Предательство страсти - Бакст Настасья. Страница 19
Эта первая петербургская красавица, покорявшая и разбивавшая сердца десятков мужчин, первый раз влюбилась в тридцать. Ее избранником стал один молодой юноша, лейтенант лейб-гвардии, которому едва исполнилось девятнадцать. И впервые красота и могущество княгини не тронули мужское сердце. Юноша страшился внезапно вспыхнувшей к нему страсти со стороны стареющей могущественной камер-фрейлины и предпочел отбыть в действующую армию. Салтыков тогда подумал, что Полина возненавидит человека, нанесшего такой сокрушительный удар по ее самолюбию, но ошибся. Камер-фрейлина каждый день молилась за Николеньку и умоляла Екатерину прекратить войну с Турцией. Если бы не воля князя Потемкина, то, возможно, сердобольная Екатерина и выполнила бы просьбу ближайшей подруги. Тогда Россия могла бы на долгие годы лишиться Крыма и выхода в Черное море.
Странно, как человеческие судьбы порой влияют на историю целых государств!
2
Клод Сен-Мартен
Готфрид Люмбек появился в Висбадене примерно восемнадцать лет назад. Сейчас это уже был желчный старик, которому прочили дожить до ста лет и умереть богатейшим бюргером. Его лавка готового платья, пользовалась бешеным успехом у горожанок. Конечно, аристократки приобретали платья, изготовленные на заказ в Париже, но жены богатых виноделов, купцов, банкиров и судовладельцев, охотно пользовались услугами господина Люмбека. Он первым из всех портных города придумал нанимать на работу художников, которые садились в воскресный день на центральной улице Висбадена, где были расположены гостиницы, салоны, дорогие магазины и главная церковь, и зарисовывали туалеты самых богатых, знатных и элегантных дам города и приезжих. Затем Люмбек изучал эти рисунки, делал специальные чертежи и по ним изготовлял копии нарядов. Так герцогиня Брауншвейгская была в истерике, когда, проехав по улицам Висбадена повстречала целых десять женщин одетых в точные копии ее дорогих туалетов, приобретенных за бешеные деньги у Трике в Париже, который клялся, что более никто и нигде не будет иметь ничего похожего. Со временем Люмбек стал вносить свои элементы в наряды, делая их более «роскошными» и соответствующими вкусу местных дам. Вместо зеленого и голубого бархата, он использовал красный, малиновый, даже оранжевый, который, оказалось, можно легко получить из красного, если окрасить ткань специальной краской из охры. Но любимым материалом мэтра Люмбека стал атлас. Здесь потрясало буйство красок, обилие вышивки, использование кружева, бисера, меха… Готфрид Люмбек первым додумался составить из имевшихся у него рисунков альбом, который демонстрировался в зале, рядом с готовыми платьями, и любая дама могла не только купить понравившееся ей платье, но и заказать что-то из альбома.
Когда один французский делец посетил Висбаден и случайно наткнулся на магазин готового платья нашего предприимчивого господина Готфрида, он мгновенно сделал у того заказ на 200 нарядов, которые мгновенно были распроданы в Париже. Засилье испанского стиля в королевстве изысканной моды, привело к тому, что французские женщины стали жаловаться, что им просто не дают возможности показать свою красоту. Портной Люмбек превратился во владельца самой большой в Висбадене мануфактуры, производившей до 10 тысяч единиц готового платья в год. Готфрид придумал также разделить обязанности между портными так, чтобы один только кроил, другой сметывал, третий пришивал рукава, четвертый подшивал подол. Мануфактура работала день и ночь, сотни женщин и детей ежеминутно совершали сотню мельчайших стежков иголкой, ибо Люмбек требовал, чтобы швы были настолько мелкими, чтобы человеческий глаз с трудом мог их различить. Ежемесячно из восточных стран прибывал огромный торговый корабль, трюмы которого были набиты сказочным бархатом, атласом, парчой, шелками, бисером из драгоценных камней, пуговицами из серебра и слоновой кости. Люмбек стал титаном, но никто так и не узнал, откуда он появился.
— Добрый день, — граф Салтыков вошел в лавку, и уселся прямо напротив огромного стола, обитого сукном.
