Острие копья - Стаут Рекс. Страница 8
– От Корлисса Холмса, сэр, – произнес посыльный, отдуваясь.
Вульф кивком велел мне помочь ему снять груз со спины. Мы поставили тюк на пол, и парень стал развязывать веревку. Делал он это так долго, что я от нетерпения вытащил из кармана свой перочинный нож. Но Вульф остановил меня
– Нет, Арчи, – тихо сказал он, – узлы заслуживают быть развязанными, к тому же их не так много.
Я спрятал нож в карман.
Наконец веревка была развязана, и парень вытянул ее из-под тюка. Я принялся помогать ему снимать бумагу и мешковину. А потом стоял и безмолвно смотрел то на Вульфа, то на то, что лежало на полу. Это были клюшки для гольфа, много, не менее сотни, вполне достаточно, чтобы перебить всех змей в округе, ибо, по мне, они ни на что другое не были годны.
– Что ж, спортивная разминка, сэр, вам не помешает, – заметил я, и это было все, что я мог сказать.
Не поднимаясь с кресла, Вульф велел нам переложить клюшки на стол, что мы с парнем и начали делать. Они были самые разные – длинные и короткие, тяжелые и легкие, металлические и деревянные, стальные, хромированные, какие только душе угодно. Вульф смотрел, как мы это делали, оценивая внимательным взглядом каждую из них. Когда их уже лежало на столе около дюжины, он вдруг сказал:
– Вот эти с металлическими концами мне не нужны. Можете убрать их. – А потом, кинув на парня вопросительный взгляд, уточнил: – По-вашему, я выразился неточно. То, что я назвал концами, видимо, называется у вас как-то иначе?
– Это головки, сэр, – снисходительно улыбнулся юноша.
– Примите мои извинения, молодой человек. Как вас зовут?
– Меня? Таунсенд.
– Прощу извинить меня, мистер Таунсенд. Я лишь однажды в жизни видел клюшки для гольфа, да и то на витрине. Моя машина случайно остановилась перед ней – спустило колесо. Я успел заметить, что у клюшек на витрине головки не были подбиты металлом. Это все, должно быть, варианты клюшек?
– Да, они бывают самые разные.
– Действительно, очень разные. Деревянные головки или подбитые чем-то, костью обыкновенной или даже слоновой… Раз это головка, то эта сторона, должно быть, лицо?
– Да, сэр.
– Понимаю. А зачем их подбивают? Каждое явление в этой жизни должно иметь свою причину. Это не касается только орхидей.
– Причину?
– Да, именно причину.
– Это… – Молодой человек замешкался, прежде чем ответить. – Видите ли, сэр, это делается для точности удара. Этим местом бьют по мячу.
– Понимаю, окантовка гарантирует точность удара. Ладно. А вот ручка клюшки. Это, я вижу, дерево, благородный и послушный материал, а это – сталь. Как я понимаю, стальные ручки полые внутри?
– Да, сэр, хотя это дело вкуса. Это – драйвер, большая клюшка, или клюшка номер один. Вот у этой клюшки головка подбита латунью. Видите, в нижней ее части. Поэтому эта клюшка называется латунной.
– Безупречная логика, – как бы про себя пробормотал Вульф. – Что ж, можно считать, что урок окончен. Знаете, мистер Таунсенд, к нашему счастью, различия в происхождении и воспитании дают каждому из нас право на известный снобизм. Мое невежество в этой специальной области тешит ваше чувство превосходства надо мной, а ваша полная неосведомленность в законах логического мышления льстит моему самолюбию. Что касается цели вашего визита сюда, то я у вас ничего не куплю. Ваш товар, увы, мне никогда не пригодится. Можете все собрать и унести обратно, или лучше договоримся так: я беру эти три клюшки и накидываю на каждую по доллару сверх ее цены. Итак, вас устраивает три доллара?
Даже если бы этот парень не знал, что такое чувство собственного достоинства, он хорошо понимал, что такое престиж фирмы «Корлисс Холмс», ибо тут же ответил:
– Вас никто не принуждает покупать наш товар, сэр.
– Разумеется, но я еще не все сказал. Я хочу попросить вас об одолжении. Возьмите одну из этих клюшек, вот, например, эту, станьте за этим креслом и повертите или помахайте ею, как это у вас положено при игре.
– Помахать?
