Разбитая ваза - Стаут Рекс. Страница 25
Бедфорд-Хилл 20.23
Катона 20.27
Голденз-Бридж 20.32
Парди 20.37
Кротон-Фоллз 20.41
Брустер 20.48
На Восьмой авеню часы на щитке его машины показывали 19.55. Значит, и Бедфорд-Хилл, и Катона отпадают. Голденз-Бридж — сомнительно. Парди — возможно. Кротон-Фоллз — если повезет. Остается, конечно, Брустер, но это его не устраивало. Он хотел попасть на поезд и найти Дору до того, как поезд приедет в Брустер. Человек, заманивший ее на этот поезд, послал телеграмму за его подписью и, вероятно, собирается выманить ее из поезда, не доезжая Брустера. В Парди, может быть.
Девятая авеню… Десятая… Одиннадцатая… Он вырулил на крайнюю полосу, рванул к шоссе и увеличил скорость.
Единственной помехой сейчас были полицейские, но справиться с ними было несложно. Как известно каждому водителю, есть два способа избежать столкновения с дорожной полицией: ехать так медленно, что они не станут тебя останавливать, или так быстро, что они тебя не догонят. Второй способ не годился для Вест-Сайдского шоссе: достаточно звонка в будку, где собирают плату за проезд по мосту Генри Гудзона, чтобы его остановили.
Поэтому Фокс, стиснув зубы, держал скорость меньше шестидесяти, гладко и аккуратно прошивая поток машин, придерживавшихся положенных сорока пяти.
В полумиле от будок на спидометре у него было девяносто. Сойдет, подумал он; даже при такой скорости на поворотах и уклонах стремительно бегущего навстречу шоссе резина протестующе визжала. На поворотах Фокс все внимание концентрировал на руле; на редких прямых отрезках шоссе он позволял себе взглянуть в зеркало заднего вида. Промелькнул знак городской границы, и он вылетел на шоссе Соу-Милл-Ривер. Он выжал девяносто пять; под вопль резины машина, как ласточка, стремительно взмыла на довольно крутой подъем. Минуя светофор на Крествуде, он взглянул на часы: 20.19. В Парди все еще можно было успеть, значит, от развязки в Хоуторне надо бы ехать по дороге номер 22.
Тем не менее он этого не сделал. Ни полицейский на развязке, ни обочина не потерпят скоростей больше пятидесяти, поэтому, подъезжая, он приподнял ступню, затем, приблизившись еще, снова опустил ее, поставил большой палец на сирену и оставил его там. Фары выхватили из темноты полицейского; вместо того чтобы, как принято, топтаться около поста дорожной полиции, тот стоял посреди дороги и размахивал руками. Фокс сжал зубы, выдвинул вперед подбородок и вцепился в баранку; продолжая сигналить, он поддал газу и нацелился прямо в полицейского.
В последний момент полицейский отскочил влево, Фокс крутанул вправо, потом резко взял влево, под визг резины повернул на двух колесах, снова опустился на четыре колеса и выскочил прямо на шоссе Бронкс — Ривер-Парквей.
Конечно, впереди по его маршруту поднимут тревогу, и уж непременно у Государственных казарм в Плезантвилле, так что минуты через три шоссе станет для него совсем неуютным.
Поэтому Фокс съехал с него на ухабистую проселочную дорогу. Он думал, что она приведет его в Армонк, но оказалось, что она никуда не вела; на развилке ему пришлось подумать, куда ехать. Он протрясся на ухабах еще пару миль и наконец вынужден был спросить у парнишки, как выбраться на дорогу номер 22. Когда в конце концов он выехал на нее, о Парди даже нечего было мечтать.
Узкий объездной путь забрал у него все силы. Около Бедфорд-Хилл он едва не столкнулся с автомобилем, который выскочил с боковой дороги; ему удалось съехать на обочину с другой стороны, но при этом он задел столб ограждения. У Катона на его часах было 20.35, поезд ушел восемью минутами раньше. У Голденз-Бридж он сократил разницу до пяти минут. Мимо Парди он пронесся в 20.39, поднажал еще, и на повороте его так занесло, что одно колесо оказалось в канаве, каким-то чудом он снова выскочил на шоссе и услышал свисток поезда, подходившего к Кротон-Фоллз. Минутой позже он свернул на гравийную дорогу, съехал под уклон к станции Кротон-Фоллз, резко остановил машину, выскочил из нее, побежал, ухватился за поручень последнего вагона и рывком взлетел на площадку.
