Разбитая ваза - Стаут Рекс. Страница 14

— Не знаю… — Помфрет колебался, чувствуя себя не в своей тарелке. — У вас, в отличие от меня, в этих вещах большой опыт. Но вы сказали, что лак залили в скрипку между полуднем и восемью часами вечера в понедельник.

Я, честно говоря, не понимаю, почему вы так в этом уверены.

— Вы хотите сказать, это могли сделать после концерта? В те два дня, когда скрипка находилась у мисс Хит?

— Ну, ведь это тоже нельзя исключить, правда?

— Я исключаю, это полная глупость, — коротко отрезал Фокс, — если лака не было в скрипке в понедельник, почему она так звучала? Что было причиной? Если вы считаете, что лак залила мисс Хит, почему бы не предположить, что она сделала это до концерта, а не после?

Помфрет покраснел.

— Я совсем не настаиваю на том, что это сделала мисс Хит. Если слова моей жены о вазе заставили вас думать, что я плохо отношусь к мисс Хит, вы ошибаетесь. Я никогда не считал, что вазу взяла она.

— Ваша жена утверждала, что вы оба подозревали ее.

— Моя жена — да. Я не могу отвечать за то, как она истолковала мое нежелание защитить мисс Хит. Элементарный здравый смысл должен удерживать мужа от защиты красивой молодой женщины, которую его жена в чем-то подозревает.

Фокс задумался над этим объяснением и отверг его замечанием: «Я не женат». Когда какие-то факты не нравились ему, он успешно скрывал свое огорчение, меняя интонацию своих слов. Поэтому он продолжил другим тоном:

— В гримерной, как вы упомянули, Тьюсар что-то сказал вашей жене. Разыгрался скандал?

— Нет. Я бы не сказал. Нет. Но напряженность в атмосфере чувствовалась. Ян всегда отличался нервностью, но в таком раздражении я его никогда не видел. Моя жена знала, что значит для него этот концерт, и старалась его успокоить.

— Сколько времени вы там пробыли?

— Десять, может быть, пятнадцать минут.

— Присутствовал ли там еще кто-нибудь?

— Да. С нами вошел Перри, но мать послала его за Дорой. С ним вышел Бек. Там была и миссис Бриско.

Она настоящая дура. Из-за того, что она брякнула про свой мюзикл, Ян и разговаривал с моей женой в таком раздраженном тоне.

— Миссис Помфрет вышла из гримерной раньше вас?

— Не пом… — Помфрет мгновенно подумал. — Нет, помню. Да, она вышла с Кохом, оставив нас в комнате.

Или скорее Кох вывел ее из гримерной. Он был там, когда мы пришли.

— Приходил ли кто-нибудь еще, пока вы оставались там? Перри, Бек, миссис Бриско, Кох. Кто еще?

— По-моему, больше никого. Да, я уверен в этом. Как только мы ушли, туда зашли мисс Хит и этот парень Гилл.

— Где была скрипка?

— Скрипка? Не помню… — Помфрет оборвал себя на полуслове, нахмурился и вздохнул. — А, понятно, вы полагаете, это было сделано прямо в гримерной? Что ж, возможно. Вокруг было полно людей, но никто, конечно, не присматривался к скрипке. Должно быть, она была на месте, но я не помню, что видел ее.

— Вскоре после вашего ухода Тьюсар появился в дверях со скрипкой в руках?

— Пока я был там, скрипки в руках у него не было.

Уверен, что заметил бы ее, если бы это было так.

— Когда вы виделись с Тьюсаром в последний раз до концерта?

— Днем в понедельник.

— Да? — Фокс поднял брови.

— Да. — Помфрет поерзал в кресле, издав смущенный смешок. — Если вы захотите использовать теорию средних чисел, то, по-видимому, заподозрите меня или мою жену, потому что возможность залить лак была у нас обоих дважды. Но только в обоих случаях я не видел скрипки. Мы были на дневном представлении балета на льду и зашли к Яну вскоре после пяти, чтобы пригласить выпить с нами чаю.

— Он согласился?

— До приглашения так и не дошло. У него были Диего и Кох, а моя жена недолюбливает Коха. Мы пробыли там с четверть часа, а потом… Что такое?

Помфрет дернулся в кресле, выпрямился, прислушался. Фокс повернулся, тоже прислушался и снова посмотрел на собеседника.

