Путешествие с Чарли в поисках Америки - Стейнбек Джон Эрнст. Страница 48

Я проехал большую часть Техаса и убедился, что климат в нем неоднороден и что в его пределах столько разных ландшафтов, рельефов, структур почвы, сколько их наберется во всем мире, если исключить Арктику, хотя ледяное дыхание могучего северного ветра иной раз достигает и сюда. Суровые, уходящие к горизонту равнины «сковородной ручки» совсем не под стать невысоким лесистым склонам и чистым ручейкам в горах Дэвиса. Богатые цитрусовые сады в долине Рио-Гранде не имеют ничего общего с пастбищами южных районов Техаса. Горячий, влажный воздух побережья не сравнишь с хрустальным холодком в северо-западной части штата. А город Остин, который стоит на холмах, среди озер, находится будто на другом конце света от Далласа.

Всем этим я стараюсь доказать, что в Техасе нет единства — ни географического, ни физического. Он един духом своим. Но это чувство единства живет не только в умах техасцев. Слово «Техас» звучит символично для всех на свете. Спору нет, легенда о техасском своеобразии часто создается искусственно, не всегда соответствует действительности и сплошь и рядом морочит нас романтикой, но это нисколько не умаляет его значения как символа.

Все мои домыслы о природе понятия «Техас» приведены здесь в качестве предисловия к нашим с Чарли разъездам по этому штату. Мне вскоре же стало ясно, насколько сильно этот отрезок пути будет отличаться от всего нашего путешествия. Во-первых, потому, что я хорошо знаю эти места; во-вторых, у меня там много знакомых и родственников со стороны жены, а последнее обстоятельство исключает объективность суждений, ибо нигде в мире гостеприимство не проявляется с таким пылом, как в Техасе.

Но прежде чем оказаться во власти этого приятнейшего, хоть подчас и утомительного свойства человеческой натуры, я мог еще три дня пользоваться полной безвестностью в отличном мотеле в самом центре Амарильо. Когда мы ехали по гравийной дороге, промчавшаяся мимо машина обдала нас галькой, разбила большое переднее окно Росинанта, и теперь его надо было заново застеклить. Хуже того — Чарли опять у меня расхворался. На этот раз ему было совсем плохо, и он сильно мучился. Я вспомнил того жалкого невежду в Спокане, которому на все было наплевать. И еще я вспомнил, какой взгляд бросил на него Чарли — взгляд недоуменный, обиженный и полный презрения.

Врач, которого я вызвал в Амарильо, оказался совсем молодым. Машина у него была недорогая, с откидным верхом. Он наклонился над Чарли.

– Что с ним такое?

Я объяснил. Тогда руки молодого ветеринара — опытные, все понимающие руки — коснулись раздутого брюшка и ног Чарли. Чарли шумно вздохнул, его хвост приподнялся, приветливо задрожал на весу и снова лег на пол. Чарли уверовал в этого человека целиком и полностью. Мне и раньше приходилось наблюдать такое мгновенное возникновение контактов между животным и человеком, и должен сказать, что это весьма приятное зрелище.

Сильные пальцы продолжали ощупывать, обследовать, и наконец ветеринар выпрямился.

– С каждым старичком такое может случиться, — сказал он.

– Это то самое, что я подозреваю?

– Да. Воспаление предстательной железы.

– Вы возьметесь его вылечить?

– Конечно. Прежде всего надо ослабить мышечное напряжение, а потом будем лечить. Вы оставите его у меня дня на четыре?

– Какой может быть разговор? Если надо, так оставлю.

Он взял Чарли на руки, вынес его и положил на переднее сиденье своей машины, и хвостик с кисточкой на конце забарабанил по кожаной обивке. Чарли был доволен и спокоен, я тоже. Вот почему мне пришлось некоторое время околачиваться в Амарильо. И чтобы покончить с этим эпизодом, добавлю, что через четыре дня я забрал Чарли от ветеринара совершенно здоровым. Ветеринар дал мне пилюли, которые Чарли надо было время от времени принимать в дороге, чтобы приступы не повторялись. Да-а! Что может быть лучше хорошего человека!

