Запретное влечение - Бакст Настасья. Страница 29

Как только сенатор Квинт проснулся, ему тут же сообщили, что его дочь вернулась из своего путешествия. Квинт велел немедленно позвать к нему… Василия. Керано — черный раб, который выполнял обязанности посыльного — даже переспросил, кого именно следует позвать, думая, что хозяин оговорился.

— Может быть, госпожу Юлию?

— Я же ясно сказал — позови грека Василия! — сенатор выглядел раздраженным.

В последнее время он стал совсем замкнутым и раздражительным. Любое упоминание о Юлии могло вывести его из себя. Сенатор часто запирался у себя и мог не выходить целый день. Керано знал, что хозяин постоянно возносит молитвы. Однажды раб подслушал, что Квинт просит богов об избавлении его от «запретного влечения» и окончательно утвердился в догадке, что злые духи завладели сердцем сенатора Квинта. В своих вечерних обращениях к богам своей жаркой родины, Керано тоже стал просить Великий Огненный глаз, властителя всего сущего, чтобы тот своим светом убил злых духов, причиняющих мучения Квинту.

Для Василия так же было неожиданностью, что в первую очередь хозяин захочет видеть его, а не дочь.

— Садись! — сенатор указал греку на большое плетеное кресло из сухой травы. Темные круги под глазами Квинта, резко очерченные скулы и нахмуренные брови встревожили Василия.

— Долгих лет тебе, господин! Твой вид вызывает у меня страдание, — сказан грек, — неужели тебя поразила какая-то болезнь?

Расскажи мне о вашем путешествии, получила ли моя дочь благословение богов? — Квинт подался вперед, всем своим видом показывая, что не намерен отвечать на вопрос Василия.

— Господин, путешествие наше было странным, и закончилось весьма неожиданно…

И грек поведал сенатору Квинту всю историю, начиная с того дня, когда на постоялом дворе они встретили бывшего гладиатора, галла Юргента, и заканчивая подробностями обратного пути. Василий рассказал обо всем — и о странном поведении жителей Гестиона, и о драгоценностях, оказавшихся фальшивыми, и о том, как Юргент помог им добраться до Тирении, добыв деньги на арене. Единственное, о чем умолчал грек, это о чувствах, которые испытывал галл к Юлии.

— Этот человек достоин награды, — задумчиво произнес Квинт. — Пожалуй, имеет смысл разыскать его, чтобы я мог заплатить ему в десять раз больше, чем он дал моей дочери, для того, чтобы она могла нанять корабль. Этот человек благороден и предан, я хотел бы, чтобы он служил мне.

— Боюсь, найти его уже невозможно, — Василий глубоко вздохнул. Он пытался сказать Юргенту о том, что сенатор Квинт щедро вознаградит того, кто дважды спас жизнь его дочери и.

рискуя собственной жизнью, помог ей в тяжелый момент. Но Юргент даже не хотел слышать о том, чтобы вернутся в Рим. Василию показалось, что галл хотел оказаться как можно дальше от Юлии, а, может быть, и жалел, что вообще встретился с ней.

— Судя по твоим рассказам, это очень заметный человек. Почему мы не сможем его найти? — Квинт нахмурился. — Он спасается от римского правосудия? Если это так-то я выкуплю его вину, а если он бежал из гладиаторской школы, то я уплачу его хозяину ту цену, какую он захочет, а затем освобожу этого галла.

— Думаю, господин, что он уже на пути в свои земли. Он действительно благородный человек среди галлов. Его род владеет северными землями, за холодной рекой.

— Как он называл эти земли?

— Кажется, Фьеорд.

Квинт улыбнулся.

— Да, в таком случае, возможно, что мы действительно его никогда не найдем. Наши легионы так и не смогли покорить эти земли. Мы продвинулись дальше, до самой северной земли, Британии, где живут дикие народы, поклоняющиеся солнцу, а земли, лежащие к северо-востоку от холодной реки, нам пришлось обойти. Там густые леса, местами непроходимые, холодные топи, каменистые холмы и очень воинственные народы. Если этот Юргент — вождь одного из этих народов, то за него можно не волноваться.

— Позвать к вам Юлию? — Василий поднялся со своего места, поняв, что Квинт узнал все, что его интересовало.

