Чернобыль. Как это было - Дятлов Анатолий Степанович. Страница 35
– все реакторы ядерноопасны только при большом ОЗР. РБМК – и при большом, и при малом;
– универсальная А3 – и глушит реактор, и разгоняет.
И далее, А.П. Александров занимал официальную должность – Научный руководитель темы РБМК. Поэтому каким был реактор при создании, каким он был после вплоть до аварии – вклад академика прямой.
Третье. А.П. Александров говорит, что сейчас эти недостатки уменьшены, компенсированы. Правильно говорит. И умалчивает, что все эти «недостатки» ему были известны задолго до аварии в Чернобыле. Ну, об избирательности памяти академика чуть ниже.
Четвёртое. Передёргивает академик, когда говорит о машине, конструкторе и водителе.
По объективному свидетельству системы контроля мы нажали кнопку А3 в отсутствие каких-либо аварийных сигналов. Вправе ли были мы ожидать нормального заглушения реактора? Безусловно. Защита обязана это исполнять даже и при наличии аварийных сигналов – на то она и А3. Приведение в действие защиты реактора оператором никак не может быть квалифицировано нарушением ядерной безопасности. Мы, следовательно, «руль не в ту сторону» не поворачивали. Более уместным и правильным сравнение с машиной будет такое: «Ведёте вы машину, жмёте на тормоз. Вместо торможения машина разгоняется. Авария! Шофёр виноват? А может всё-таки конструктор, гражданин академик?» Видите, академик А.П. Александров, как настоящий академик, говорит:
«Вы подумайте, почему авария произошла в Чернобыле, а не в Ленинграде?»
Там ещё не хватало!
Ленинградская АЭС в 1975 г. только случайно избежала катастрофы несколько иной по причинам, но аналогичной с Чернобылем по масштабам. В результате локального перегрева зоны разгерметизировался технологический канал. Но в той ситуации вполне могли разгерметизироваться три-четыре канала одновременно, ведь на ремонте заменили около 20 штук. Как теперь ясно, одновременный разрыв 3-4 каналов вёл точно к Чернобылю.
У академика память работает сугубо селективно. Он вспоминает о турбине, о задвижках, но на реакторе, что явно по теме разговора, А.П. Александров аварии не помнит. Отказывает ему память и когда он говорит о флоте, о подводных лодках.
«Во флотских установках у нас никаких неприятностей не было, а ведь тогда, в 1957 г., промышленность была менее развита, но, ничего, справлялись».
В Чернобыле тоже промышленность справилась, да…
На лодочных водо-водяных реакторах я тоже до 1973 г. не припоминаю аварий из-за дефектов изготовления оборудования. А вот из-за научного обеспечения, вернее необеспечения, к которому академик имел прямое отношение, были.
Если не изменяет память, в 1962 г. на атомной лодке на трубопроводе первого контура оборвалась импульсная трубка диаметром 10 мм. Мала трубка, да там и первый контур по объёму мал. Экипаж пытался принять меры, чтобы активная зона не осталась без охлаждения. Понимали ребята, что переоблучаются, и делали. Почему? Потому, что они боялись:
– высокообогащённое топливо после расплавления соберётся в компактную массу и произойдёт ядерный взрыв;
– если взрыва не произойдёт, то может проплавиться днище корпуса реактора и корпус лодки.
После аварии институтом был проделан расчёт, который показал, что ни взрыва, ни проплавления корпуса не было бы. После аварии считали, а не до неё! Но умерших не вернуть. Будь эти сведения у экипажа – задраили бы отсек и пошли в базу, реактор всё равно погиб. И никаких жертв.
Я знал экипажи многих подводных лодок. Не могу ничего сказать о теперешних, а тогда офицеры, обслуживавшие атомную энергетическую установку, были в подавляющем большинстве грамотными специалистами, командиры же боевой части пять, т.е. механики, – все без исключения. Но экипаж – не коллектив института, возможности и задачи у него другие. Экипаж свой долг выполнил и с перебором, а Научный руководитель А.П. Александров – с опозданием.