— Похоже на женский крик. Наверное, кто-нибудь пролил бокал на платье мисс Хит… — Помфрет вскочил. — Нет, это не мисс Хит. Я думаю, это…

В отдалении раздался жуткий рев, оказавшийся тревожным зовом Диего Зориллы:

— Фокс! Фокс!

Фокс распахнул дверь, вышел и увидел мчащегося к нему Диего, выражение лица которого никак не объяснишь пролитым на платье мисс Хит бокалом вина. Фокс остановился.

— Слушаю, — сказал он.

— Старый каменный идол! — прорычал Диего. — Ты всегда приводишь меня в чувство. Извини. Думаю, он мертв. — Он указал большим пальцем через свое плечо. — Вон там. Посмотришь?

Фокса галопом обогнал Генри Помфрет. Когда Фокс вошел в желтую комнату, Помфрет был уже рядом со своей женой и обнимал ее за плечи. Она наклонилась к лакированному столику и говорила в трубку телефонного аппарата, покрытого желтой эмалью, при этом ее голос был гораздо более мертвый и страшный, чем когда-либо могла изобразить мисс Хит:

— Доктор Корбетт, немедленно…

Крики, суета, беготня слуг…

Фокс протиснулся сквозь сбившихся в кучу гостей и опустился возле безжизненной фигуры на полу.

Глава 7

Вступил в действие разгневанный и требовательный Закон.

Телефонный звонок раздался в девятнадцатом участке в 15.36. В 15.40 прибыла полицейская машина, в 15.42 прибыла вторая. Через минуту появился лейтенант с двумя подчиненными. Все трое вошли в дом, но вскоре двое снова вышли и присоединились к коллеге, который яростно препирался с дамой в шубе за рулем черного седана, стоявшего у края тротуара в двадцати ярдах от подъезда дома номер 3070. Один из полицейских принялся энергично разгонять толпу зевак; второй, внеся свою лепту в сражение с дамой, забрался на крышу седана, встал на колени, увидел пятно, наклонился, понюхал и выпрямился со словами:

— Принесите мне из дома промокательную бумагу.

— Сам сходи, — отозвался его напарник, обшаривая тротуар. — Я собираю осколки бутылки.

В 15.49 подъехал целый автобус с одетыми в штатское полицейскими. Один из них взял на себя даму в шубе, второй вскарабкался на крышу седана, чтобы поразмыслить над возникшей там проблемой. Остальные рассеялись по тротуару в поисках осколков. Они же разгоняли зевак. Отогнали пытавшийся припарковаться у подъезда лимузин, и жителей дома номер 3070, разодетых в норковые шубы, безжалостно заставили пройти лишних тридцать шагов, хотя вот-вот должен был пойти дождь.

В 16 часов еще одна полицейская машина подрулила к дому, из нее вылез человек с черным чемоданчиком и торопливо вошел в подъезд. В 16.08 подъехала еще одна машина и извергла пять человек с разнообразным снаряжением, еще через две минуты, в 16.10, прибыл старший полицейский инспектор. В сопровождении двух подчиненных он вышел из машины посреди проезжей части и подошел к стоявшему у седана агенту:

— Что тут у вас?

— Из окна выбросили бутылку виски, инспектор.

Она попала на крышу этого автомобиля и разбилась.

Мы подобрали все, что смогли, удалось также взять несколько капель виски.

— Ладно, оставьте пока все, как есть, я зайду наверх посмотрю. Перед дамой извинитесь.

— Слушаюсь, сэр. Я уже извинился. Она собирается писать на меня жалобу, обратиться к мэру и подать в суд на городские власти.

Инспектор Деймон из отдела по расследованию убийств, не слушая, пошел дальше. В этом крупном, подвижном человеке с челюстью завзятого боксера и угрюмыми глазами поэта-пессимиста не чувствовалось яростного гнева Закона, над которым насмеялись, но на самом деле инспектор был несказанно зол. Несмотря на прекрасное знание преступного мира, на готовность воспринимать его как неизбежную часть жизни большого города, даже после двадцати лет работы в нью-йоркской полиции Деймон воспринимал как личное оскорбление, наглое и беспардонное вторжение этого мира в те сферы, которые были ему чужды. Поэтому когда он вошел в роскошную приемную Помфретов и отдал агенту свою шляпу и пальто, он представлял собой не только полицейского, выполняющего свой долг, но и человека, перенесшего личное оскорбление. Он сурово взглянул на приближающуюся справа тушу и с раздражением спросил: