С прискорбием извещаем - Стаут Рекс. Страница 7
– Может, Мистер? – предположила Мариэлла.
– Не думаю. Он туда никогда не заходит. А прислугу я допрашивать не решилась.
Все же, видимо, в доме Бесс Хадлстон попросту не имели представления о том, что значит провести полчаса за размеренной светской беседой. И был Мистер пьян или трезв, следующий инцидент произошел не по его вине. Правда, и до этого атмосфера не была сердечной, ибо, к моему удивлению, участники разговора практически не пытались скрывать свои чувства по отношению друг к другу. Я плохо разбираюсь в нюансах человеческого поведения, но не нужно было родиться Ниро Вульфом, чтобы заметить, что Мариэлла строила глазки Ларри Хадлстону, что от этого зрелища у доктора Брейди начинали подергиваться мышцы лица, что Джанет смущенно отводила взгляд и притворялась, будто не видит происходящего, и что Дэниел рассеянно пил рюмку за рюмкой, будучи, очевидно, чем-то сильно озабочен. Бесс Хадлстон напрягла слух, чтобы узнать, о чем я разговариваю с доктором Брейди, но я всего лишь уговаривал его прийти к Вульфу. Нет, сегодня вечером он никак не может. Возможно, завтра.
Это случилось, когда Бесс сказала, что, пожалуй, ей стоит пойти посмотреть, ожидается ли вообще какой-нибудь ужин и остался ли в доме хоть один человек, способный подать его на стол. Она села, благополучно надела одну туфлю, сунула ногу во вторую, но вдруг вскрикнула и выдернула ногу обратно.
– Ой! Там, кажется, осколок! – воскликнула она. – Я порезала палец!
Мистер подбежал к качелям, и мы столпились вокруг. Доктор Брейди взялся за дело. Оказалось, ничего страшного не произошло. Просто неглубокая ранка около сантиметра длиной на подушечке большого пальца. Но, заметив кровь, Мистер принялся жалобно выть, и заставить его замолчать было уже невозможно. Дэниел принес из гостиной медикаменты, и доктор Брейди, щедро обработав ранку йодом, прикрыл ее кусочком марли и аккуратно закрепил повязку пластырем.
– Все в порядке, Мистер, – ободряюще произнесла Бесс. – Ты тут совсем не… Эй!
Утащив под шумок бутылочку с йодом, Мистер откупорил ее и теперь осторожно, капля за каплей, выливал содержимое на одну из полосок дерна. Он не пожелал вернуть йод ни доктору Брейди, ни Мариэлле, и отдал лишь после настоятельного требования в руки своей хозяйке.
Шел седьмой час, и поскольку меня не пригласили остаться на ужин, а зоологии на сегодняшний день было предостаточно, я поспешил откланяться. Выведя машину на шоссе и вновь оказавшись среди себе подобных, я с наслаждением вдыхал запах бензина и пыли.
Когда я вошел в кабинет, Вульф, делавший пометки на недавно приобретенной большой карте Европы, сказал, что заслушает мой отчет позже, поэтому, сравнив добытый мной образец шрифта пишущей машинки Бесс Хадлстон с письмом миссис Хоррокс и убедившись, что они абсолютно идентичны, я поднялся к себе, чтобы принять душ и переодеться. После ужина, когда я снова оказался в его кабинете, Вульф затребовал от меня самое подробное изложение событий. Это означало, что он так и не сдвинулся с мертвой точки и не составил о деле определенного мнения. Я ответил, что лучше подам отчет в письменной форме, так как при устном пересказе он меня постоянно сбивает, делая гримасы, а это нервирует. Но он лишь откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и скомандовал начинать.
Когда я закончил, была уже почти полночь. Все из-за его дурацких вопросов. Когда речь идет о подробном отчете, ему ничего не стоит вдруг спросить: «А какой лапой обезьяна держала пузырек с йодом – правой или левой?» Будь он транспортабельным объектом и занимайся разъездами самостоятельно, мне бы не пришлось столько сотрясать воздух, хотя, в конечном счете, за это он мне и платил. В том числе.
Он встал, потянулся, и я зевнул.
– Ну? – задиристо осведомился я. – Дело в шляпе? Злодей разоблачен, улики найдены?
– Я хочу спать, – сказал он и двинулся прочь из комнаты. В дверях он остановился. – Разумеется, ты как всегда допустил массу ошибок, но единственной действительно серьезной, вероятно, была та, что ты не стал выяснять относительно разбитого в ванной мисс Хадлстон флакона.
