Школа, как это было... Часть I - Стенкин Георгий. Страница 11

А я уже несколько лет занимался в музыкальной школе по классу скрипки.

Ну, естественно она об этом знала.

Хотя в классе, мало кто об этом знал. Я этот свой талант (вернее это свое занятие) совсем не афишировал. Стыдился как-то выделяться среди других. Тем более мое «мальчиковое достоинство», тоже было немного ущемлено. Когда другие гоняли в футбол, я или шел с футляром для скрипки и нотной папкой в музыкальную школу, или стоял у пюпитра и учил гаммы. Стеснялся и комплексовал.

А тут она просит меня выступить перед всей школой.

Ну, куда тут денешься — выступил.

Сколько я потом натерпелся обидных слов от мальчишек, просто не счесть.

Но она же просила, и ещё от имени класса, нужно было защищать честь класса.

Вот он простой детский подвиг.

Потом ещё было много других подвигов, о которых она и не догадывалась. А я не мог поступать иначе.

Я всегда был её партнером по танцам, тогда как другие парни сторонились этого занятия. И, постепенно, наша танцевальная пара, стала ведущей. Ни одно мероприятие, не обходилось, без нашего выступления. Но ведь, приходилось ещё и репетировать. А она вредничала, и думала только о том, как она выглядит. Мы выучили вальс и танго, и румбу, и ещё много чего. Нас считали очень красивой парой.

Все театральные постановки — мы снова были в паре. Ромео и Джульетта. Мальвина и Пьеро. Комиссар и медсестра. Наташа Ростова и…

А в обыденной жизни класса?

Постоянно плелись какие-то интриги между парами и группами, между девчонками и мальчишками. И где они заканчивались, и решались — конечно, между мной и Люськой. Ведь мы всегда сидели вместе, за одной партой и были друзьями. Она была признанной «королевой» класса, а я — её доблестным рыцарем.

Конечно, мужские тайны и мужские убеждения, как впрочем, и женские со стороны Люськи, не предавались. Но обсуждались, в меру возможности, откровенно, и компромиссы практически всегда находились.

И это тоже был постоянно длящийся подвиг, потому, что хотя польза от таких вот наших посреднических действий была явная, но мальчишки все равно не одабривали такой вот моей близости с девчонкой.

А уж то, что касается уроков.

Люська училась хорошо, была прилежна и трудолюбива, но как-то не блистала. И постоянно была занята своими девчачьими делами, которые частенько брали верх над учебой. Само собой я её регулярно вытягивал, или, помогая, или просто давая списать.

А на уроках истории, почему-то история меньше всего удавалась Люське, я затевал какой-нибудь диспут, вовлекая в него и учительницу. Тем самым, сокращая время на опрос домашнего задания или на вызывания к доске.

И самый последний мой подвиг, уже в десятом, выпускном классе.

Прямо на выпускном вечере, кому-то понадобилась гитара, а гитара была у Люськи, но дома. Ну, кого ещё она могла попросить за ней сходить. Догадайтесь с трех раз.

Чем это все было продиктовано, я не знаю. И даже сейчас, пытаясь разобраться, не могу. Не складывается четкое определение.

Детская любовь? Нет, потому, что детская любовь, должна, во что-то вырасти.

Привязанность? Тоже нет, потому, что с годами она или растет или ослабевает. А тут десять лет, без двух месяцев.

Дружба? Нельзя быть уверенным на сто процентов. Потому, что в принципе у нас было немного общих интересов, а время вне школы мы очень редко проводили вместе.

Чувства, как к сестре? Да, она была ниже меня ростом, стройная. Но она была на год старше меня. Да и была у меня своя, родная сестра. Тоже нет.

Так что же?

Наверное, всего понемногу.

Да она была красива, мила и как-то утонченна. Может быть, в этом вся причина.

Меня всегда притягивало все красивое. Музыка, живопись, поэзия, звездное небо.

Да? Вопрос…

Ну и все остальное тоже к этому приложилось.

И дружба, и влюблённость и родственные души. И ещё, что-нибудь.

И за это за всё, она со мной так жестоко поступила.

О, женщины.

— Марат Камчаткин. Представился человек, уже далеко не в сером костюме. Одет он был, что называется «с иголочки». Я не очень разбираюсь в этих «Армани» и «Гуччи», но его костюм производил впечатление костюма, не купленного в супермаркете. И покрой, и фасон, говорили о том, что хозяин этого костюма знает цену хорошим и удобным вещам. И естественно, может себе позволить не покупать дешевые вещи.

Он был не высокого роста. Лет тридцати пяти — тридцати восьми. Что-то в нем было азиатское, но совсем немного. То, как он входил в помещение и его манера говорить, показали мне, что это человек уверенный в себе.

Но, тем не менее, он не уселся сразу, в кресло напротив меня, а остался стоять. Как бы предлагая мне выбор — позволить ему сесть, или оставить стоять.

Это опять позволило мне сделать вывод, что он прекрасно понимает свое положение. Ведь это он, напросился на эту встречу, а не я.

Хотя, все это — и костюм, и манера держаться, и жест позиционирования могли быть, всего лишь грамотно сыгранной ролью.

Да, правильно. Он выполняет работу, которую ему поручили, и за которую очень хорошо платят, потому, что он профессионал.

Я позволил ему сесть, и сказал: — Вы где остановились?

Тем самым, давая понять, что я знаю, что он в служебной командировке и что он не местный.

Он без удивления взглянул на меня, совершенно спокойно.

И ответил:

— Здесь отель, в трех кварталах на юг.

— Да, я специально остановился поближе к вам, что бы ни тратить много времени на переезды.

Я продолжил эту игру в дедукцию:

— Значит, вы планируете, что эта наша встреча — не последняя. Хочу вас сразу предупредить. Я не собираюсь не во что ввязываться. У меня слишком насыщенный период сейчас и завтра я наверняка уже буду в Лондоне.

Если ему что-то от меня нужно, он сразу сейчас это выложит, я быстро решу как с этим быть и займусь своими делами.

Но не тут то было.

— Мы в курсе, что на завтра у вас запланирована встреча в Лондоне.

Сказал он. И замолчал.