— Я уже здесь, отец, — раздался громкий, и как показалось греку, похожий на похоронный колокол, голос Юлии.

Девушка появилась в покоях отца, одетая во все черное.

— Я хочу говорить с тобой, отец, — сказала она, — и поскольку я отчаялась ждать, пока ты позовешь меня, пришла сама.

— Что ж… Василий, оставь нас. Хотя… Подожди, я чуть было не забыл. — Квинт вынул из стоявшего перед ним ларца, инкрустированного слоновой костью, несколько больших кожаных кошельков. — Здесь деньги для тебя и других, охранявших мою дочь. А вот еще, — Квинт добавил два кошелька, — за непредвиденные осложнения и верную службу.

Грек поблагодарил хозяина, и, взяв деньги, направился к своим людям. Сегодня у них будет большой праздник.

Квинт смотрел на дочь, и сердце его переполнялось нежностью и страданием. Он хотел обнять ее, прижать к себе, осушить губами ее слезы и утешить в печали. Но обет, данный им богам — не касаться дочери, делал это невозможным. Сенатор все еще надеялся, что высшие силы смилуются над ним и избавят от своего проклятия.

— В чем дело? — сухо спросил отец, стараясь не смотреть на Юлию.

Девушка была поражена тоном его голоса.

— Отец! Что с тобой? Неужели ты не рад меня видеть? — Юлия не знала, что сказать. Может быть, Квинт тяжело заболел? Девушка хотела обнять его, но, неожиданно, отец встал со своего места и отошел. — Почему ты сторонишься меня? — у Юлии опустились руки. Неужели судьба готовит ей очередной удар?

— Почему на тебе траурные одежды? — голос Квинта прозвучал отрывисто и зло.

— Я пришла просить тебя расторгнуть брачный договор с Септимусом Секстом, — Юлия высоко подняла голову.

— Этого не будет, — коротко, но жестко ответил Квинт, хотя сердце его желало только одного, чтобы Юлия осталась рядом, ибо сенатор был уверен, что никто, кроме него… «Нет! Это все наваждение! Это все мне только кажется!» — Квинт сжал пальцами виски, пытаясь заглушить, отогнать мысль о том, что может расторгнуть брачный договор, если сама Юлия этого хочет. Но тогда она постоянно будет находиться с Квинтом в одном доме, она постоянно будет рядом! Будет говорить с ним, касаться, хотеть ласки… Этого невозможно вынести! Сенатор повернулся и хотел уйти, как можно быстрее запереться в своих покоях, заняться любым изнурительным трудом, только не чувствовать этого внутреннего огня, проклятия, что пожирает его изнутри.

— Отец! Но ты же не знаешь, что именно произошло в Фессалийской долине! Выслушай меня! — Юлия была на грани нервного срыва. Неужели самый близкий и дорогой для нее человек отвернется?!

Мне все равно, что там случилось. Ты станешь женой Септимуса Секста в назначенный день. Это мое последнее слово. — Квинт быстро пошел к выходу, потому что воля его слабела с такой же скоростью, как вода уходит в сухой песок. Он не может! Он дал обет богам! Юлия должна покинуть этот дом!

— Он был любовником матери! Он женится на • мне, чтобы отомстить ей! Меня чуть не убили в Гестионе, потому что я дочь Клодии Примы из семьи Германика! Я видела ее печать на лице одной девушки, которую моя мать поставила из ревности! Твоя жена и моя мать препятствует моему брачному союзу, потому что ревнует! — Юлия кричала, хоть отец и был на расстоянии всего лишь нескольких метров, потому что ей казалось, что его слух обращен не к ней, а куда-то внутрь него самого, что он слушает только свои желания. О, как она ошибалась! Квинт остановился, на секунду в его глазах потемнело, вдруг стало тяжело дышать. Груз бытия вдруг стал невыносимым. Это неправда! Это неправда, то, что она говорит! Нет… Он же сам знает, что правда. Ему много раз нашептывали в уши о том, что Клодия безумно любила Септимуса Секста когда-то, но он не верил! И вот теперь, Юлия говорит ему об этом. Он не может выдать ее за Секста, но и оставить рядом с собой тоже! В его голове возник огненный шар, который все увеличивался, а затем разорвался. Сенатор схватился за грудь, где вдруг стало тесно и жарко, упал на колени…