Слишком много клиентов - Стаут Рекс. Страница 6

Я нажал на кнопку звонка. Дверь быстро открыли, и в проеме передо мной возникла одна из трех красивейших женщин, которую я когда-либо видел.

Я, вероятно, забыл закрыть рот или перевести дух, если судить по ее улыбке – так королева улыбается простолюдину. Тихим мягким голосом, в котором не ощущалось дыхания, она спросила:

– Вам что-то нужно?

Единственный нормальный ответ – «А как же, вы и нужны» – я умудрился проглотить. Она выглядела на восемнадцать, высокая и статная, кожа цвета тимьянового меда, что Вульфу присылают из Греции, но предметом ее особой гордости была не красота, а нечто другое. Если женщина гордится своей красотой, улыбка у нее всего лишь самодовольная. Я не утратил дара речи, что весьма странно.

– Хотелось бы поговорить с управляющим, – сказал я.

– Вы из полиции?

Если ей нравились полицейские, требовалось ответить «да». Но скорее всего, они ей не нравились.

– Нет, – произнес я, – из газеты.

– Очень мило. – Она отвернулась и позвала: – Папа, тут из газеты!

Громкий голос у нее был еще чудесней, чем тихий. Она снова повернулась ко мне с грацией пумы и принялась ждать, статная и гордая, с тенью улыбки на губах.

Послышались шаги, она отступила в сторону. То был мужчина, коренастый, широкоплечий, дюйма на два пониже ее, с толстым приплюснутым носом и кустистыми бровями. Я вошел и поздоровался:

– Меня звать Гудвин, я из «Газетт». Хочу снять комнату с окнами на улицу.

– Ступай, Мария, – приказал он дочери; она повернулась и ушла в глубину темного коридора. Тогда он обратился ко мне: – Нету комнат.

– Плачу сотню долларов в неделю, – сказал я. – Я собираюсь писать статью о месте преступления по следам преступления. Мне нужно фотографировать зевак, что приходят поглазетъ на яму. Окошко на втором этаже этого дома как раз дает нужный ракурс.

– Я сказал, нету комнат. – Голос у него был глубокий и хриплый.

– Жильцов переселите. Двести долларов.

– Нет.

– Триста.

– Нет.

– Пятьсот.

– Вы рехнулись. Нет.

– Я не рехнулся, это вы рехнулись, что воротите нос от пяти сотен. Как ваше имя?

– Мое имя – это мое имя.

– О господи. Я все равно узнаю у соседей или у дежурного фараона. Что в нем такого особенного?

Он прищурил один глаз:

– Ничего особенного. Меня зовут Цезарь Перес. Я гражданин Соединенных Штатов Америки.

– Я тоже. Так сдадите мне комнату на неделю за пятьсот долларов, деньги вперед и наличными?

– Но я как сказал, – он развел руками и пожал плечами. – Нету комнаты. Тот человек на улице мертвый, плохо. Фотографировать людей из этого дома – нет. Даже будь комната.

Я решил действовать нахрапом. Промедление и в самом деле грозило опасностью – отдел убийств или окружная прокуратура могли в любую минуту раскрыть связь между Йигером и этим домом. Я вытащил из кармана бумажник, извлек карточку и вручил ему.

– Можете прочесть при этом свете? – спросил я.

Он не стал читать.

– Что это?

– Лицензия. Я не газетчик, я частный сыщик и расследую убийство Томаса Дж.Йигера.

Он снова прищурил один глаз и сунул мне карточку назад. Я ее взял. Он вдохнул всей грудью.

– Вы не из полиции?

– Нет.

– Тогда убирайтесь отсюда. Убирайтесь из этого дома. Я сказал трем разным полицейским, я ничего не знаю про человека в яме, и один из них меня оскорбил. Уходите.

– Прекрасно, – заметил я, – вы тут хозяин. – Я вернул лицензию в бумажник, а бумажник – в карман. – Но я объясню, что случится, если вы меня выпроводите. Через полчаса дом заполнит дюжина полицейских с ордером на обыск. Уж они-то не пропустят ни дюйма. Они всех здесь зацапают, начиная с вас и вашей дочки, и задержат любого, кто войдет в дом. А все почему? А потому, что я им скажу, что Томас Дж.Йигер пришел сюда вечером в воскресенье, и был здесь убит, и я могу это доказать.

– Врете. Как тот полицейский. Это оскорбление.

– Хорошо. Для начала я кликну того фараона, что торчит на улице, – пусть придет и постережет, чтобы вы никого не успели предупредить.

Я повернулся. Выгорело! Насчет фараона он, конечно, все уже твердо решил, но меня он не ждал, я застал его врасплох. Идиотом он не был и понимал, что даже если я не сумею ничего доказать, то все равно знаю достаточно, чтобы напустить закон на него и на дом.

