Слишком много клиентов - Стаут Рекс. Страница 30

– В воскресенье вечером я была на благотворительном спектакле в театре «Маджестик».

– Потребовалась бы основательная проверка, чтобы убедить меня в том, что вы никуда оттуда не отлучались, если б у меня были серьезные основания считать вас убийцей Йигера – заметьте, я не утверждаю, что вы его не убивали. Алиби, слабое или сильное, не из тех фактов, какие мне нужно от вас получить. Вы заявляете, что никогда не видели Марию Перес и не говорили с ней. Вчера ночью ее мать вызвала меня по телефону, я приехал, обыскал ее комнату и нашел в ящике под фальшивым дном тайник с бумагами. Среди них были три ваши фотографии. Еще там лежали деньги, пятидолларовые билеты, которые она прятала от родителей. Я с вами откровенен, мисс Дункан; я ведь сказал, что мистер Вульф предпочел бы закрыть дело так, чтобы полиция не узнала ни про комнату, ни про тех, кто там бывал. Но если она все-таки узнает, помимо нас, – берегитесь. Не говоря о том, что вы обманули мистера и миссис Перес и меня, не говоря о сигаретнице, вдруг ваши отпечатки пальцев будут обнаружены на этих пятидолларовых бумажках – что тогда?

Прихоть случая в чистом виде! Хотелось бы сказать, что меня осенило и я на этом сыграл, но стоит начать приукрашивать эти мои отчеты – и кто знает, куда меня занесет. Я просто сидел и трепал языком. Допустим, у Мег Дункан было что-то помимо того факта (с ее слов), что из театра она пошла прямо домой, так я хотел, если получится, заставить ее проболтаться. По чистой случайности я не упомянул, что фотографии были из газеты и журналов, и, напротив, заговорил о деньгах.

Как бы там ни было, я попал в яблочко. Она вцепилась мне в колено одной из своих выразительных рук и воскликнула:

– Господи, бумажные деньги. На них остаются отпечатки?

– Конечно.

– Где они?

– В сейфе в кабинете мистера Вульфа. Как и фотографии.

– Я дала ей одну, а вы говорите – три.

– Две другие из журналов. Когда вы ей ее дали?

– Я… нет, не помню. Я их столько…

Моя левая рука скользнула поверх одеяла и легла ей на ногу, выше колена, пальцы сами собой приняли форму округлости, что оказалась под ними. Если бы я приказал руке так себя вести, это, понятно, было бы с моей стороны ошибкой, но я не приказывал. Руку я не виню – она просто воспользовалась возможностью, которой не пренебрегла бы любая резвая мужская рука. Реакция, однако, была куда более быстрой и всеобъемлющей, чем можно было рассчитывать. Когда на эту женщину находило, она не теряла времени даром. Она рванулась с подушки, я рванулся навстречу, видимо ожидая атаки ногтями, но она обхватила меня за шею и повалила на себя. Я очутился на ней, от талии и выше, уткнувшись в подушку. Она покусывала меня сбоку за шею, не всерьез, а играючи.

Время, место и девушка – роскошное сочетание, но тут требуются все три слагаемых. Место было подходящее, а вот время – нет, поскольку меня ждали другие дела; к тому же я сомневался, что девушка действовала из чистых побуждений. Сигаретница, фотография и какие-то пятидолларовые бумажки интересовали ее больше, чем моя персона. И вообще, мне не нравится, когда на меня жмут. Поэтому я просунул ладонь между ее лицом и своей шеей, вдавил ее голову в подушку, одновременно подняв собственную, и накрыл ей лицо углами подушки, слегка ее придушив. Секунд десять она еще трепыхалась и лягалась, потом успокоилась. Я спустил ноги на пол, встал, убрал руки и отступил от постели.

– Когда вы дали ей фотографию? – повторил я.

Она ловила ртом воздух, а отдышавшись, сказала:

– Черт бы вас взял, вы дали волю рукам!

– Ага. Думаете, начну извиняться? А сами похлопали по постели, где мне сесть, да еще в прозрачной комбинашке? И ведь прекрасно знаете, что через нее кое-что просвечивает. Не очень-то умно пытаться отвлечь меня от дела, в котором вы заинтересованы не меньше моего.

Я уселся на стул.

– Послушайте, мисс Дункан. Для вас единственная возможность выйти сухой из воды – помочь Ниро Вульфу распутать убийство, времени у нас в обрез. Может, и одного дня не будет. Я хочу выяснить про фотографии и пятидолларовые бумажки.