Другой случай. На одном из судостроительных заводов оставили временную заглушку на патрубке крышки реактора, и при гидравлических испытаниях её вырвало. Через патрубок проходил шток решётки, подавляющей реактивность. Когда хлынула вода, то потоком подняло решётку, и произошёл взрыв. Давлением подняло крышку реактора (вытянуло крепящие шпильки), выбросило в цех воду, и реакция прекратилась. Не помню, кажется, обошлось без гибели людей.
Посадили начальника физической лаборатории завода. Вот так. Два института – научные работники и конструкторы – не проиграли аварийные ситуации, а заводской работник должен был догадаться, что при срыве заглушки может поднять решётку.
Как же похоже это на Чернобыль. И главный герой всё тот же. Случилась авария, и сразу посчитали, что эта АЗ в первые секунды может внести положительную реактивность до 1?. Не до аварии, а после!
О выводе САОР и программе испытаний нет нужды говорить, вновь и вновь опровергать домыслы. Но вот тираду академика, долженствующую изобразить его ужас и негодование, хочу всё же прокомментировать.
«Так вот, вы не поверите! В самом начале Регламента того эксперимента записано: „Выключить систему аварийного охлаждения реактора – систему САОР“. А ведь именно она автоматически включает аварийную систему защиты. Мало того, были закрыты все вентили, чтобы оказалось невозможным включить систему защиты. Двенадцать раз (!) Регламент эксперимента нарушает инструкцию по эксплуатации АЭС. В страшном сне не приснится такое. Одиннадцать часов АЭС работала с отключённой САОР! Как будто дьявол руководил и подготавливал этот взрыв».
Каковы экспрессия, пафос! А ведь это всё игра на публику. Отлично знает академик, что вывод САОР никак не влиял на возникновение аварии. Это признают все, в том числе и его ученик В.А. Легасов, и даже крайне тенденциозная судебно-техническая комиссия. Мы вывели САОР, поскольку согласно тем документам главному инженеру разрешалось это делать, хотя можно согласиться с безусловным запретом вывода системы, как бы ни мала была вероятность возникновения МПА (26 апреля была не она) в это же время.
Фразу: «А ведь именно она автоматически включает аварийную систему защиты», – мне с неакадемическим умом не понять. Согласно ОПБ САОР сама есть система защиты и ничего не включает.
Как наматываются нарушения, мы уже знаем. Одиннадцать часов была отключена САОР на 4-ом блоке. Кошмар. Многоуважаемый Анатолий Петрович, прошу прощения за наивный вопрос. А Вам не снятся кошмары, что по два блока на Ленинградской, Курской и Чернобыльской АЭС уже несколько лет работают без САОР? Ведь то, что там есть, весьма приблизительно отвечает требованиям.
И христианское смирение академика А.П. Александрова: «никому я не судья», – лицемерная поза, так же ему идёт, как волку овечья шкура. А чем же он занят в этом интервью? Покаянием? Не усматривается. Как неправедно обвинял персонал, так и продолжает. Как говорится, куда ни кинь, везде клин. Так и у А.П. Александрова. Что ни статья, то ложь. Газета «Известия» за 14.10.89 г.:
«Несколько раньше положено начало ядерной энергетике – построена первая в мире АЭС (Чернобыль – результат „периода застоя“, т.е. периода всеобщей безответственности)».
И этот на период застоя, на систему сваливает. При чём же здесь период застоя? Кто мешал, кто мог бы это сделать, устранить недопустимые дефекты реактора? Безответственность-то проявлена прежде всего им самим. Если и безответственны, то отнюдь не всё. Предложения, и притом нужные были задолго до аварии. По реактору РБМК над А.П. Александровым никого не было, всё предписанное им было бы сделано 3. Другое дело, можно ли по-настоящему руководить, занимая кучу постов и должностей?
Пилюлю академику подбросила газета «Правда», опубликовав его речь в ЦК КПСС при массовой отставке престарелых членов ЦК. Там он сказал:
«Руководить таким институтом, как ИАЭ, крупнейшим институтом и сложнейшими работами, и в то же время взять на себя заботу об Академии – надо сказать, это было чрезвычайно тяжело. В конце концов это кончилось печально. И когда случилась чернобыльская авария, я считаю, с этого времени и моя жизнь начала кончаться, и творческая жизнь».
3
«Дятлов ошибается, что Александров мог всё сделать. Чего не хотел делать И.Я. Емельянов, того Александров сделать не мог»