В лучших семействах (Убийство миссис Рэкхем) - Стаут Рекс. Страница 43

– Я не хочу, чтобы вы помогли мне отделаться от приговора суда. Я только прошу, чтобы вы помогли убедить их не подставлять меня... повлиять на Зека, чтобы меня не подставляли.

– Понимаю, – сочувственно произнес я. – Но Зек настроен решительно. И я не испытываю никакого желания стоять на пути лавины. Я пришел сюда главным образом затем, чтобы вернуть вам деньги и предупредить, что уже настолько запахло жареным, что я не могу назвать никакую цену, которая изменила бы ситуацию, но готов сделать предложение, если вы соизволите его выслушать – только от себя лично.

Рэкхем вдруг занялся гимнастикой. Его руки, которые спокойно лежали на коленях, задергались, пальцы сжались в кулаки, потом разжались, и так несколько раз подряд. Мне эти упражнения быстро наскучили, тем более, что я не ожидал от Рэкхема подобного малодушия. Картина к тому времени была предельно ясна, и мне казалось, что парень, у которого хватило отваги, будучи вооруженным одним ножом, ночью заколоть в лесу жену, охраняемую доберман-пинчером, теперь, когда его загнали в угол, должен отреагировать иначе, а не сидеть с постной физиономией, сжимая и разжимая кулаки.

Он заговорил:

– Послушайте, Гудвин, я сам прекрасно понимаю, что я уже не тот. Как-никак почти пять месяцев прошло. В первую неделю было не так тяжело – всеобщее возбуждение, всех подозревали, всех допрашивали; арестуй они меня тогда, мой пульс не участился бы ни на один удар. Я был готов дать бой и сражался бы до победного конца. Но чем дальше, тем невыносимее становится ожидание. Я порвал с Зеком, не продумав все, как следует. Тогда мне казалось, что я должен покончить с прошлым и выйти чистым, особенно после предварительного слушания в Вашингтоне и после вмешательства прокурора нью-йоркского округа. В итоге всякий раз, когда звонили по телефону или в дверь, у меня начинало сосать под ложечкой. Ведь речь шла об убийстве. Если бы меня арестовали, мне стало бы ясно, что сфабрикованы такие доказательства, какие позволяют им быть уверенными, что мне уже не отвертеться. Терпеть это можно день, или неделю, или даже месяц, но для меня пытка тянется бесконечно, и, клянусь Богом, я больше не могу...

Рэкхем закончил упражнения для рук, сжав кулаки, так что костяшки пальцев побелели.

– Я дал маху с Зеком, – жалобно проныл он. – Когда я с ним порвал, он послал за мной и недвусмысленно дал понять, что только от него зависит, попаду я на электрический стул или нет. Я вышел из себя. Когда со мной такое случается, я потом не могу вспомнить, что говорил, но я наверняка брякнул, будто у меня самого есть показания против Зека, и я буду его шантажировать. В любом случае я наговорил лишнего. – Рэкхем разжал кулаки и начал медленно растирать пальцы. – С тех пор тянется эта тягомотина. Вы сказали, что у вас есть предложение?

– Да.

– В чем оно заключается?

– Я сказал, оно – от меня лично.

– Так в чем оно?

– Вам необходимо поговорить с Зеком.

– Зачем? Я не верю ему.

– Вы будете общаться на равных. Давайте разберемся: могла ваша жена доверять вам? Могли ваши друзья доверять вам... те, которых вы отдали на расправу Зеку? Могу я положиться на вас? Сам же я предупреждал, чтобы вы не доверяли мне, не правда ли? Люди способны сотрудничать лишь в двух случаях: когда все доверяют всем или когда никто не доверяет никому. Вы с Зеком связаны навечно.

– С Зеком?

– Конечно. – Я повернул руку ладонью кверху. – Вы в западне. Да еще в такой, что вам из нее не выкарабкаться. Вы даже согласны положиться на меня, обманщика, не заслуживающего никакого доверия, чтобы я вас выручил. Вам ясно, что сухим выбраться из воды не удастся... и неудивительно. Больше всего вас беспокоит, чтобы против вас не сфабриковали абсолютно неопровержимые доказательства, и вы отчаянно добиваетесь того, чтобы вас не подставили. Это, пожалуй, получится. Но у Зека есть новый человек, некий Редер, который недавно перебрался сюда с Западного побережья. Он разработал совершенно гениальное дельце. Мне поручено помогать Редеру, и, я думаю, это будет нам по силам. Дельце продумано до мелочей, а по хитроумности далеко превосходит самые изысканные трюки мошенников. С помощью человека, обладающего вашим положением, риск исключается, как, впрочем, и любые последствия.