Она совсем отдышалась и натянула одеяло до подбородка.

– Вы и в самом деле дали волю рукам, – повторила она.

– Условный рефлекс. И не рукам, а руке. Когда вы дали ей фотографию?

– Давно. Около года тому назад. Однажды в субботу на дневном спектакле она передала мне в уборную записку, а в ней сообщила, что видела меня в своем доме, и попросила три билета на следующую субботу – ей хотелось сводить в театр подружек. Внизу, под именем, стоял адрес. Тот самый… Я велела ее привести и глазам своим не поверила. Такую красоту я видела впервые. Я подумала – она тоже… она бывала…

Я понимающе кивнул:

– Что она посещала ту комнату. Я этого не думаю.

– Я тоже, поговорив с ней. Она сказала, что видела меня в прихожей два раза, – сказала она, – и узнала по фотографиям. Она заявила, что никому ничего не рассказывала и не расскажет, я дала ей фотографию с автографом и три билета. То было в июне, а в июле мы на месяц закрылись на летние каникулы, а в августе она опять ко мне пришла. Она выглядела еще красивее, глаза отказывались верить. Ей снова были нужны три билета, я сказала, что пошлю по почте, и тут-то она заявила мне, что решила брать деньги за молчание. Так прямо и сказала: за молчание. По пять долларов в месяц. Мне было велено отправлять деньги по первым числам на почтовое отделение, что на Восемьдесят третьей улице, у станции «Планетарий». Вы ее видели?

– Да.

– И не удивляетесь?

– Нет. Я давно отвык удивляться, после первых двух лет работы сыщиком.

– А я вот удивилась. Такая прекрасная, гордая девушка. И я, конечно… в общем, решила, что это только начало. С того раза я все время ждала, что она опять придет ко мне и скажет, что пяти долларов в месяц мало, но она так и не пришла.

– Больше вы ее не видели?

– Нет, но она меня видела. Она тогда рассказала, что придумала: услышав, как открывается дверь с улицы, она гасила у себя свет и оставляла в двери щелку. Когда я потом туда приходила и шла через прихожую, я сама видела эту щелку в притворенной двери. У меня возникло такое чувство – не знаю почему, – меня возбуждало, что она следит за мной из темноты.

Она похлопала по постели:

– Сядьте сюда.

Я встал:

– Нет, мэм. Когда вы вот так натягиваете одеяло, удержаться еще трудней – я-то знаю, что под ним. Меня ждут дела. Сколько всего пятидолларовых бумажек вы ей послали?

– Не считала. Она приходила в августе, значит, первые деньги я отправила первого сентября, а потом каждый месяц.

Одеяло соскользнуло.

– Включая май? Двенадцать дней тому назад?

– Да.

– Получается девять. Все они в сейфе у мистера Вульфа. Я обещал миссис Перес когда-нибудь их вернуть, но раз это плата за молчание, вы имеете на них полное право.

Я шагнул к постели, вытянул руку, обхватил пальцами ее ногу и нежно пожал.

– Видите? Условный рефлекс. Пойду-ка я лучше.

Я повернулся и вышел из комнаты, а когда достиг прихожей, откуда-то появилась телохранительница Майк, которая, впрочем, и не подумала открыть мне дверь. В холле внизу я остановился, чтобы сказать портье:

– Можете не волноваться. Пропажа отыскалась в шкатулке для драгоценностей – горничная решила, что это серьги.

С привратниками следует поддерживать добрые отношения – это себя окупает. Когда я вышел на улицу, мои часы показывали 15:40, значит, Вульф должен был сидеть в кабинете. Я нашел телефонную будку в том же квартале и позвонил.

– Да? – раздался в трубке его голос. Не желает он отвечать на звонки как положено.

– Это я. Говорю из автомата на Мэдисон-авеню. Деньги, добытые шантажом, возвращаются обратно, так что бумажки принадлежат Мег Дункан. Мария Перес застукала ее в прихожей с год назад, встретилась с ней и девять месяцев вымогала деньги, по пять монет в месяц. Одна из крупнейших операций в криминальной истории. Вчера вечером Мег Дункан работала, из театра пошла прямо домой и легла спать. Постель видел и на ней сидел. Вероятно, так и было – скажем, на девяносто пять процентов. Отсюда до особняка Йигера около восьми минут. Может, сперва зайти туда?