Волшебник не в своем уме - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер. Страница 50

Кроме того, в эти дни у Джанни было несколько деловых встреч с туманольскими купцами, и он старательно втолковывал им, что теперь они должны строить свои отношения с принцем иначе, и объяснял, как именно.

Гар же все это время провел в переговорах с принцем и его вассалами. Стражники, стоявшие у дверей покоев, где происходили эти переговоры, рассказывали, что время от времени оттуда доносились сердитые голоса, но Гар ни разу голоса не повысил. Само собой, обсуждались за закрытыми дверями условия мирного договора, и Гару приходилось терпеливо втолковывать дворянам смысл и преимущества этих условий. Когда стражники рассказали Джанни о том, что им удалось услышать, он и сам не удержался и как-то раз, приложив ухо к створке двери, стал подслушивать. Ясное дело, споры шли большей частью относительно самых простых правил торговли, и Гар с железным спокойствием объяснял дворянам, почему эти правила таковы, что никому из людей не под силу выдумать их или запретить, потому что сама суть торговли вынуждает дворян смириться с этими правилами, а вовсе не пироджийские купцы.

Да, двери покоев, где шли переговоры, были закрыты, но дни стояли жаркие, и потому окна были распахнуты. Как только у Джанни выдавалась свободная минутка, он усаживался под окнами и слушал, как Гар внушает принцу и его вассалам, что правительство может либо способствовать успеху торговли, либо убить ее на корню слишком суровым надзором и непомерными налогами. Дворяне яростно спорили, но Гар от своего не отступался и говорил о том, что выражает не свои личные соображения, а пересказывает точки зрения ученых, на протяжении нескольких столетий занимавшихся изучением подобных вопросов. «Откуда же он явился, — гадал Джанни, — где купцы уже тысячу лет так процветают, что торговлю изучают ученые?»

Наконец как-то раз Джанни услышал, что Гар завел с дворянами волнующий разговор об их роли в грядущем процветании Талипона и всей планеты, через посредство поддержки торговли. К тому времени, когда Гар завершил свою вдохновенную речь, Джанни охватил, можно сказать, религиозный экстаз, ощущение собственной призванности, возложенного на него долга. Он, будучи купцом, конечно же, был просто обязан помочь всем людям во всем мире стать лучше! Но если на него так подействовал случайный обрывок разговора, то как же должны были себя чувствовать дворяне, какой благородный пыл должен был овладеть ими!

Наконец, в самой торжественной обстановке при большом стечении народа во дворе замка принца Рагинальди был подписан мирный договор. Затем вперед вывели лурганских торговцев, закованных в кандалы. На суде председательствовал принц, а Гар выступал в роли обвинителя. Один из лурганцев пытался изобразить некое подобие защиты. Защита, правда, выглядела слабовато — частично из-за того, что лурганца было трудно понять из-за чудовищного акцента, а частично — потому, что он пытался оправдать свои действия и действия своих напарников, оперируя нескончаемым потоком цифр. Принц решил, что лурганцев следует содержать в темнице, покуда за ними не прибудут некие люди издалека, которых вызвал для этой цели Гар. При этом известии лурганцы жутко побледнели и принялись неразборчиво просить пощады — все, кроме одного, который вперил в Гара злобный, холодный взгляд и процедил сквозь зубы:

— Мы тебе это припомним, д’Арманд. Не сомневайся.

Гар же только учтиво поклонился ему и проводил лурганцев взглядом, когда их уводили в темницу.

Никто и словом не обмолвился о мнимых цыганах, что несказанно удивило Джанни.

Наконец пироджийское войско вышло из Туманолы, тепло провожаемое горожанами. Трудно сказать — может быть, тем самым туманольцы выражали радость по поводу ухода пироджийцев, а может быть, и вправду успели проникнуться к ним добрыми чувствами. Воины также тепло прощались с горожанами, хотя и искренне радовались тому, что наконец могут покинуть Туманолу, где было всегда жарко, влажно и где летали полчища москитов. Как бы то ни было, теплое прощание все сочли проявлением дружбы, установившейся между двумя городами. Принц снова стал во главе города и крепости, вот только теперь у него не было ни пушек, ни войска, осталась только личная гвардия в количестве ста воинов да ночная стража.

