Когда человек убивает - Стаут Рекс. Страница 2

Тем временем Обри продолжал:

— Так что когда Бииб отказался этим заниматься, и мы узнали, что Карноу приехал в Нью-Йорк, то решили: мне надо самому идти к нему и все объяснить.

Договорились мы об этом лишь вчера вечером. Сегодня у меня с утра были кое-какие деловые свидания, а днем я поехал в отель «Черчилль», где он остановился, и поднялся к нему в номер. Я не стал предварительно созваниваться по телефону, потому что никогда его не видел и хотел сначала посмотреть на него, а потом уж затевать разговор. Да-да, я хотел на него взглянуть. — Обри замолчал, потер ладонью лоб, а потом сильно сжал его руками. Потом руки его упали на колени и кулаки разжались. — Свидание было нелегким, — продолжал он, — я как-то даже не представлял себе, что именно мне надо ему сказать. Основное предложение — тут все было ясно, но у меня на уме было еще кое-что. Агентство-то у нас общее, половина акций принадлежит Кэролайн, вторая — моя. Ну, так я мог пригрозить ему, что если он не примет наше предложение, я буду держаться за свою половину акций, во всяком случае, не уступлю ему их без борьбы. Но я так и не разобрался, разумно это или нет. Я мог бы также сказать, что Кэролайн беременна, на деле это не так, скорее всего я бы ему этого не сказал, потому что я немного суеверен. Подобными вещами шутить не стоит. И все же такая мысль у меня была… Вообще-то все это не имеет значения, потому что я его так и не увидел. — Он сжал рот, потом опустил подбородок. — Вот тут я оказался не на высоте, признаю это, только не подумайте, что струсил. Я подошел к двери его комнаты, 2318, не позвонив снизу, как я уже говорил, и было поднял руку, чтобы постучать, но не смог. Почувствовал, что меня трясет. Даже зубы стучали. Я постоял, стараясь успокоиться, но ничего не мог с собой поделать. И я понял, что если я войду к нему, изложу ему все, а он наотрез мне откажет, неизвестно, что может случиться. В таком состоянии я скорее бы все испортил, чем добился успеха. Потому я позорно сбежал. Мне очень стыдно признаваться в столь постыдной слабохарактерности. Кэролайн ждала меня в баре неподалеку. Я рассказал ей всю правду. Можете поверить, мне нелегко было признаваться в собственной робости. Ведь вплоть до этого момента она думала, что я в состоянии справиться решительно со всеми трудностями, которые могут нам встретиться. Она считала меня настоящим мужчиной.

— Я и сейчас так думаю, Поль, — сказала она очень серьезно.

— Да? Дорогая, я так хотел бы тебя обнять.

— Не сейчас. Не раньше, чем… — Она махнула рукой. — Перестань твердить об одном и том же.

— Хорошо, забудем об этом пока…

Он повернулся к Вулфу:

— Короче, я ей сказал, что мужской разговор не состоялся. Мы уселись за столик и снова принялись рассуждать. По нашему мнению, никто из друзей не годился для выполнения этой миссии. Адвокат, работающий в нашем агентстве, зеленый юнец. Когда кто-то из нас, даже не помню, кто именно, назвал ваше имя, мы оба уцепились за эту мысль. Я тут же нашел будку телефона-автомата и договорился о встрече… Может быть, вам удастся вызвать его сюда и сделать от нашего имени данное предложение. Если же он не пожелает, пошлите к нему Арчи Гудвина. Кэролайн почему-то считает последнее более целесообразным, потому что Карноу излишне обидчив и болезненно самолюбив. Но уж это вам решать. Если вам удастся убедить его принять наше предложение, вы можете потребовать за услуги любую цену. Но, к сожалению, теперь нам придется жить весьма скромно, и я вынужден вас об этом сразу предупредить. Пять тысяч долларов, что-нибудь в этом роде, это предел… Но, Бога ради, не отказывайте нам, займитесь этим делом прямо сегодня, сейчас же.

Вулф откашлялся.

— Я же не адвокат, мистер Обри, я детектив, сыщик, как иногда говорят.

— Мне это известно, но какая разница? Все в один голос повторяют, что вы знаете, как добиться того, что вам требуется. Вот мы и хотим, чтобы вы добились от Карноу согласия принять наше предложение.

— Я мог бы придраться к вашей формулировке, — сказал Вулф, — но вам сейчас не до семантических споров. Мой гонорар зависит от рода и количества выполненной работы. Ваше задание представляется мне совсем несложным. Скажите, вы все продумали, когда определяли мой гонорар. И были искренни?

