Умолкнувший оратор - Стаут Рекс. Страница 36

Перехожу сразу к понедельнику, опустив некоторые второстепенные события, случившиеся в воскресенье. В понедельник утром позвонил Кремер и попросил его принять. Вульф спустился из оранжереи ровно в одиннадцать, когда Кремер уже сидел у него в кабинете в красном кожаном кресле. На полу рядом с ним лежал какой-то бесформенный предмет в зеленой бумаге, вроде той, которой пользуются продавцы в цветочных магазинах; встретив Кремера, я хотел было взять у него эту вещь, но он не отдал.

После обмена приветствиями, подождав, пока Вульф поудобнее усядется на своем месте, Кремер заметил, что, как сообщается в газетах, Кэйтс признался в обоих убийствах и дал подробные показания.

– Гнусная личность этот Кэйтс! – поморщился Вульф. – Кстати, одну деталь своих преступлений он продумал прямо-таки с дьявольской хитростью.

– Вот именно! И я бы сказал, даже не одну… Вы имеете в виду уловку с шарфом, который он сунул в карман своего пальто, вместо того, чтобы подбросить кому-нибудь другому?

– Да, да. Трюк, заслуживающий внимания криминалистов.

– И сам он давным-давно заслуживал внимания… Знаете, есть нечто такое, о чем он не хочет ни говорить, ни давать письменные показания. Может, вы думаете, это «нечто» усугубляет его вину? Вовсе нет! Мы никак не добьемся от него, зачем ему нужны были деньги. Жене, спрашиваем, на расходы? На поездку во Флориду?.. Смотрит на нас как на пустое место, трясет упрямо подбородком или кричит: «Оставьте мою жену в покое! Не смейте даже упоминать, о моей жене!» Между прочим, вчера она вернулась в Нью Йорк, но он отказался встретиться с ней. По-моему, он готов молиться на нее и не хочет впутывать в эту историю.

– Да?!

– Вот вам и «да». Зато обо всем остальном рассказывает охотно. Например, о том, как покончил с Буном. Когда он вошел в комнату, где находился Бун, тот сразу заявил, что знает о его темных делишках, велел ему убираться с глаз долой и повернулся к нему спиной. Кэйтс схватил разводной ключ и ударил Буна. Он подробно пересказывал свой разговор с ним, потом долго читал и перечитывал свои показания – не вкралось ли, мол, какой ошибки… Убийство Фиби Гантер у вас на крыльце описал со всеми деталями. Утверждает, что не договаривался о встрече, когда она ему позвонила, а просто ждал в доме напротив, в подъезде. Увидев, подошел, и они вместе поднялись на крыльцо. Отрезок трубы был спрятан у него в рукаве и обернут шарфом. Шарф он вытащил из кармана пальто Уинтерхофа, когда они были здесь первый раз.

– Понятно, понятно, – процедил Вульф, он поддерживал разговор только из вежливости. – Все для того, чтобы отвлечь от себя внимание! А я тем временем не спускал с него глаз.

Кремер недоверчиво усмехнулся.

– Это на каком же основании?

– Главным образом на основании двух фактов. Во-первых, из-за тона, каким О'Нил прикрикнул на Кэйтса тут вечером, в пятницу. Таким тоном отдают распоряжения человеку, от которого ожидают безоговорочного повиновения. Во-вторых, и это значительно важнее – история с отправкой по почте свадебной фотографии миссис Бун. Можно найти много мужчин, способных на такой жест, но ни один из известных мне пяти руководителей Национальной ассоциации промышленников к ним не относится. Мисс Гардинг тоже слишком черства. Алиби Декстера проверялось и уже не вызывало сомнений. Миссис и мисс Бун вне подозрений – по крайней мере для меня. Оставались Кэйтс и мисс Гантер. Теоретически мисс Гантер могла убить Буна, но никак не могла покончить с собой с помощью отрезка трубы. Кроме того, из всех, кого я перечислил, только она была способна в той обстановке вспомнить о фотоснимке и отослать его миссис Бун. Но если это так, где она могла взять снимок? Конечно, у убийцы. Кто же он? Все обстоятельства дела указывали: Кэйтс!

Вульф помолчал, потом развел руками и продолжал:

– Но все это до поры до времени относилось к области чистых догадок. Нужны были неоспоримые доказательства… И все это время они лежали здесь, у меня, на книжной полке! Горькая пилюля… Пива хотите?