Я не собираюсь особенно долго распространяться о Техасе. После развенчания Голливуда занимаемое Калифорнией первое место отошло к штату Одинокой Звезды, [49] и теперь его интервьюируют, его обследуют, им интересуются. Но какой бы отчет ни составлять о Техасе, он будет неполон без описаний техасских парадных приемов и показа тамошних богачей, которые проматывают свои миллионы на безвкусное и безудержное бахвальство. Моя жена приехала ко мне в Техас из Нью-Йорка, и нас пригласили провести День благодарения на техасском ранчо. Хозяин его — наш хороший знакомый, и когда он приезжает в Нью-Йорк, мы тоже устраиваем парадные приемы в его честь. Называть его здесь я не стану, пусть читатели сами догадываются, кто это такой, как им положено по традиции. Думаю, что человек он богатый, хотя я его об этом не расспрашивал. Мы приехали днем накануне праздника, как нас и просили, и увидели великолепное ранчо, где было все — и водоемы, и рощи, и пастбища. Бульдозеры нагородили там повсюду земляные дамбы для задержания воды, и в самом центре поместья тянулась цепочка небольших животворящих озерков. В густых травах низин паслись кровные герефорды, и когда мы проезжали мимо в облаках пыли, они только взглядывали на нас. Велико ли это ранчо — не знаю, не спрашивал.

Дом, кирпичный, одноэтажный, стоял в тополевой рощице на пригорке, у подножия которого запруженная речушка образовала небольшой водоем. По темному зеркалу воды то и дело пробегала рябь — это резвилась запущенная туда форель. Дом был комфортабельный: три спальни, при каждой своя ванная комната с ванной и душем. Гостиная — она же и столовая с камином в дальнем конце — была обшита мореной сосной; у ее боковой стены за стеклом стояли ружья. В открытую дверь на кухне я увидел весь штат прислуги — солидных размеров темнолицую матрону и смешливую девицу. Наш хозяин встретил нас и помог внести чемоданы в дом.

Развлекательные мероприятия начались сразу. После ванны нам предложили шотландского виски с содовой, и мы выпили его с жадностью. Затем нас повели осматривать амбар через дорогу от дома и собачник, где сидели три пойнтера, один из них какой-то хворый. Оттуда все проследовали к загону и наблюдали, как хозяйская дочка объезжает весьма понятливого жеребчика, по имени Крутозад. Потом нам показали две новые запруды, за которыми медленно прибывала вода, и у поилок, расположенных в разных местах ранчо, мы пообщались с только что приобретенным небольшим пополнением стада. Такое бурное времяпрепровождение совершенно нас уморило, и мы ушли в дом немного вздремнуть.

К нашему пробуждению с соседнего ранчо приехали друзья хозяев, они привезли с собой большую кастрюлю тушеной говядины с фасолью под острым соусом, приготовленной по старинному домашнему рецепту, и должен сказать, что более вкусного мяса по-чилийски я в жизни своей не едал. Потом начали съезжаться другие богачи, маскирующие свой имущественный статус выцветшими джинсами и сапогами для верховой езды. Опять подали виски, завязалась оживленная, то и дело прерываемая взрывами смеха беседа об охоте, лошадиных скачках и о всяких скотоводческих делах. Я устроился на диванчике у подоконника и, глядя в вечерние сумерки за окном, видел, как дикие индюшки сходятся на ночлег к тополям. Они неуклюже взлетали на ветки, рассаживались там кто где и вдруг как бы сливались с деревьями, и будто нет их. Я насчитал штук тридцать таких ночлежников.

Когда совсем стемнело, оконное стекло превратилось в зеркало, и я мог незаметно наблюдать за моим хозяином и его гостями. Они сидели в этой небольшой, обшитой панелями комнате кто в креслах, кто в качалке, три дамы на диване. И изощренность всей этой показухи тогда особенно бросилась мне в глаза. Одна из женщин вязала свитер, другая решала кроссворд, постукивая по зубам резинкой на кончике желтого карандаша. Мужчины вели неторопливую беседу о травах, о воде и о том, что имярек купил в Англии призового быка и на самолете доставил его домой. На них были голубые джинсы, совершенно выцветшие и побелевшие по швам, какими вещи становятся только после частой стирки.

вернуться

49

Штат Техас, на гербе которого изображена звезда.