Дома пироджийцев встречали с восторгом. Войско шествовало по улицам, усыпанным лепестками цветов, а на Пьяцца-дель-Соль их ожидали председатель городского Совета и все его члены. Гара, Джанни и их заместителей наградили медалями. Затем настало время отдыха и пиршеств.

На следующий день Гар и Джанни были приглашены в Совет для встречи с посланцами других торговых городов, переживших войну. Все они нуждались в советах о том, как обойтись с возвращавшимися в города графами и дожами. Эти разговоры незаметно перешли в жаркие споры по поводу того, что должен представлять собой Союз торговых городов в мирное время. Но на самом деле все споры свелись к тому, что обсуждались всякие мелочи и тонкости, ну, и еще вопрос об ограничении власти Пироджии в Лиге. Между тем никто и не думал высказываться против необходимости самого существования Союза.

Никому также не приходило в голову усомниться в том, что возглавлять Союз по-прежнему должна была Пироджия.

Все это время Джанни спал, не видя снов, что его, с одной стороны, радовало, а с другой — огорчало. Радовало его то, что ему не является суровый старец, а огорчало то, что не снится чудесная танцовщица. Он искренне надеялся, что старца больше никогда не увидит, а красотка ему еще непременно явится. Может быть, все дело было в том, что он слишком сильно уставал и чересчур крепко спал — по крайней мере ему хотелось верить, что все связано именно с этим.

Наконец настал день, когда соглашение было подписано, и посланники отбыли из Пироджии. Каждый увозил с собой по копии соглашения, дабы обсудить его с членами своего городского Совета, и либо дополнить, либо подписать в том виде, в каком оно было составлено в Пироджии. Провожали посланников со всей торжественностью, звучали заверения в нерушимой и вечной дружбе.

Джанни думал о том, сохранятся ли такие же теплые отношения между купцами разных городов к началу нового торгового сезона, но почему-то он почти не сомневался в том, что Союз торговых городов сохранится, какое бы соперничество ни разгоралось между его членами. Слишком хорошо они понимали теперь, кто их общий враг — аристократия.

На следующий день Гар поблагодарил семейство Браккалезе за доброту и гостеприимство, но сказал, что теперь должен их покинуть. Мать и отец Джанни бурно протестовали против этого, а вот Джанни почему-то понимал, что уход Гара неизбежен и что уговаривать его остаться бесполезно. Как только мать и отец умолкли, Джанни сказал:

— Он странник, отец. Нельзя надеяться на то, что он до конца дней своих останется с нами.

— Но кто же возглавит созданное им войско? — с тоской вопросил Паоло.

— У Джанни это получится еще лучше, чем у меня, — заверил его Гар. — За последние недели он стал настоящим полководцем, да и офицеры у него преотличные.

Паоло изумленно посмотрел на сына, а Джанни понял по взгляду отца, что тот производит в уме подсчеты, соображая, какую прибыль принесет семейству новая должность сына, какое влияние Браккалезе приобретут из-за этого в городе. Наконец он медленно кивнул:

— Если ты так думаешь, Гар, то я согласен.

А синьора Браккалезе сказала Гару:

— В один прекрасный день ты встретишь женщину, которая заставит тебя оставить странствия, и ничего ты не будешь желать так страстно, как того, чтобы остаться рядом с ней и заботиться о ней и о детях, которых она тебе родит.

На миг взгляд Гара наполнился болью — но только на миг, а в следующее мгновение он уже тепло улыбался.

— Искренне надеюсь, что все так и будет, донна Браккалезе, но здесь этой женщины нет.

Джанни кивнул:

— Ему нужно уходить.

Но без прощальных торжеств Гара не отпустили. Вечером устроили наспех организованное застолье, в ходе которого советники щедро одарили полководца, спасшего город, и старательно скрывали облегчение, испытываемое ими в связи с его отъездом. Гар же изумил всех тем, что и сам преподнес пироджийцам подарки, из которых главным была небольшая библиотека, в которой, как сказал Гар, содержались книги, где можно было прочесть обо всем, что он успел поведать о торговле дворянам. Всем было очень интересно, откуда взялись у Гара эти книги, но из вежливости никто не решился спросить его об этом.