Предательство страсти - Бакст Настасья. Страница 37

Вы мне не верите? — епископ презрительно смерил с ног до головы этого русского юнца, который посмел явиться к нему в обитель как в свою казарму и вести себя как хозяин.

— Послушайте, — в разговор вмешался де Грийе. — Я думаю, вас, как и всех остальных, интересует мой архив. Он находится у главы масонского ордена; что смог вспомнить, я рассказал русскому канцлеру. Поверьте, в этих бумагах нет ничего интересного. Половина из перечисленных там преступников, уже умерли. Все эти «тайны порока» не так уж ужасны, как вы себе представляете. Рассказав о своем архиве и некоторых случаях, которые не были мною записаны, взамен я просил защиты для себя и своей дочери. Но когда получил все необходимые высочайшие повеления и всемилостивейшее прощение, в Петербург прибыл граф Салтыков, который поведал мне, что уже поздно — Мари пропала. Мы всеми силами пытались ее разыскать, и вот — нашли.

— Но как же те бумаги, что Гертруда Риппельштайн хранила у нотариуса Батистена, и по поводу которых он писал свои донесения?

— Мы предполагаем, что перед тем как явиться в замок фон Штерна, Сен-Мартен под видом монаха-капуцина проник в дом Батистена и отравил несчастного, после забрал бумаги, — сказал Салтыков.

— Это хорошая версия, но ее недостаточно, — ответил он де Грийе.

— Позвольте мне хотя бы увидеть дочь! — воскликнул несчастный виконт. — Я уже стар, мне осталось совсем недолго…

Епископ Готторпский задумался. В конце концов, раз уж они пришли и им точно известно, что Мари фон Штерн находится здесь, какой смысл это отрицать?

— Хорошо. Я прикажу позвать ее, — Максимилиан позвонил в колокольчик.

— Слушаю, ваше святейшество!

— Пригласите в мой кабинет послушницу Франсуазу.

Секретарь кивнул и беззвучно удалился.

— Она пожелала назваться своим вторым именем, — пояснил епископ присутствующим.

Салтыков, однако, уже его не слушал. Все его внимание было приковано к звукам, доносившимся из темного коридора. Вот-вот там раздадутся легкие шаги… Вот-вот они снова встретятся, он сожмет ее руку и будет умолять о прощении до тех пор, пока она не поймет и не простит его! Ухо его уловило чуть слышный шорох. Мари идет к нему. Не в силах сдерживать себя, Салтыков вскочил и бросился к двери.

— Сядьте! — резко и неожиданно громко одернул его епископ.

Леди Сазерленд следила за происходящим, затаив дыхание. Никогда она еще не видела Максимилиана таким. Похоже, эта Мари фон Штерн имеет для него куда большее значение, чем просто новая сестра для его обители! Леди Сазерленд ощутила даже легкий укол ревности. Много лет она пыталась увлечь Максимилиана. Нет, не для того, чтоб сделать его любовником, просто, когда тебя любит епископ, то кажется, что и Бог тоже.

Салтыков не сел обратно в кресло, но остановился возле самого порога.

Она вошла, потупив глаза. Графа словно не заметила. Леди Сазерленд отметила, что бледность и неподвижность ее лица скорее есть следствие величайшего внутреннего напряжения, чем подлинного смирения и безразличия.

— Мари! — виконт вскочил со своего кресла и порывисто прижал ее к себе. Она не реагировала. Салтыков беспомощно протянул к ней руки и заметался, словно вдоль невидимой преграды. — Мари, ты не узнаешь меня? Это же я — твой отец!

— Мари! — Салтыков упал перед несчастной на колени, и, обхватив ее ноги, просил, умолял простить его.

— Оставьте ее! — епископ вышел из-за своего стола и протянул послушнице Франсуазе руку. Усадив ее в кресло, он внимательно вгляделся в ее лицо, и от него тоже не ускользнула странность взгляда. Стеклянные, неподвижные глаза словно скрывали целый вулкан, бурю эмоций, которая, в случае выхода, могла бы погубить несчастную, лишить ее рассудка.

— Мне кажется, ей лучше вернуться к своим обычным делам, — заметил он присутствующим.

— Дайте мне поговорить с ней! — Салтыков бросился к епископу.

