Если бы смерть спала - Стаут Рекс. Страница 14

Возможно, он увлекся и обо всем забыл, а может, сообразил: я потом вспомню, что он советовал мне заняться Джимом Ибером уже тогда, когда Ибер был недосягаем, о чем он, выходит, в тот момент не знал.

Я напомнил ему, что любая сделка предполагает наличие двух сторон, я же его предложение не принял, но он отказался дискутировать со мной по этому поводу. Его предложение обработать Джима Ибера дало мне возможность задать несколько вопросов, касающихся его бывшего секретаря, что я и сделал. И хотя кое-какие ответы содержали полезные сведения о характере покойного, ни один из них не проливал света на самый важный факт его жизни – его смерть. Ибер прослужил у Джарелла пять лет, был холост, пресвитерианец, хотя религии времени не уделял, играл по воскресеньям в гольф, был везуч за карточным столом и так далее. Попутно я узнал кое-что о Корее Брайэме.

Спал я по обыкновению хорошо, но проснулся ровно в семь. Я повернулся на другой бок, закрыл глаза, по это не помогло. Сон ко мне не шел. Вот досада. Меня подмывало встать, одеться, спуститься в студию и послушать восьмичасовые новости. В полицию я звонил ровно в десять тридцать вечера и фальцетом сообщил, что им не мешало бы заглянуть в такую-то квартиру по такому-то адресу на Сорок девятой авеню, так что к настоящему моменту новость уже должна стать достоянием журналистов. Мне так хотелось послушать их комментарии, однако во вторник я появился к завтраку в восемь двадцать пять, в среду – в девять пятнадцать, в четверг – в девять двадцать, И если я нарушу эту традицию и отправлюсь ни свет ни заря слушать радио, а потом растрезвоню всем о том, что услышал (не стану же я об этом молчать?), кому-нибудь непременно придет в голову, что это неспроста.

Пробыв положенное время под душем, я побрился, вдел запонки в чистую рубашку, сделал еще кое-что, и история повторилась. Я надевал брюки, я уже натягивал их, когда раздался стук в дверь, отнюдь не робкий. «Кто там?» – окликнул я. Вместо ответа дверь распахнулась, и на пороге появился Джарелл.

– Доброе утро, – приветствовал я его. – Опять вы не дождались, пока я надену туфли.

Он прикрыл за собой дверь.

– Срочное сообщение, Джим Ибер мертв. Его тело найдено в его квартире. Убит. Из огнестрельного оружия.

Я уставился на него, стараясь не переигрывать.

– Когда?

– Услышал об этом по радио в восьмичасовой сводке. Они обнаружили тело вчера вечером. С пулей в затылке. Больше никаких сведений. Даже не упомянули, что Ибер служил у меня. – Джарелл направился к креслу, тому, огромному, что стояло у окна, и плюхнулся в него. – Хочу обсудить это с вами.

Возле этого самого кресла я только что поставил свои туфли с чистыми носками внутри, намереваясь сесть в него обуться. Я забрал их оттуда, сел в другое кресло, застегнул брюки и, надевая носок, сказал:

– Если они еще не докопались до того, что он служил у вас, сами понимаете, докопаются.

– Я это понимаю. Они могут в любую минуту нагрянуть. Как раз насчет этого я и хотел с вами поговорить.

Я взял второй носок.

– Валяйте.

– Вам, Гудвин, известно, что такое расследование по делу об убийстве. Известно лучше, чем мне.

– Да. Нешуточное дело.

– Вот именно. Вполне возможно, что они уже кого-то заподозрили, даже, возможно, арестовали, хотя по радио об этом не сообщилось. Но если они никого не арестовали и не арестуют в ближайшее время, представляете, что начнется? Они будут везде совать свой нос, причем как можно глубже. Ибер проработал у меня пять лет, он даже жил у меня. Им захочется узнать о нем все подробности, и в первую очередь они будут рассчитывать на информацию отсюда.

Я завязывал шнурки.

– Да, когда дело идет об убийстве, наружу тянут все секреты.

– Это мне известно. Уж лучше сразу говорить им все, что спрашивают, разумеется, в пределах разумного. Ведь если им покажется, будто я что-то не досказываю, все обернется во вред мне. Ну а если они спросят, почему я уволил Ибера, что я должен на это ответить?