— Абсолютно!

— Глупости. Абсолютная искренность недоступна ни одному человеку. Если мистер Карноу примет ваше предложение, могу ли я быть уверен в том, что вы в точности выполните все те условия, которые перечислили?

— Да, да, не сомневайтесь. Выполним.

Вулф обратился к Кэролайн:

— Миссис Карноу, а вы?

— Она вовсе не «миссис Карноу»! — рявкнул Обри. — Она моя жена.

Вулф слегка пожал плечами.

— Мадам, уверены ли вы, что согласны со всеми предложенными вами условиями и будете честно их придерживаться?

— Да, — послышался твердый ответ.

— Знаете ли вы, что тем самым отказываетесь от вдовьей части наследства, предусмотренной законом, от крупного капитала?

— Знаю.

— В таком случае я должен задать вам несколько вопросов о личности мистера Карноу, поскольку мистер Обри с ним никогда не встречался, У вас не было от него детей?

— Нет.

— Полагаю, вы вышли за него замуж по любви?

— Мы считали, что любим друг друга. Да, мы любили…

— Вы к нему охладели?

— Не совсем так. — Она заколебалась, не зная, как объяснить. — Сидни был страшно обидчив, вспыльчив и заносчив… Чувствуете, я все еще говорю «был», потому что так долго считала его умершим. Мне было всего восемнадцать, когда мы познакомились. Как я сейчас думаю, я плохо понимала его и, наверное, просто его не знала. Он пошел добровольно в армию, считая это своим долгом, поскольку не участвовал во Второй мировой войне. Неоднократно повторял, что он «обязан очистить свою долю картофеля», это его собственное выражение. Я не была с ним согласна, но к тому времени уже поняла, что мое мнение, мои чувства и мысли не были для него особенно важны… Если вы собираетесь попытаться заставить его принять наше предложение, конечно, вам желательно знать, что он за человек, но я сама его, по сути дела, так и не узнала, несмотря на прожитое вместе время. Возможно, вам помогут его письма, полученные мною от него из армии. Он мне прислал всего три: одно из Кэмп Гивенса и два из Кореи. Он не любил писать письма. Мой Поль сказал, что я должна захватить их с собой и показать вам.

Она расстегнула сумочку, порылась в ней и извлекла несколько скрепленных вместе листочков.

Я забрал их у нее и передал Вулфу. Ну, а поскольку я предполагал, что именно мне будет поручено вести переговоры о предложении супругов Обри, встал рядом с Вулфом и принялся читать вместе с ним неровные строчки. Все три письма по сей день находятся в наших архивах. Я ознакомлю вас всего лишь с одним, самым последним, чтобы вы имели представление о его содержании и стиле.

«Дорогая Кэрри,

как я надеюсь, мой верный и преданный друг.

Извини меня, но дает себя знать моя слабость. Мне бы хотелось быть там, где находишься в эту минуту ты, и объяснять тебе, почему мне не нравится твое новое платье, после чего ты пошла бы и переодела другое. Мы отправились бы к Шамбо лакомиться устрицами и пить «Ричбург», а затем в «Вельветт-Йоук» попробовать «дамских пальчиков» с томатным соком, потом вернулись бы домой, приняли горячий душ и улеглись на матрасы толщиной в три фута, застланные тончайшими льняными простынями под атласные одеяла цвета «электрик». После нескольких дней подобной жизни я бы начал узнавать самого себя, смог бы обхватить тебя обеими руками, и мы окунулись бы в блаженство. Теперь, по всей вероятности, мне следует подробно описать здешние края, чтобы ты поняла, почему я предпочел бы находиться в каком-нибудь другом месте. Но это звучало бы слишком тривиально, да и к тому же, как ты прекрасно знаешь, я ненавижу писать письма, в особенности описывать собственные ощущения. Поскольку время все больше и больше приближается к тому моменту, когда я попытаюсь кого-нибудь убить и, возможно, преуспею в этом начинании, я порылся в памяти дабы припомнить умные изречения о смерти. Геродот [1] сказал: «Смерть — восхитительное убежище для усталого человека». Эпиктет [2] заметил: «Смерть — не что иное, как пугало». По выражению Монтеня [3], «самые смертельные смерти — наилучшие». Я непременно процитирую эти изречения человеку, которого собираюсь убить, и тогда он не будет так сильно переживать.