Его затошнило при мысли, что он свалял дурака, что какой-нибудь хитростью ее уже заставили сойти с поезда раньше. Если это так…
Он распахнул дверь вагона и вошел внутрь. Вагон был для курящих, почти пустой, так как поезд подходил к конечной станции; среди семи-восьми пассажиров не было ни одной женщины. В следующем вагоне было три женщины, одного взгляда на их затылки хватило, чтобы исключить их, однако, проходя мимо, он поворачивал голову, чтобы лучше их рассмотреть. Оставалось еще два шанса.
Он не использовал их до конца. Сделав три шага в следующем вагоне, он увидел Дору и впился в нее глазами, ухватившись за сиденье, когда поезд занесло на повороте. Она оживленно разговаривала со своим попутчиком. Фокс подошел поближе, но даже когда он остановился прямо за ними, на него не обратили никакого внимания. Он стоял и в упор смотрел на молодых людей. Он отчетливо видел сиявший в глазах Доры мягкий свет. Слышался блаженный негромкий голос Теда Гилла, не отрывавшего взгляда от ее лица…
Фокс был так близко, что мог дотронуться до них…
Тут проводник пропел: «Брустер».
— Ах, — сказала Дора, — объявили Брустер.
Тед кивнул, испустил вздох, свидетельствующий о том, что он давненько не дышал, с усилием оторвал глаза от ее лица, встал, потянулся к вешалке и тут заметил Фокса.
— Привет! — невозмутимо поздоровался он.
Взгляд Доры упал на него.
— Это вы? Привет!
Фокс медленно покачал головой:
— Святой Петр!
— Мы выходим в Брустере, — объявил Тед Гилл, держа пальто Доры так, как если бы оно было сделано из пуха ангельских крыльев и звездной пыли.
— Правильно, — мрачно заметил Фокс. — Приехали.
Одевайтесь.
Поезд подкатил к станции и, вздрогнув, остановился.
Фокс последовал за ними по проходу и ступенькам вагона на платформу. Дул резкий ветер, в свете фонарей, круглых, как шары, носились редкие снежинки. Тед торопливо повел Дору в здание. Фокса на минутку задержал здоровавшийся с ним человек, а когда он догнал парочку у окна, Тед говорил Доре:
— Это наша первая совместная поездка. Брустер. Но, надеюсь, не последняя. Симпатичная маленькая станция.
— Ну-с? — потребовал разъяснений Фокс.
Дора улыбнулась ему.
— Ах да, — дружелюбно сказал Тед, вспомнив о нем. — Наверное, я должен вам кое-что объяснить. Вы получили телеграмму?
— Да. В ней подтверждалось, что мисс Моубрей получила мою телеграмму.
— Совершенно верно. Только отправил ее я. Удачно, что мы оказались в одном поезде. Видите ли, я считал, что Дора не пошлет ответной телеграммы, а просто сядет в поезд, который я указал, потому что я написал ей, что дело не терпит отлагательств.
— И подписались моим именем.
— Да, подписался. Я был вынужден это сделать. Я думал, что вы не узнаете об этом; вы и не узнали бы, если бы Дора не послала ответной телеграммы. Дело в том, что она не позволяла мне увидеть ее. Не позволяла поговорить с ней. Письма, которые я ей писал, она отсылала обратно.
Дора неправильно истолковала мою поездку за Хиби в Мексику. Я знал… ну, скажем, не знал, но надеялся… что, если бы я увез ее в такое место, на поезде… видите ли, она думала, что я просто вонючий бродяга…
— Я вовсе так не думала, — возмутилась Дора, — я просто думала…
— Извините, — сухо сказал Фокс. — Вы успеете поговорить об этом, у вас будет на это полтора часа. Сомневаюсь, что состояние ваших голов таково, что вы способны воспринимать посторонние темы, но в том, что я оказался на этом поезде, ничего хорошего нет. Я позвонил домой из Нью-Йорка, и мне сказали о телеграмме. С Пятьдесят седьмой улицы на Кротон-Фоллз я домчался за сорок четыре минуты. Полицейский на развязке в Хоуторне остался в живых только потому, что в какую-то десятую долю секунды успел отпрыгнуть в сторону. Я здорово рисковал. На скорости сто миль мне удалось избежать столкновения с машиной, выезжавшей с боковой дороги, нас разделяло буквально три дюйма…