Я уже обулся и мог теперь разговаривать с ним на равных. А то мне все казалось, что он может отдавить мне пальцы.

– Так и скажите: подозревал его в разглашении деловых секретов.

Он покачал головой.

– Тогда они спросят, что это за секреты и кому он их разгласил. А я вовсе не собираюсь посвящать их в свои дела. Лучше скажу им, что Ибер стал рассеян, что он, как мне казалось, потерял всякий интерес к работе, вот я и решил с ним расстаться. И это не сможет опровергнуть никто из моих домашних, даже Нора. Что касается вас… Если они спросят у вас, вы можете сказать, что вам об этом известно немного, что у вас создалось впечатление, будто я был недоволен Ибером, но почему – вам это неизвестно.

Я нахмурился.

– По-моему, вы, мистер Джарелл, здорово перетрусили. Постарайтесь преодолеть ваш страх. Инспектор Кремер и сержант Стеббинс из отдела по расследованию убийств – самые старые и заклятые враги мистера Вульфа, а следовательно, и мои. Как только они увидят меня и узнают, что я проживаю здесь под вымышленной фамилией, даже занял место Ибера, во все стороны полетят искры. Какую бы причину увольнения вы ни назвали, они вам все равно не поверят. Мне тоже. Никому не поверят. Больше всего им придется по душе версия, согласно которой вы решили пристрелить Ибера, я слегка преувеличиваю, но это по крайней мере дает вам представление о наших взаимоотношениях в свете полицейского протокола.

Он был потрясен.

– Так что я не могу взять и сказать, что мне об этом известно немного.

– Ну да, конечно же, вы правы. Я как-то не сообразил… Послушайте… Гудвин, – начал он тоном заговорщика, – я хочу попросить вас не говорить ничего о том, что произошло в среду, то есть о пропаже моего револьвера. Не потому, что я опасаюсь, что Ибер мог быть убит именно из него. Нет, не в том дело… Вы представляете, какой поднимется шум, если до них дойдет, что мой револьвер был похищен как раз накануне убийства. А если вдобавок пуля окажется того же самого калибра, все будет во сто крат хуже. Об этом не знает никто, кроме нас с вами. Даже человек от «Хорланда». Он ушел до того, как я обнаружил пропажу.

– Я сказал вам, что об этом знает мистер Вульф.

– Им ни к чему вступать в контакт с Вульфом.

– Возможно и так, однако стоит им увидеть здесь меня, и они непременно пожелают это сделать. Повторяю, мистер Джарелл, мне кажется, вы все еще не в состоянии трезво разобраться в обстановке. Вы в состоянии разобраться в одном: в ваших чувствах к своей невестке. Вы жаждете насладиться своей местью. Вы наняли для этого мистера Вульфа, заплатив ему в качестве аванса десять тысяч долларов; потом предложили еще шестьдесят мне. А что, если вам рассказать все, как есть, инспектору Кремеру, именно ему самому, а не Стеббинсу и не Роуклиффу и уж, конечно, не этому выскочке помощнику окружного прокурора? Я имею в виду историю с револьвером. Он начнет копаться и получит неоспоримые доказательства того, что Ибера застрелила Сьюзен. Ведь вы только этого и жаждете… Вы утверждаете, что револьвер взяла она. Если так, она взяла его с намерением использовать против кого-то. Почему бы не против Ибера?

– Нет, – решительно отверг Джарелл.

– Почему? Скоро вам станет известно, что Ибер был убит из револьвера тридцать восьмого калибра. Я мог бы разузнать об этом в течение часа, сразу же после завтрака. Так почему бы не рассказать обо всем Кремеру?

– Полиция не придет ко мне. Я этого не сделаю. Нет, черт побери, вы сами знаете, что я этого не сделаю. Не стану я посвящать полицию в свои личные дела. И не хочу, чтобы это делали вы либо Вульф. Теперь я и сам вижу, что моя выдумка не пройдет. Если они обнаружат, что вы поступили на место Ибера, начнется черт знает что. Но они об этом не узнают. Вам следует сию же минуту убраться отсюда, ибо они могут нагрянуть прямо с утра. Если им захочется узнать, где мой новый секретарь, я им объясню, что он проработал всего четыре дня и ему ничего не известно об Ибере. А вы убирайтесь отсюда.