Консервный ряд - Стейнбек Джон Эрнст. Страница 29

– Я, пожалуй, соглашусь с Хьюги, – сказал Док, выключил мельницу, вымыл шприц и наполнил его синей жидкостью.

– Вчера вечером опять давай спорить. Спрашивают меня, когда я родился. Я ответил – двенадцатого апреля. Элен пошел, купил мою карту. И прочитал. Некоторые вещи сходятся. Но там написано только хорошее, а хорошему о себе всегда веришь. Карта говорит, что я смелый, умный и добрый с друзьями. Элен уверяет, что все это правда. А у вас, Док, когда день рождения?

Вопрос в конце длинного разговора прозвучал вполне невинно. Придраться было не к чему. Но нельзя забывать, что Док знал Мака очень, очень давно. Если бы он его не знал, он бы сказал честно: восемнадцатого декабря; а так он слукавил, ответил – двадцать седьмого октября.

– Спроси у Элена, – прибавил Док, – что эти карты говорят обо мне.

– Наверное, все это и правда брехня, – сказал Мак. – Но Элен верит. Я попрошу его посмотреть вашу карту.

С этим Мак ушел, а Док стал ломать голову, что бы это могло значить. Он, конечно, понял, что разговор был затеян неспроста. Он знал Мака, знал его приемы. Учуял его стиль. И Док спрашивал себя, каким образом Мак может использовать полученную информацию. Только спустя время, когда по всей округе поползли слухи, Док разгадал замысел Мака. И вздохнул с облегчением – взаймы просить не будет.

Глава XXVI

Как-то на лодочной верфи играли двое мальчишек, играли, пока на забор не вспрыгнула кошка. Мальчишки немедленно затеяли охоту, погнали кошку через линию и на насыпи набрали полные карманы отличных разноцветных камней. Кошка удрала от них, нырнув в густую траву, но камни они не выбросили. Такой камушек может пригодиться в любую минуту. Они спустились к Консервному Ряду и швырнули камень в рифленое железо одного из цехов. В окно конторы выглянуло испуганное лицо; увидев мальчишек, человек бросился наружу, но у них ноги оказались быстрее. Он еще не добежал до двери, а мальчишки уже лежали в траве, спрятавшись за бревно, валявшееся на пустыре. Он бы их за сто лет не нашел.

– Спорим, он хоть всю жизнь ищи, не найдет, – сказал Джон.

Но никто их не искал, и скоро им стало скучно лежать в траве. Они встали и пошли вдоль Консервного Ряда. Долго глядели в окно лавки Ли Чонга, страстно мечтая о плоскогубцах, ножовке, касках строителей и бананах. Потом перешли улицу и сели на нижнюю ступеньку Западной биологической.

– Знаешь, говорят у этого дядьки стоят бутылки с мертвыми человечками.

– Какими человечками? – спросил Уиллард.

– Обыкновенными, которые еще не родились.

– Врешь, – сказал Уиллард.

– А вот и не вру. Знаешь сына Спрейгов? Он сам видел. Говорит, они маленькие-премаленькие, у них ручки, ножки и даже глаза.

– А волосы? – спросил Уиллард.

– Он про волосы не говорил.

– А ты бы спросил его. Врет он все.

– Смотри, чтобы он тебя не услышал, – сказал Джон

– А ты пойди повтори ему, что я сказал. Я его не боюсь. И тебя не боюсь. Я никого не боюсь. Понял?

Джон не отвечал.

– Понял, говорю?

– Нет, – ответил Джон. – Я думаю, может, пойти спросить этого парня, правда, что у него в бутылках мертвецы. Может, он их нам покажет, если они у него есть?

– А его нет дома, – ответил Уиллард. – Видишь, его машины нет. Куда-то уехал. Я думаю, это все брехня. И этот Спрейг все тебе набрехал. Брехун он. И ты брехун.

Такой уж был скучный день. Ничего интересного, и Уиллард стал задираться.

– Ты еще и трус, да, трус. Понял?

Джон не отвечал. Тогда Уиллард сменил тактику.

– А где твой старик? – обычным тоном спросил он.

– Умер, – ответил Джон.

– Умер? Что-то я не слыхал. А от чего умер?

Какой-то миг Джон молчал. Он знал, что Уиллард знает от чего, но не мог этого сказать, тогда драки не избежишь, а он боялся Уилларда.

– Он покончил… убил сам себя.

– Да? – лицо у Уилларда вытянулось. – А как покончил?

– Съел крысиного яду.

– Он что, решил, что он крыса? – загоготал Уиллард.

Джон улыбнулся шутке самую малость.

– Конечно, он считал себя крысой, – кричал Уиллард. – Он, наверное, не ходил, а ползал – вот так, гляди, Джон! И нос морщил вот так, гляди! А хвост у него был длинный-предлинный! – Уиллард зашелся от хохота. – Лучше бы он нашел крысоловку и сунул туда голову! – Теперь уже хохотали оба. Уиллард своего добился. – А как он выглядел? – Новая шутка. – Вот так? – он скосил глаза, оскалил рот и вывалил наружу язык.

– Он весь день мучился, – сказал Джон. – Умер ночью. Ему было очень больно.

– Зачем это он?

– Не мог найти работу, – сказал Джон. – Почти год искал. И что смешно, знаешь? Наутро пришел человек и сказал, что отцу есть работа.

– А я думаю, он считал себя крысой, – Уиллард повторил шутку, но даже у него самого она больше не имела успеха.

Джон встал, сунул руки в карманы. И вдруг увидел блестящую монетку на дне канавы, он кинулся туда, протянул руку, но Уиллард оттолкнул его и схватил монету из-под ноги у Джона.

– Я первый увидел, – крикнул Джон. – Отдай!

– Так я тебе и отдал, – сказал Уиллард. – Пойди лучше съешь крысиного яда. Понял?

Глава XXVII

Мак с ребятами – Добродетель, Милосердие, Красота. Вот они сидят в Королевской ночлежке, а доброе их влияние, точно круги по воде от брошенного камня, расходятся по всему Консервному Ряду и дальше – до Пасифик-гроув, в Монтерей и даже за холм в долину Кармел.

– На этот раз, – сказал Мак, – мы должны сделать все, чтобы он был на вечеринке. Если его не будет, не будет и вечеринки.

– А где мы устроим праздник? – спросил Джонс.

Мак откинулся со стулом назад, так что спинка стула уперлась в стену, и обвил ногами передние ножки.

– Я сам все время об этом думаю, – сказал он, – конечно, можно было бы пригласить всех сюда, но тогда никакого сюрприза не будет. К тому же Док любит свой дом. У него там музыка.

Мак, нахмурившись, посмотрел на ребят.

– Не знаю, кто тогда сломал проигрыватель, – сказал он. – Но если кто-нибудь в этот раз дотронется до него, своими руками убью.

– По-моему, надо праздновать у него, – сказал Хьюги.

Никто никому не говорил про день рождения, как-то потихоньку узналось само собой. И никого не звали. Но собирались прийти все. У каждого в памяти двадцать седьмое октября было обведено красным. А раз день рождения, то должны быть подарки.

Взять хотя бы «Медвежий стяг». Все его обитательницы хоть один раз, да наведывались в лабораторию за советом, медицинской помощью или просто побыть в обществе мужчины, который дружит с тобой просто так. И все они видели, чем застлана его постель – старым выцветшим одеялом, на котором оставили следы лисохвост и репейник, да и сама земля; Док брал его во все свои путешествия. Если появлялись деньги, Док покупал новое оборудование. Ему в голову не приходило купить себе новое одеяло. И девочки Доры решили сшить для него шелковое лоскутное одеяло неописуемой красоты. А поскольку лоскутки были когда-то шелковыми комбинациями и вечерними платьями, то одеяло переливалось розовым, сиреневым, лимонным и светло-вишневым цветами. Девочки шили его перед полуднем и после обеда, до прихода рыбаков с сейнеров. Объединенные работой, они перестали ссориться и дуться друг на друга, что постоянно бывает в доме греха.

Ли Чонг достал из своих запасов целую гирлянду шутих длиной двадцать пять футов и большую корзину луковиц китайских лилий. По его мнению, без этих вещей не мог обойтись ни один настоящий праздник.

У Сэма Мэллоя была своя теория антикварных вещей. Он считал, что старая мебель, стекло, керамика, не представлявшие в свое время ценности, по прошествии лет приобретают ореол старины и цена их вырастает стократ сравнительно с реальной стоимостью и пользой. Он видел однажды стул, который продали за пятьсот долларов. Сэм коллекционировал части древних автомобилей и был уверен, что придет день, когда за его коллекцию ему дадут баснословные деньги и выставят ее на черном бархате в лучших музеях. Сэм долго думал о дне рождения, потом осмотрел свои сокровища, хранившиеся в большом запертом ящике позади котла. И решил подарить Доку один из самых лучших своих образцов – шатун и поршень от «чалмерса» 1916 года. Он чистил и полировал эти железки, пока они не засверкали, как старинные доспехи. Сам сделал для подарка ящик и обил его изнутри черной материей.