— Добрый день, господин… Простите, кажется вы вчера здесь были и сделали покупку. — Став очень зажиточным бюргером, Готфрид Люмбек продолжал сам встречать клиентов в своей лавке. Выглядел он дружелюбно, даже немного приторно. На его правой руке был огромный перстень с изумрудом.
— Да.
— Вы тот самый русский?
— Да.
— Прекрасно, а как поживает прекрасная фройляйн Риппельштайн?
— Вообще-то, не очень хорошо.
— Что же случилось? Простуда? Или головная боль?
— Вообще-то нет. Ей свернули шею.
— Ч-ч-…
Мэтр Люмбек потерял дар речи, судорожно схватившись рукой за горло, он несколько раз втянул воздух, смертельно побледнел, и как-то в одно мгновение превратился в дряхлого старика.
— Вчера, сразу после того как ваша дочь… Не отпирайтесь, я знаю, что Лизхен — ваша дочь, а не виконта де Грийе, но ему об этом знать было совсем не нужно, так ведь?
— Откуда вы знаете? Вы, должно быть, сам дьявол! — Люмбек вжался в кресло.
Салтыков улыбнулся.
— Честно говоря, я не знал. У меня просто была догадка, а вы ее так неожиданно подтвердили.
Готфрид почувствовал, как у него из-под ног уходит земля.
— Что вы хотите? И как обо всем узнали?
Я наводил некоторые справки. Ваши соседи рассказали мне, что вы здесь поселились восемнадцать лет назад. Кем вы были до этого — никому не известно. Лизхен же постоянно заводила со мной разговор о ваших платьях. Сначала я не обратил на это никакого внимания, подумал, что это обычный женский разговор, но затем меня насторожила частота, настойчивость и странность описания ею вашего дела. Вместо того чтобы болтать о том, насколько ваши платья соответствуют или не соответствуют модам, она постоянно расхваливала качество производства, оказалось, что она в курсе того, как искусно организован ваш процесс шитья, много внимания уделяла качеству тканей, и, наконец, постоянно упоминала о цене. Я расспросил некоторых ваших работников. В частности, почему они шьют так много одинаковых платьев, ведь их не будут покупать. На это он мне ответил, что большая часть того, что они шьют, предназначена для других стран. Тогда я подумал, что она хочет подтолкнуть меня заключить с ней договор о поставках ваших нарядов в Россию. Это показалось странным. Я решил было, что она получит некий процент, если вам удастся убедить меня купить эти платья. Я прямо сказал ей, что возможно, императорский театр и заинтересуется мэтром Люмбеком, но мне нужно встретиться с вами лично. Во время нашего визита, меня удивило несколько вещей. Во-первых, это то, как сердечно вы встретили фройляйн Риппельштайн. Она не могла быть вашей постоянной клиенткой, по ее словам — то платье, которое купил ей я, было первым нарядом вашего производства. Во-вторых, я обратил внимание на ваше удивительное внешнее сходство. Тогда у меня и закралось подозрение, что она помогает вам не только из корыстных целей. И, наконец, за небольшое вознаграждение, префект показал мне перепись населения Висбадена и его окрестностей. Угадайте, что я там нашел? Правильно. Ваше настоящее имя — Готфрид Риппельштайн. Все стало ясно — вы служили у виконта де Грийе, и были женаты на гувернантке Мари фон Штерн, следовательно, Лизхен ваша дочь.
Мэтр Люмбек развязал галстук на своей шее. Он был весь покрыт крупными каплями пота. Салтыков продолжил:
— Далее в замке фон Штернов вчера произошли крайне драматические события. Лизхен потребовала ее признания дочерью старого виконта; я был удивлен. Ведь, из всего мною увиденного ясно следовало, что она — именно ваша дочь. Вы с ней похожи! Ваша жена была уже беременна на тот момент, когда виконт решил с ней позабавиться, если что-то подобное, конечно, вообще имело место.
— Он заслужил всех несчастий, что обрушились на его голову! Он не щадил ни чьей чести, мы не были для него людьми!
— Я охотно верю, что де Грийе был далеко не самым образцовым христианином, но…
— Кипеть ему в аду!