– Нет, спасибо – Кремер не то нервничал, не то куда-то торопился. Он взглянул на часы и соскользнул на краешек кресла. – Ну, мне надо бежать. Я ведь на минутку. – Он поднялся и одернул брюки. – Дел по горло. Вы, наверно, слышали? Меня вернули на прежнее место. Инспектор Эш переведен в Ричмонд, на остров Статен.

– Вот как? Поздравляю!

– Благодарю.

Кремер направился к двери, но я остановил его.

– Послушайте, вы забыли свои сверток.

– Ах да, ну и память! – пробормотал Кремер, полуобернувшись и замедляя шаги. – Это для вас, мистер Вульф. Надеюсь, вам понравится.

Он выскочил на крыльцо и хлопнул дверью. В свертке оказался керамический горшочек ядовито-зеленого цвета и растение с двумя распустившимися цветками. От изумления у меня на некоторое время отнялся язык.

– Боже мой! – наконец воскликнул я. – Да он притащил вам в подарок орхидею!

– И называется она брассокаттлея торнтони, – промурлыкал Вульф. – Очень мило!

– Что же тут милого? – рассердился я. – У вас их тысячи, и все лучше этой. Разрешите выбросить?

– Ты с ума сошел! Отнеси сейчас же Теодору. – Вульф погрозил мне пальцем. – Один из самых крупных твоих недостатков, Арчи, – полное отсутствие сентиментальности.

Нет, что ни говори, но рано или поздно я должен был доказать Вульфу, что не такой уж я остолоп, как считают некоторые. Я ждал лишь подходящего случая, и он наступил во второй половине того же понедельника, примерно через час после обеда, вскоре после телефонного звонка Фрэнка Томаса Эрскина Вульф разрешил соединить его с ним, а мне велел слушать по отводной трубке.

Суть разговора сводилась к тому, что чек на сто тысяч долларов будет переслан Вульфу сегодня же. По моему, на том и можно было бы закончить беседу, но Эрскин начал молоть всякую банальную чепуху – дескать, Национальная ассоциация промышленников весьма признательна Вульфу за все, что он сделал для нее, но совершенно отказывается понять, почему он вернул уже полученные деньги, и так далее. В общем, разговор носил весьма любезный характер.

– Вот это я понимаю, это по-деловому – выплатить такую сумму без всяких бюрократических проволочек! – самодовольно ухмыльнулся Вульф, распрощавшись с Эрскином.

– Да? – засмеялся я. – Если бы только Эрскин знал!

– А что такое? Что он должен знать?

Я небрежно перекинул ногу на ногу и поудобнее уселся в кресле. Момент, которого я ждал, наступил.

– Видите ли, – начал я, – все это можно объяснить по-разному. Один способ заключается в том, чтобы сделать вам несколько прозрачных намеков – ну, вроде как бы положить вам в рот кусочек масла и подождать, пока он сам растает. Мне такой способ не по душе, я предпочитаю сказать прямо, точнее – спросить и самому же ответить

– Что ты плетешь?

– Минуточку, минуточку! Вопросы задаю я. Первое: когда вы действительно нашли валик? Днем в субботу, когда ввалились сюда в пижаме и разразились длинной тирадой о своем скудоумии? Вздор! Вы знали, где спрятан валик, дня за три-четыре до этого. Вы нашли его или утром во вторник, пока меня терзали у Кремера, или в среду, когда я завтракал с Ниной Бун. Скорее всего, во вторник, но не буду удивлен, если выяснится, что в среду.

– Никогда не следует оставаться в неведении! – пробормотал Вульф.

– Пожалуйста, не прерывайте. Второе: почему вы так настойчиво расспрашивали миссис Бун, где находится валик, если уже знали это? Ответ: хотели убедиться, что ей действительно ничего не известно. Если бы ей было известно, она бы сообщила об этом в полицию еще до того, как вы «нашли» валик, и вознаграждение получила бы она, а уж во всяком случае не вы. Фиби Гантер много ей рассказала – могла рассказать и о валике. Кроме того, обращаясь к миссис Бун с настойчивыми расспросами относительно валика, вы стремились создать впечатление, что не знаете, где он, и готовы отдать все, что угодно, чтобы узнать.