– Да, сделайте то, что положено – удар, бросок, поддавок, как это у вас там называется. Ну, словом, покажите, как вы бьете по мячу.
Кроме отмеченного Вульфом снобизма, парню была присуща насмешливая снисходительность профессионала. Взяв у Вульфа клюшку, он отошел подальше от стола, отодвинул кресло, осмотрелся, взглянул даже на потолок, и, подняв клюшку и описав ею полудугу над головой, с оглушительным свистом опустил ее вниз, как бы завершив мах ударом,
Вульф поежился.
– Какая силища! – пробормотал он. – А теперь, прошу, помедленнее.
Парень выполнил просьбу.
– Если можно, еще медленнее, мистер Таунсенд, – снова попросил Вульф.
На этот раз тот, не скрывая иронии, сделал мах подчеркнуто медленно. Вульф внимательно следил за каждым его движением. Он был очень серьезен.
– Отлично. Премного благодарен, мистер Таунсенд, – наконец сказал он. – Арчи, поскольку у нас нет кредита в фирме «Корлисс Холмс», рассчитайся с мистером Таунсендом наличными и не забудь добавить три доллара. Да поторапливайся, твоя поездка очень важна и не терпит отлагательства.
Мое сердце радостно екнуло, ибо многонедельное ничегонеделание меня угнетало. Я помог парню собрать клюшки и проводил его до входной двери. Когда же вернулся, то застал Вульфа в прежней позе в кресле, только губы его были сложены так, будто он тихонько насвистывал. Однако никакого свиста не было слышно, хотя грудь Вульфа ритмично вздымалась и опускалась. Когда мой хозяин вот так складывал губы, я не раз пытался, встав поближе, уловить хотя бы слабый звук, но напрасно. Увидев, что я подошел к столу, он сказал:
– Это займет одну минуту. Арчи. Садись. Блокнот тебе не понадобится.
4
За рулем я обычно не вижу ничего, кроме полотна дороги. Таков уж я, – если что делаю, то не отвлекаюсь, пока не доведу до конца. В тот день мне удалось удачно сократить путь. До Вудленда я ехал довольно медленно по перегруженной транспортом главной магистрали, но потом свернул и уже через двадцать минут был в Уайт-Плейнс. Хотя я спешил и вынужден был сосредоточить все свое внимание на шоссе, я все же изредка бросал взгляды и на окрестности – на цветущий кустарник вдоль обочин, молодую листву на деревьях, колышущуюся словно в медленном танце, в такт дуновениям ветерка, на яркую зелень полей. Любой ковер, пусть за много тысяч долларов, вдруг подумал я, не ласкает так ногу человека, как упругая густая трава лужайки.
Но я спешил напрасно. Едва я вошел в здание прокуратуры, как неудача стала преследовать меня по пятам. Прежде всего, Андерсон был в отъезде. Как мне сказали, он вернется не ранее понедельника, то есть через четыре дня. Он – в Адирондакских горах, но адреса не оставил. Мне же совсем не улыбалось ехать за ним куда-то в Лейк-Плесид. Замещал Андерсона адвокат Дервин, о котором я ничего не знал и не слышал. Он еще не возвратился с обеденного перерыва и будет не ранее, чем через полчаса. Я понял, что здесь никто не горел желанием мне помочь.
Я вышел на улицу и поискал телефонную будку, чтобы позвонить Вульфу. Тот велел дожидаться Дервина и посмотреть, что из этого выйдет. Чтобы скоротать время, я зашел в кафе, съел бутерброды и выпил пару стаканов молока. Когда я вернулся в прокуратуру, Дервин был уже на месте, но заставил меня подождать еще минут двадцать, которые, как я понял, понадобились ему, чтобы поковырять зубочисткой в зубах. Судя по гробовой тишине в здании, здесь работой себя не утруждали.
Вспомнив, сколько я перевидал адвокатов на своем веку, я задумался, чем они все так похожи друг на друга. Не тем ли, что на их лицах застыло одинаковое выражение – эдакая непонятная смесь страха и самоуверенности. Будто каждый из них переходит запруженную машинами улицу и ждет, что его сейчас собьет одна из них, и в то же время пребывает в мстительной уверенности, что обидчика ждет неминуемая кара, ибо в кармане пострадавшего лежит заранее заготовленное по всей форме обвинение.