Золотая чаша - Плейн Белва. Страница 7

Рояль стоял в дальнем от Хенни конце сцены. Газовые лампы притушили, когда на сцене появился он – Хенни сразу узнала Дэна Рота.

Он слегка поклонился, сел, и пальцы его забегали по клавишам. Он играл незамысловатую мелодию легко и весело, время от времени поднимая голову, чтобы кивком подбодрить сбивающегося мальчугана. По его виду было ясно, что все происходящее доставляет ему удовольствие.

И снова она услышала биение собственного сердца. Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях, обтянутых темным шелком, и думала: «Возможно, я ничего не сделаю. Представление кончится, он уйдет, и я, так и не познакомившись с ним, тоже пойду домой».

Потом были речи. Какие-то дамы в пенсне на цепочках благодарили друг друга за сотрудничество. Мисс Демерест, директриса, своим тонким, похожим на птичий щебет голосом выразила благодарность всем участникам праздника, особо отметив заслуги мистера Рота, оказавшего неоценимую помощь в музыкальном оформлении представления.

Присутствовавшие встали и запели гимн «Мы собрались, чтобы просить Божьего благословения». Затем всех пригласили в соседнюю комнату, где был приготовлен кофе с пирожными.

Хенни осталась одна в опустевшем зале. Она по-прежнему сидела, не двигаясь. Кто-то похлопал ее по плечу.

– Что такое? Тебе нехорошо? – услышала она голос Ольги.

– Я просто… думала, – вспыхнув, ответила Хенни. Ольга смотрела на нее недоверчиво и обеспокоенно.

– Но о чем… здесь, в полном одиночестве?

– Этот молодой человек, который играл на рояле… мой дядя знает его. Я думала, как заговорить с ним, следует ли мне это сделать?

– Как заговорить? Подойти, открыть рот и сказать: «Здравствуйте, по-моему, вы очень привлекательны, меня зовут…»

Хенни рассмеялась, и смех помог ей расслабиться.

– Ольга, послушать тебя, все так просто.

– Но это и в самом деле просто. Хочешь с кем-то заговорить, подойди и сделай это. Худшее, что может случиться, ты ему не понравишься, а если так, то и черт с ним, в следующий раз заговоришь с кем-нибудь другим.

Хенни встала и направилась в соседнюю комнату. Рот стоял в окружении полногрудых дам из богатых кварталов в дорогих костюмах с золотыми часами, прикрепленными к лацканам, и вид у него был такой, словно ему хотелось поскорее уйти оттуда; такой же вид был у него в день пожара, когда репортеры набросились на него с вопросами.

– Мой дядя знаком с вами, – сказала, подойдя к нему, Хенни. – Доктор Дэвид Рафаэль. А я Генриетта де Ривера.

– Да, в самом деле, он мне очень нравится, – он тепло улыбнулся.

– Вы тоже ему нравитесь.

Она и не подозревала, что румянец, вспыхнувший на ее лице от сильного волнения и смущения, очень ее красит. Ей хотелось сказать что-нибудь не избитое о празднике, но в голову ничего не приходило, и она смутилась еще больше.

Богатые дамы, видя, что почетный гость занят беседой, отошли в сторону. Вечер подходил к концу. Заснувших малышей разбудили и передали отцам, посадившим их на плечи. На детишек постарше надели их пальтишки. Все стали расходиться. Но сейчас Хенни воспринимала этих людей как безликие, не отличимые одна от другой фигуры, которые мелькали и растворялись как тени. Она видела только Дэниела Рота, смотревшего на нее сверху вниз.

К ее удивлению он сказал:

– Хотите пойти выпить со мной кофе? Сейчас еще рано.

Но ведь такого не может быть. Сказочные фантазии не могут стать реальностью. Как во сне она оперлась на предложенную руку, и они вышли на улицу.

Был один из тех редких осенних вечеров – мягкий, теплый воздух, ясное прозрачное небо – когда кажется, что ненадолго вернулось лето. Он повел ее в направлении Восточного Бродвея.

– Там мы сможем выпить кофе или чаю. Вы живете где-то поблизости?

– Нет, неподалеку от Вашингтон-сквер.

– Почему же вы оказались здесь?

– Я работаю в благотворительном центре.

– А, одна из этих щедрых дам из фешенебельных кварталов?

– Не слишком я щедрая. У меня нет денег. Я преподаю английский.