– Ха! – отозвался я. – И это все, что вы можете сказать? Между прочим, флакон был не с анонимными письмами, а с солью для ванной.
– Здесь налицо нелепость. Неправдоподобие. Разбить флакон и просто уйти, оставив осколки на полу? Так не поступают.
– Вы не знаете этого орангутана.
– Он не орангутан, а шимпанзе. Да, он мог это сделать. Поэтому ты и должен был провести расследование. Если животное невиновно, тогда тут что-то нечисто. Крайне подозрительно. Если доктор Брейди явится завтра до 8.59, я приму его прежде чем поднимусь в оранжерею. Спокойной ночи.
Все это произошло во вторник, 19 августа. В пятницу, 22-го, Бесс Хадлстон заболела столбняком. В понедельник, 25-го, она умерла. Вульф всегда утверждал, что все в нашей жизни зависит от погоды. Стоит отметить, что если бы в период с 19-го по 26-е в окрестностях Ривердейл прошел сильный дождь, то ни доказать сам факт убийства, ни тем более разоблачить преступника оказалось бы невозможным. Не могу сказать, что Вульф сделал какое-то великое открытие… Впрочем, ладно.
В среду, 20-го, к Вульфу приходил доктор Брейди, а на следующий день заглянули Дэниел и Ларри. Из этих встреч удалось выяснить единственное: ни один из мужчин не отзывался о другом положительно. Тем временем, согласно инструкции Вульфа, я опутывал любовными щупальцами Джанет, завлекая ее в свои смертельные объятия. Работа была не слишком в тягость. В среду я пригласил ее на бейсбол и очень удивился, обнаружив, что она оказалась способна отличить биту от ловушки, а в пятницу вечером мы отправились в «Крышу фламинго», где выяснилось, что она умела танцевать почти так же хорошо, как Лили Роуэн. Правда, она была не из тех, кто прижимается к партнеру всем телом, и держалась несколько скованно, но двигалась в такт и не путалась в фигурах. В субботу я представил Вульфу следующий отчет:
1. Если Джанет действительно имела зуб на Бесс Хадлстон, то для установления причин этого требовался кто-то более проницательный, нежели я.
2. Никаких существенных отклонений я у нее не заметил, разве что она предпочитала городу жизнь в деревне.
3. Она совершенно не подозревает, кто мог рассылать анонимные письма, а также у кого для этого могли быть достаточные мотивы.
– Теперь попробуй пообщаться с мисс Тиммс, – сказал Вульф.
Так как я знал от Джанет, что девушки собрались съездить на уик-энд в Саратогу, то не пытался назначить Мариэлле свидание ни в субботу, ни в воскресенье. Утро понедельника, по моим представлениям, мало подходит для начала романа, поэтому я дождался обеда и лишь потом позвонил Мариэлле, которая сообщила мне скорбную весть. Я поднялся в оранжерею, где Вульф в одно нижней рубашке – зрелище не для слабонервных – обрезал макушки с предназначенных для разведения растений.
– Бесс Хадлстон умерла, – сказал я.
– Оставь меня в покое, – произнес он брюзгливо. – Я делаю все, что могу. Скоро кто-нибудь получит очередное письмо, и тогда…
– Нет, сэр. Писем больше не будет. Я констатировал факт. В пятницу вечером у мисс Хадлстон появились первые признаки болезни – очевидно, столбнячные бациллы попали в организм через ранку на большом пальце ноги. Около часа назад она умерла. Я разговаривал с Мариэллой, ее голос дрожал от горя.
– Столбняк? – Вульф мрачно уставился на меня.
– Да, сэр.
– Мы упустили гонорар в пять тысяч долларов.
– Мы не упустили бы его, если бы вы соблаговолили вовремя пошевелить пальцем, вместо того чтобы…
– Я был бессилен, и ты это знаешь. Я ждал следующего письма. Отложи дело в архив. Я рад, что от него избавился.
Я не разделял его настроения. Просматривая в кабинете материалы дела, состоявшие из письма миссис Хоррокс, фотокарточки Джанет, двух представленных мной отчетов и нескольких надиктованных Вульфом примечаний, я чувствовал себя так, словно покидал бейсбольный матч при ничейном счете. Но, видимо, так уж все получилось, и изводить Вульфа было бессмысленно. Я позвонил Джанет, спросил, не могу ли оказаться чем-то полезен, и она ответила слабым уставшим голосом, что нет.