– Нет. Именно из-за своего положения я вынужден...

– Подождите! – остановил я его. – Я уже говорил, что это моя личная инициатива. Я советую вам согласиться. Я могу организовать встречу с Зеком. Вам не придется заниматься тем же, чем прежде; теперь вы миллионер и можете даже ставить свои условия. Я сказал вам, почему не хочу, чтобы вас или еще кого-то подставили как убийцу, и уверен, что Зек не сделает этого, если убедится, что вы ему поможете в деле, разработанном Редером.

– Ненавижу его, – хрипло выдавил Рэкхем. – Он меня пугает, и я ненавижу его!

– Зек мне тоже не по нутру. И он это знает. Допустим, завтра без четверти три я заеду за вами?

– Нет, я не могу... завтра не могу...

– Пора кончать с собственными муками! Или вы хотите вечно прислушиваться к телефону и звонкам в дверь?

Рэкхем потянулся к до сих пор не пригубленному стакану, залпом осушил его, содрогнулся и утер рот ладонью.

– Позвоню вам около полудня, чтобы подтвердить наш уговор, – сказал я и вышел.

На следующее утро, во вторник, случилось как раз такое непредвиденное обстоятельство: камешек, брошенный из Уайт-Плейнз, угодил в шестеренку хитроумного механизма, сконструированного нами с Вульфом, и конвейер внезапно стал. Я только успел позавтракать с Фрицем, когда позвонил телефон и я отправился разговаривать в кабинет. Звонили из конторы окружного прокурора Вестчестера.

Разговор был краткий. Повесив трубку, я немного посидел, косясь на телефонный аппарат, а потом, скрепя сердце, начал накручивать диск, набирая номер «Черчилля». И здесь беседа была недолгой. Закончив говорить, я на мгновение задержал палец на нажатом рычажке, а затем позвонил по другому номеру.

На втором звонке трубку сняли, и гнусавый голос произнес:

– Да?

– Я хотел бы поговорить с мистером Редером.

– Я слушаю.

– Это Гудвин. Мне только что позвонили из Уайт-Плейнз и потребовали, чтобы я немедленно явился к окружному прокурору. Я спросил, можно ли это отложить, учитывая, что на два часа у меня назначена встреча, но мне отказали. Я позвонил в «Черчилль» и оставил записку, что до завтра уехал из города. Надеюсь, что завтра все получится. Дам вам знать при первой возможности.

Молчание.

– Вы меня слышали?

– Да. Желаю удачи, Гудвин.

Он повесил трубку.

18

Однажды мне довелось просидеть в ожидании три часа на деревянной скамейке в просторной приемной конторы окружного прокурора в здании суда Уайт-Плейнз, зато на сей раз мне даже присесть не пришлось. Более того, я и представиться не успел. Едва я вошел и приблизился к столу, что стоял в отгороженном углу, как меня перехватил какой-то прихрамывающий тип и проворковал:

– Ступайте за мной, мистер Гудвин.

Он сопроводил меня по длинному коридору вдоль нескончаемой вереницы дверей по обеим сторонам и провел в комнату, в которой я уже бывал. Воскресным вечером, помнится, девятого апреля, я развлекался в ней около часа. В комнате никого не было. Утреннее солнышко пробивалось через два окна, а я сидел и наблюдал, как отплясывают пылинки в косых лучах. От нечего делать я принялся дуть на пылинки, следя за тем, как они образуют затейливые узоры – за этим занятием меня и застали сам окружной прокурор Кливленд Арчер и Бен Дайкс. Пожалуй, я никогда не всматривался в лица с таким живым интересом. Довольные и наглые физиономии могли означать, что дело уже раскрыто, а в таком случае все наши столь долго вынашиваемые планы, как покончить с Арнольдом Зеком, вылетали в трубу.

Я настолько обрадовался, разглядев их пасмурные рожи, что мне стоило большого труда не расплыться в радостной улыбке. В ответ на сухое приветствие я поздоровался не менее сдержанно, а когда мы расселись, причем я оказался за столом напротив них, то проворчал: