Президент исчез - Стаут Рекс. Страница 31

Вы понимаете это, Вэл Оркатт? Вас ждет смертная казнь.

У вас нет никаких шансов на спасение. Скажите мне всю правду сейчас, и тогда, может быть, у вас появится один-единственный шанс. Ну, как мог кто-то еще…

В это время подала голос мать Вэла. Она начала свое, прервавшее речь Уорделла выступление с относительно негромких заявлений, утверждавших, что ее мальчик не лжет и что бессмысленно угрожать ему подобным образом. Но когда она увидела, что ее ремарки оставлены без внимания и Уорделл продолжает настаивать на своем, она вскочила со стула и начала вопить во всю глотку. Скиннер встал, подошел к ней и взял ее руку. Его рукопожатие, и отнюдь не ласковое, отвлекло миссис Оркатт от ее занятия. Она замолчала.

— Вон отсюда, — сказал Скиннер.

Ей достаточно было лишь раз взглянуть ему в глаза.

— Пожалуйста, не надо, я замолчу. Прошу вас! — взмолилась она.

Начальник секретной службы отпустил ее руку.

А Уорделл продолжал:

— Никто, кроме вас, не знал о подобных возможностях. Никто другой не мог знать, что ваш грузовик в нужный час окажется в нужном месте. Даже если преступники и смогли бы попасть на территорию Белого дома, что им здесь делать без грузовика? И в любом случае есть один довод, который решает все проблемы: часовой видел, как вы выезжали оттуда. Этого достаточно. Вам конец.

Когда он замолчал, Вэл Оркатт подождал какое-то мгновение, а затем сказал:

— Да, сэр.

— Да что вы хотите сказать этим вашим «Да, сэр»?

Боже правый, неужели вы не видите, что единственным вашим спасением является правда, и только правда?

— Я хочу сказать, — начал Вэл, — что я понимаю — мне конец. Я сказал вам правду, но вижу, что вы не хотите поверить мне. Скажу только одно: я не знаю, как похитители проникли на территорию Белого дома, и не знаю, откуда им было известно, что грузовик подъедет туда в нужное им время. Однако думаю, что подобные сведения могут быть известны многим, ведь я приезжаю туда каждое утро примерно в одно и то же время. И еще одно: часовой не видел, как я выезжал. Он не мог видеть этого, поскольку я и не выезжал. Думаю, что после того, как мне нанесли удар по голове, меня бросили в кузов грузовика, и я валялся там без сознания, но утверждать этого не могу. Как же часовой мог меня видеть? Однако послушайте, я чувствую, куда вы гнете, когда говорите о том, что меня ударили тростью президента. Это было не так, но мне ясно, на что вы намекаете. Но если бы это было и так, как часовому удалось бы увидеть, как я выезжаю? Чем бы меня ни ударили, но после такого удара я физически не был способен управлять грузовиком.

Миссис Оркатт дарила улыбки: сперва своему сыну, а затем всем остальным. Начальник тайной полиции Скиннер ее улыбку проигнорировал, а Уорделл ответил злобным взглядом. После этого он перевел взгляд на ее сына и уже не отводил его, собираясь с силами для новой психологической атаки, но ему помешал телефонный звонок. Трубку хотел было взять Скиннер, но Уорделл опередил его.

— Алло, — сказал он.

Звонил один из секретарей, сидевших в приемной.

Он сообщил, что мистер Биллингс, министр сельского хозяйства, настоятельно требует, чтобы его соединили с мистером Уорделлом, и отказывается передать что-либо на словах. Мистер Биллингс сказал, что не потерпит никаких отказов. В ответ на это Уорделл приказал:

— Соединяйте!

Мгновение спустя он услышал в трубке голос Биллингса, такой настойчивый, что почти звенел:

— Льюис? Я говорю из кабинета президента в Белом доме, рядом со мной находится миссис Стэнли. Здесь, в библиотеке, собрался весь кабинет министров, за исключением Моллесона. Вы немедленно должны присоединиться к нам.

— Я не могу прийти, — отрезал Уорделл.

— У вас нет выбора. Миссис Стэнли и мне удалось отсрочить голосование, но лучшее, что мы смогли сделать, — это убедить их в течение десяти минут ждать вашего прихода. Три минуты уже прошли. Время работает против вас, в этом нет никакого сомнения, и если вы не явитесь, произойдет черт знает что. Приходите немедленно.