Тот обернулся, и леди Сазерленд, следившая за происходящим затаив дыхание, почувствовала, что будь оба этих мужчины сейчас вооружены, то сошлись бы в смертельном поединке. К счастью, Максимилиан никогда не носил при себе оружия, а всех посетителей просили оставлять шпаги, ножи и пистолеты у входа в святую обитель.

— Максимилиан! — жена министра внутренних дел больше не могла оставаться в стороне. — Ради всего святого! Оставь их наедине!

— Но я в ответе за ее душу и ее разум, — был непреклонный ответ.

Максимилиан, ты же не только священник, ты — джентльмен! Ты не имеешь права обречь эту несчастную на монашеское существование, если она не готова. Это испытание ее решения, твердости ее духа! Если сейчас она не найдет в себе сил отказаться от мирского счастья, то кто даст гарантии, что она не станет тосковать о нем позже! Максимилиан! Боже, так часто мужчины решают за женщин их судьбу, поэтому многие из нас несчастны. Так часто вы думаете о политике, вместо того, чтобы подумать о чувствах, о счастье! Дай ей шанс!

Леди Сазерленд столь надрывно говорила в этот момент, что святой отец вспомнил, какую неприятную роль ему пришлось сыграть в ее замужестве. Воля короля была такова, что Елизавета Ланкастер, одна из самых блестящих невест Англии, представительница древнейшего рода и очень богатая наследница, стала женой неприметного лорда Сазерленда и тем самым навсегда выбыла из очереди на наследование престола. Если бы король умер неожиданно, не успев родить наследника, то герцогиня Ланкастерская была бы третьей в очереди на престол. Даже если бы наследник родился, то по малолетству не мог бы управлять страной. В таких случаях Парламент назначает регента. Елизавета, знатная и умная женщина, имевшая значительные связи в среде банкиров и промышленников, вполне могла бы претендовать на регентство. Однако замужество избавило бы кое-кого из влиятельных аристократов от опасной конкурентки. Максимилиану, другу семьи и талантливому проповеднику, поручили устроить брак Елизаветы с лордом Сазерлендом, который был красив, приятен в общении, одним словом — настоящий денди. Девушка увлеклась, но если бы не вмешательство Максимилиана, ее отношения с лордом не продлились бы долго, но священник был настойчив, ведь наградой за успех служил сан епископа. Максимилиан уговорил герцогиню Ланкастер, и всю оставшуюся жизнь испытывал перед ней мучительный стыд. Она поняла и простила Максимилиана, и даже научилась извлекать из его совестливости выгоду. Как сейчас.

Епископ Готторпский метнул в сторону Салтыкова ненавидящий взгляд, сложил руки за спиной и вышел, все остальные последовали за ним. В кабинете святого отца остались только Мари в белых послушнических одеяниях и Александр Салтыков.

Она отвернулась и вцепилась руками в ручку кресла. Граф заговорил первым. Он так много думал о том, что скажет Мари, когда они встретятся, но сейчас… Слова замирали у него в горле, все подготовленные фразы казались искусственными и неискренними… Александр сделал несколько порывистых движений, будто зверь, посаженный в тесную клетку. Мари в этих белых одеждах! Не то невеста, не то признак, напоминающий убийце о его преступлении!

— Мари, я приехал забрать тебя! Я увезу тебя в Россию! Я хочу, чтобы ты стала моей женой… Мари, я так искал тебя, я был готов горы свернуть, — Александр встал перед ней на колени и осыпал поцелуями холодные ладони своей возлюбленной.

— Не трогайте меня! — закричала она вдруг так жалобно, словно он причинял ей острейшую боль.

— Я знаю, что мне, возможно, не хватит всей жизни, чтобы загладить перед вами свою вину. Но в тот момент я должен был думать о том, как мне скорее освободиться, чтобы вызволить вас. Я не мог открыться, ведь кроме долга перед вами у меня был еще и долг перед родиной, которой я принес присягу! Поймите же! Ваша жизнь и воля принадлежат только вам, а моя еще и императрице!

— Перестаньте! Лжец! Лжец! — из глаз Мари брызнули слезы. — Хотя бы взгляд, один твой взгляд на меня у подножья этого помоста! — обвинение сорвалось с ее губ помимо воли. — будьте же верным до конца своему долгу! Своей императрице! Своей Родине!