Волшебник в мире - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер. Страница 50

Горлин тяжело вздохнул.

— Как отрадно поговорить по душам с человеком, который пережил то же, что и ты, и знает об этом по собственному опыту.

Дилана зарделась, вновь потупилась и отняла руку.

— Есть добродетели, которыми можно обзавестись только на жизненном опыте, магистрат Горлин.

— О да, такие добродетели, как понимание и сострадание, — кивнул Горлин и снова взял ее за руку. — Я очень рад тому, что теперь вы будете жить в нашей деревне, почтенная Дилана.

— Вы льстите мне, магистрат Горлин.

— Что ж, это правда. — Печаль магистрата уступила место улыбке. — Именно этого я и хотел. Зовите меня Вильямом, почтенная Дилана.

— О, благодарю вас, магис... Вильям, — пролепетала Дилана и изумленно посмотрела на магистрата. На сей раз ресницы ее затрепетали. — Но я не могу назвать вам другого имени. Я просто Дилана.

— В таком случае я и буду звать вас просто Диланой, — решил Горлин и погладил ее руку.

* * *

Ратуша выглядела в точности как та, что стояла в родной деревне Бесс, и это придало ей уверенности и нисколько не удивило. Всякий знал, как должна выглядеть ратуша: большое, квадратное здание, выстроенное из желтого кирпича, с четырехскатной черепичной крышей, а не с соломенной, с настоящими стеклами в больших прямоугольных окнах. Бесс не знала другого: по всей стране в каждом городке, в любой деревушке стояли точно такие же ратуши, и из-за этого казалось, что сила власти присутствует повсюду, что она неуязвима.

Стражник провел Бесс в большие двустворчатые двери, и они оказались в просторной прихожей размером пятнадцать на десять футов. Затем стражник повернул направо и вывел девушку через двери поменьше прямо в зал суда. Магистрат восседал за столом на возвышении. Он действительно казался чересчур молодым для работы на таком важном посту. Наверное, атмосфера зала могла бы принизить его, если бы он не хмурил так сурово брови, глядя на каждого из просителей. У Бесс екнуло сердце, но она поняла, что магистрат просто напускает на себя суровость, дабы не показать, как робеет.

Стражник указал Бесс на скамью у стены и шепнул:

— Боюсь, девушка, тебе придется подождать. Сначала он должен выслушать других просителей.

— О, конечно, — прошептала в ответ Бесс и уселась на скамью с уверенным видом. Пусть она теперь просто Бесс, однако она так долго пробыла в обличье благородной дамы, что уверенность в себе не покидала ее, невзирая на то что на ней были блузка, лиф и юбка из домотканого холста, а не аристократический наряд.

Стражник вытянулся по струнке и отсалютовал магистрату. Бесс была немного близорука, щуриться ей не хотелось, поэтому она не могла хорошо разглядеть черты лица магистрата, но он показался ей не таким уж уродливым. С третьей попытки стражнику удалось привлечь к себе взгляд магистрата. Тот едва заметно кивнул, но не прервал просителя, излагавшего свое дело, — бородатого мужчину средних лет, который умолял отсрочить ему выплату податей, с которой он задолжал. Похоже, дело было в том, что лето выдалось тяжелое, урожай оказался хуже, чем ожидалось, и мужчина рассказывал об этом, пускаясь во все более мелкие подробности. Бесс вздохнула и решила набраться терпения. Своей очереди ожидали еще несколько просителей. Всего в зале находилось восемь человек, но, заметив, как они переглядываются друг с дружкой, Бесс поняла, что дел всего пять. Но если предстояли споры, ожидание могло затянуться.

Бородатый мужчина говорил довольно долго. Наконец он умолк, чтобы отдышаться, и молодой магистрат устало проговорил:

— Да, фермер, лето и вправду было тяжелое. Твоя дань будет снижена до двенадцати бушелей пшеницы и одного бычка.

Фермер, не веря своим ушам, в изумлении уставился на магистрата, но через пару мгновений заулыбался от радости.

— Но на следующий год, если погода будет благоприятствовать сбору хорошего урожая, тебе придется покрыть недостачу или по крайней мере часть ее, а остальную часть — на будущий год.

Улыбка покинула лицо фермера.

— Писарь, запиши то, что я сказал, — распорядился магистрат.

Писарь, который был вдвое старше магистрата и наверняка помогавший ему освоиться с работой в течение первых лет, кивнул и принялся быстро водить пером по бумаге.

Фермер кашлянул и поклонился.

— Спасибо вам, ваша честь, — сказал он и отошел к столу писаря, на ходу напялив шляпу.

Ожидавшие просители поспешно пересели поближе к столу магистрата. Магистрат сдвинул брови и сказал:

— Стражник Гоуд желает сказать мне о молодой девице, которую он привел. Следующей я выслушаю ее, дабы стражник мог продолжить свой обход.

Просители недовольно зароптали, а Бесс перебралась поближе к возвышению, удивленная и взволнованная.

— Ну, иди же, девушка, он тебя не укусит, — добродушно пошутил стражник, весело сверкнув глазами. — Давай подойдем к нему поближе, ну?

И он проводил Бесс к столу магистрата, не отступая от нее ни на шаг — по крайней мере ей казалось, что он идет за ней по пятам, хотя она и не оборачивалась.

Они остановились на положенном расстоянии от стола магистрата — в четырех футах, и Бесс в изумлении подумала:

«О, да он красив! Или... почти красив».

А магистрат и вправду был довольно хорош собой: темные волосы выбивались из-под судейской шапочки, нос у него был прямой, подбородок сильный, волевой, глаза большие — ну, то есть большие для мужчины. Пожалуй, он был на год или на два моложе Бесс. Она же была несколько старше того возраста, когда по закону полагалось вступать в брак, но Бесс надеялась, что магистрат этого не заметит, хотя все остальное, похоже, он очень даже хорошо замечал. Он смерил ее взглядом с ног до головы, более внимательно рассмотрел лицо, затем изучил глазами ее руки и корзинку. Похоже, что-то его едва заметно удивило.

— Добрый тебе день, девица.

— День добрый, ваша честь, — отвечала Бесс. Под ложечкой у нее засосало от волнения.

— Зачем она явилась, стражник?

— Она только что пришла в наш город, ваша честь, — объяснил стражник Гоуд. — Говорит, что ищет родственников, которые, как она совсем недавно узнала, могут жить здесь.

— Совсем недавно? — Молодой магистрат в упор уставился на Бесс, и она поразилась тому, насколько пытлив его взгляд. С нелегким сердцем Бесс вынуждена была признаться себе в том, что магистрат — далеко не дурак и что обмануть его будет гораздо труднее, чем она рассчитывала.

Магистрат задумался и поджал губы.

— И как же это вышло, что ты только что узнала о месте проживания своих родственников, девица?

Хороший вопрос — в стране, где каждый был обязан получать пропуска. Бесс приступила к объяснениям.

— Я Элизабет из деревни Милорга, ваша честь, но родные зовут меня просто Бесс.

— «Просто»? А я бы так не сказал, — глубокомысленно изрек магистрат, и сердце Бесс часто забилось.

— У моей бабушки были сын и дочь, ваша честь, — продолжала она. — Дочь осталась в Милорге и вышла замуж за моего отца, а сын поступил на службу в войско шерифа, и вскоре его послали в город Защитника. Несколько лет он присылал домой письма, но потом они стали приходить все реже, а потом он и вовсе перестал писать. Бабушка боялась, что он умер, но мои мать с отцом уверяли ее, что, случись такая беда, шериф бы ей про это написал. Словом, много лет мы жили, не зная, жив он или нет, но этой зимой, в день солнцестояния, к нам в деревню пришел разносчик, и когда мы спросили его про дядю Реймонда, как всегда спрашиваем, он сказал, что Реймонд из Милорги арестовал его несколько лет назад здесь, в Гристере.

— Арестовал? — нахмурился магистрат. — И за что же?

— Одна женщина обвинила этого разносчика в том, что он продал ей три ярда красной ленты, ваша честь, вместо пяти, и таки оказалось три ярда, когда писарь магистрата измерил, но дядя Реймонд заметил, что ее старая шляпка украшена красными бантами, и сказал про это магистрату.

— Вот как? — Магистрат удивленно улыбнулся. Эта история его явно позабавила. — Ну, и что же магистрат? Развязал банты и измерил, сколько ленты на них ушло?