть принижает, не дает проявить лучшие свойства. Мы должны дать твоей дочери покой и возможность завершить путь на небо. И если в ходе этого освобождения последний граф испытает муки, которые сам причинял, хорошо. Но только в качестве побочного эффекта.

— Но скажи нам, — удивленно спросил Магнус, — как можно причинить боль призраку?

Рыцарь вздохнул и как будто стал менее видимым.

— Не знаю.

— Последний граф теперь тоже призрак, — заговорил Грегори, — но он может чувствовать призрачную боль. По правде говоря, эта душевная боль может спасти его. Если он поймет, какие муки причинял другим людям, то сможет еще раскаяться.

— Время для этого прошло, — возразил призрак. — Он мертв, — и повернувшись к Роду добавил: — Но что у тебя за ребенок, который говорит с мудростью епископа?

Род поморщился.

— Прошу тебя! Мы уже покончили с этим этапом его карьеры.

Где-то далеко прокричал петух. Призрак поднял голову:

— Чреватое небо озарилось рассветом, и все призраки ночи должны уйти и скрыться от света. Я слишком задержался. Прощайте! Помогите моему ребенку — и помните меня!

С этими словами он начал расплываться и исчез. Его последнее слово несколько раз, слабея, отдалось эхом:

— Помните... помните... помните...

Пространство, в котором он находился, опустело, в зале стало тихо.

Дети переглянулись, Гвен попыталась поймать взгляд Рода, но чародей продолжал мрачно смотреть на то место, где секунду назад находился призрак. Тогда она вздохнула и принялась раздувать огонь.

Магнус подошел к Роду, подняв руку, но не касаясь его.

— Папа...

— Да... — Род взглянул на него и улыбнулся. — Доброе утро, сын. Не хочешь ли немного поохотиться?

— Как ты можешь узнать о бывших обитателях больше, в том же самом помещении, что и раньше, сын мой?

— Я теперь знаю, кого искать, мама. Это все равно, что выискивать в толпе хорошо знакомое лицо.

Магнус находился в одной из комнат камеристок леди, пальцами он касался стены. Нахмурился, покачал головой и дотронулся до изголовья кровати. И тут же застыл.

— Что ты увидел, сын мой? — негромко спросила Гвен.

— Я увидел, как злой граф Рафаэль Фер де Ланс приводит в эту комнату леди Солу и ее мать Флору л'Аккорд, — голос Магнуса доносился словно издалека. — Он далеко не молод, лицо у него грубое с жестоким выражением, но оно привлекает женщин, я бы сказал, как удав привлекает загипнотизированных кроликов.

Корделия вздрогнула.

— Он последний отпрыск злого рода, — продолжал Магнус. — Он хуже остальных, он даже не стал жениться, но совращал каждую девушку, которая попадала в поле его зрения. Он совращал их добром и злом, а потом бросал, как использованную одежду. И только леди Сола не поддавалась на его льстивые речи. Он выбрал ее, потому что она была прекрасна. К тому же она была дочерью одного из его рыцарей. И вот граф Фокскорт приказал всему семейству сэра Донда прислуживать себе. Рыцарь отказался, и поэтому лорд велел ему идти в бой.

Позаботившись о том, чтобы рыцарь погиб, он взял всю семью в свой замок «для защиты», хотя Флора протестовала. А ее сын Джулиус хотя и унаследовал имение отца, был слишком молод, чтобы управлять им.