— Это что, из-за Браунелла? Я уже сказал Оливеру…

— Дело не только в Оливере. Да, отчасти из-за Браунелла. Все очень сложно. Не тратьте времени на разговоры, приходите. Если кабинет проголосует против вас…

— Пусть голосует.

В трубке прозвучала пара щелчков, потом послышался какой-то шорох, а чуть позже Уорделл услышал голос миссис Стэнли:

— Мистер Уорделл, ради бога, приходите немедленно.

Уорделл открыл было рот, потом закрыл его, потом открыл снова и произнес:

— Хорошо. Задержите их. Я буду через пять минут.

Уорделл положил телефонную трубку и повернулся к Скиннеру. Глаза его были налиты кровью, волосы спутаны, воротничок сорочки был мятым и грязным от пота.

Встав из-за стола, министр направился в тот угол, где лежала его шляпа:

— Скиннер, я иду в Белый дом. Вы продолжайте вести здесь работу. До тех пор пока не последует новых указаний от меня или от кабинета министров, вы наделяетесь всей полнотой власти. Используйте ее не колеблясь.

И он выбежал из кабинета, даже не задержавшись, чтобы закрыть за собой дверь. Начальник секретной службы встал, подошел к двери, закрыл ее, а затем вернулся к своему креслу. Он посмотрел на Вэла Оркатта серыми пытливыми глазами и сказал:

— Ну хорошо, дружок. Давай начнем все с самого начала и посмотрим, не совершили ли мы каких-то ошибок. Например, скажи мне: еще до прихода доктора, когда у тебя была амнезия, кем ты себя считал?

Глава 12

В четыре часа дня, в среду, в библиотеке дома Гриннелов собралось около дюжины человек. Здесь присутствовали: издатель газеты Хартли Гриннел, хозяин дома, а также старый, убеленный сединой Джордж Милтон, на деньги которого был куплен дом и дочь которого обставила это жилище с утонченным вкусом и изяществом. Кроме того, здесь находился нью-йоркский финансист Мартин Дрю; он так и не уехал в тот вечер понедельника, а после событий вторника изъявил решительное намерение оставаться до развязки. Еще здесь присутствовал вице-президент Соединенных Штатов Роберт А. Моллесон. С налитым кровью лицом, темными мешками под глазами и длинной сигарой в зубах, он сидел на кожаном диване, повернувшись спиной к длинному столу. Стоявший перед ним мужчина, высокий и худощавый, с редкими темными волосами, желто-зелеными глазами и большим чувственным ртом, был Д.Л. Ворменом, представителем стальных корпораций в законодательных органах, самым высокооплачиваемым лоббистом в мире. Остальные либо принадлежавшие к кружку, собравшемуся вокруг дивана, либо угнездившиеся на его краях, и лишь немногим менее известные, чем Мартин Дрю, и менее проницательные, чем Джордж Милтон, прибыли в основном из Нью-Йорка; правда, один из них жил в Вашингтоне, и еще один приехал из Чикаго. Там и сям стояли полные, наполовину полные и совсем пустые высокие бокалы для виски с содовой, и несмотря на то, что все окна были открыты, табачный дым висел таким плотным облаком, что Джордж Милтон давно уже оставил всякие попытки взмахом руки отогнать его от своего лица и был вынужден удовлетворяться постоянным пощипыванием ноздрей, чтобы ослабить жжение в носу.

Собравшиеся здесь давали обильную пищу для ума сторонним наблюдателям. Философ нашел бы повод для печальной и обильной критики и порицания несоответствия своему назначению тех сосудов, которые даны человеческой расе в качестве грандиозных вместилищ, в которых она производит накопление мудрости и своей ужасающей мощи. Издатель газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» не пожалел бы красноречия, чтобы выразить в стихах свое изумление по поводу того, какой конгломерат разума, славы и добродетели оказался собранным под одной крышей. Коммунист изошел бы пеной от ярости, видя, какие чудовища здесь осмелились принять человеческий облик. В соответствии со своими представлениями о моральных нормах гробовщик стал бы потирать руки, предвидя скорое увеличение спроса на рынке его услуг; статистик с сухой точностью математического расчета определил бы, что оказавшаяся перед ним дюжина человек олицетворяет находящееся под их контролем богатство Америки на сумму более пяти миллиардов долларов. Любое из этих наблюдений было бы правильным и бессильным изменить направление течения дел.