– Это было некрасиво с моей стороны.

– Что?

– Да это замечание о богатых дамах. Это был сарказм. Извините.

А она и не поняла, что это сарказм.

– А что еще вы делаете?

– Иногда веду занятия по кулинарии. Не то чтобы я была такой уж хорошей кулинаркой. Мне нравится печь. Это помогает снять напряжение.

– А вам нужно снимать напряжение? – В его голосе слышалось удивление, и она подумала, что говорит глупости.

– Да, иногда, – ответила она, запинаясь.

Она начала испытывать некоторую неловкость, идя с ним под руку и хотела было убрать руку, но он не позволил ей этого сделать, крепко прижав локтем ее ладонь.

– Вы не против, что мы идем под руку?

– Нет, я не имела в виду…

Она опять замолчала. Потом он признается ей, что если бы она болтала без умолку, их отношения могли бы сложиться совсем иначе.

– Ваши родители не будут беспокоиться?

– Нет. Мы обычно возвращаемся домой группой, так что опасности никакой нет.

– Со мной вы тоже будете в безопасности, Генриетта.

– Меня называют Хенни.

– Это больше вам подходит. А меня – Дэном.

На темнеющих улицах еще продолжалась жизнь. Лошадь, тянущая пустую повозку, брела к своей конюшне. У подъездов стояли, обсуждая какие-то свои дела, группки ребятишек. Из окон верхних этажей доносились пронзительные крики младенцев, а из окон первых этажей – стук швейных машинок, похожий на жалобный ропот усталого человека.

– Послушайте, – сказал Дэн. – Они еще работают. Не представляю, откуда у них силы берутся. Жара, холод, астма и работа, работа, работа.

– Дядя Дэвид говорит то же самое.

– Да, он знает. И ему это небезразлично. Оттого-то он и остался здесь, хотя мог бы переехать в другую часть города.

– И вы поэтому же преподаете здесь?

– Да, – коротко ответил Дэн.

На Восточном Бродвее было светло. Уличные фонари ярко освещали широкую авеню, в высоких, с незадернутыми шторами, окнах красивых домов горел свет, и прохожий мог при желании полюбоваться уютной семейной сценой в гостиной или за ужином на кухне.

Дэн отпустил руку Хенни.

– Сюда. Это кафе. Готов спорить, вы ни разу не были в кафе, правда?

– Нет. – Во всяком случае не с мужчиной, тем более с мужчиной, с которым она познакомилась без ведома родителей.

– Мы найдем тихое местечко. Сейчас еще рано. К полуночи тут станет так шумно, что вы своих мыслей, не то что голоса, не услышите за пиликаньем цыганских скрипок и спорами русских.

Они сели. Деревянные столы без" скатертей стояли почти вплотную один к другому.

– Но здесь чисто, – заверил Дэн, перехватив ее взгляд. – Ну, достаточно чисто.

Официант принес два стакана горячего чаю.

– Может, вы предпочитаете кофе? Это русский обычай подавать чай, к тому же в стаканах. Вы этого, наверное, не знали?

– Я слышала.

Руки у нее замерзли. Она обхватила ладонями горячий стакан, сознавая, что он внимательно наблюдает за ней, и задаваясь вопросом, о чем он думает. Возможно, сожалеет о своем необдуманном приглашении, сделанном только из вежливости, поскольку она была племянницей дяди Дэвида. Сидя с опущенными глазами, она видела его руки, лежащие на столе, тонкую разветвляющуюся вену у него на запястье. Эта голубая вена казалась ей почему-то интимной черточкой.

Вошли какие-то мужчины, быстро говорившие на идише. Дэн указал на одного из них.

– Он актер. В недалеком будущем вполне может стать звездой. Это кафе знаменито тем, что здесь собирается русская еврейская интеллигенция. Журналисты, поэты, социалисты, все приходят сюда. У ортодоксов свои излюбленные места встреч. Я хожу повсюду, хотя не принадлежу ни к одной из групп. Мне нравится наблюдать, по натуре я любопытен.

– Так вы, значит, не русский?

– Я родился в Нью-Йорке, в районе между Восемьдесят четвертой улицей и Третьей авеню. Там богемская колония, все говорят по-немецки.

Он крутил в пальцах вилку.

– У вас глаза все время опущены, – отрывисто сказал он – Вам что, страшно, когда на вас смотрят?