Когда я повернулся, он схватил меня за рукав. Я обернулся и увидел, что желваки у него так и ходят. Тогда я спросил, не зло, а просто потому, что хотелось знать:

– Это вы его убили?

– Вы из полиции, – сказал он.

– Нет. Меня зовут Арчи Гудвин, я работаю на частного детектива по имени Ниро Вульф. Мы рассчитываем получить деньги за расследование этого дела, этим мы на жизнь зарабатываем. Скажу откровенно – мы бы сами хотели выяснить, зачем сюда приходил Йигер, а не оставлять это для полиции, но раз вы отказываетесь сотрудничать, мне придется кликнуть фараона. Это вы его убили?

Он повернулся и шагнул в прихожую. Я рванулся, вцепился ему в плечо и развернул к себе.

– Это вы его убили?

– У меня есть нож, – сказал он. – В этом доме я вправе его иметь.

– Еще бы. А у меня есть вот что, – я извлек «марли» из кобуры. – И к нему разрешение. Это не вы его убили?

– Нет. Я хочу советоваться с женой. Она лучше соображает. С женой и дочерью. Я хочу…

Футах в десяти дальше по коридору распахнулась дверь, и женский голос произнес:

– Мы здесь. Цезарь.

Высокая женщина с решительным лицом и властным видом шла к нам по коридору. Мария осталась в дверях. Перес начал быстро говорить на испанском, но жена его оборвала:

– Прекрати! Он решит, мы что-то скрываем. С американцами разговаривай по-английски. – Она уставилась на меня пронзительными черными глазами. – Мы вас слышали. Я этого ждала, но думала, что придет полиция. Мой муж – человек честный. Он не убивал мистера Йигера. Мы зовем его мистер Дом, потому что это его дом. Откуда вы знаете?

Я вернул «марли» в кобуру.

– Раз я знаю, миссис Перес, так ли уж важно – откуда?

– Нет, неважно. Глупый вопрос. Хорошо, спрашиваете вы.

– По мне, лучше услышать ответы вашего мужа. Это может занять какое-то время. У вас найдется комната, где можно посидеть?

– Я отвечу. Мы сидим с друзьями. Вы угрожали мужу пистолетом.

– Это я так! Ладно, если вам своих ног не жалко, мне моих – и подавно. Когда мистер Йигер пришел сюда в воскресенье?

– Я считала, вы знаете.

– Знаю. Я вас проверяю. Если будет много неверных ответов, попробую расспросить вашего мужа или это сделает полиция.

– Он пришел около семи.

– Пришел встретиться с вами, с вашим мужем или вашей дочерью?

Она злобно на меня поглядела.

– Нет.

– С кем он пришел встретиться?

– Не знаю. Мы не знаем.

– Попробуйте еще раз. Без глупостей. Я не намерен торчать тут весь день, выжимая из вас правду по капле.

От смерила меня взглядом.

– Вы бывали у него наверху?

– Вопросы, миссис Перес, задаю я. С кем он пришел встретиться?

– Мы не знаем, – она повернулась. – Уходи, Мария.

– Но, мама, я не…

– Ступай!

Мария отступила в комнату, закрыв дверь. Оно было и к лучшему – очень трудно заставить себя смотреть в одну сторону, когда взгляд притягивает в другую. Мать вернулась к нашему разговору.

– Он пришел около семи, постучал в дверь. В ту, – она показала на дверь, за которой скрылась Мария. – Поговорил с мужем, дал ему денег. Затем направился в прихожую к лифту. Мы не знаем, был у него кто наверху или подошел позже. Мы смотрели телевизор; если кто и вошел в дом и поднялся на лифте, мы бы все равно не услышали. Да и знать про это нам не положено. В двери на улице хороший замок. Так что вовсе не глупо, что мы не знаем, с кем он пришел встретиться.

– Где этот лифт?

– В задней части дома. В нем тоже замок.

– Вы спросили, бывал ли я наверху. А вы бывали?

– Конечно. Каждый день. Мы там убираем.

– Значит, у вас есть ключ. Давайте поднимемся. – И я тронулся с места. Она посмотрела на мужа, заколебалось, глянула на меня, открыла дверь, закрытую Марией, что-то сказала по-испански и проследовала в глубь прихожей. Перес двинулся следом, я замыкал цепочку. В дальнем конце прихожей, у задней стены, она вынула из кармана юбки ключ и вставила в скважину другого цилиндрового замка, который был врезан в металлическую дверцу. Дверца из алюминия или нержавеющей стали скользнула в сторону. Она совсем не сочеталась с прихожей, как впрочем, и сам лифт, обшитый внутри той же нержавейкой, с красными эмалевыми панелями на стенах. Он был небольшой, еще меньше, чем у Вульфа. Лифт плавно и неслышно поднялся, насколько я понял, прямо до верхнего этажа, дверца открылась, и мы вышли.