Избранник - Степаненко Андрей. Страница 38
Там, впереди, показался вокзальный патрульный, и Сашка рефлекторно подобрался и тут же понял: здесь ему бояться некого. Он вышел на привокзальную площадь, прошел внутрь огромного застекленного здания и отдался почти забытым звукам и запахам. Вокруг бродили цыганята, что-то гортанно обсуждали встревоженные кавказские парни, музыкально пропиликала служба сообщений... это был кайф.
Сашка протолкнулся к кассам и только вздумал занять очередь, как его взяли под локоть:
— Здорово, Никитин.
Сашка обернулся и заледенел. Перед ним стоял... капитан Шитов. И рядом еще двое в форме.
— Что, сучонок, сбежать надумал? — недобро и многообещающе усмехнулся Шитов.
Сашка глотнул.
— А не вышло, — с иезуитской печалью констатировал Шитов. — Пошли, Никитин, за дела отвечать.
— Я имею право, — хватанул воздух ртом Сашка. — С меня даже подписку не взяли!
— Пошли-пошли... — потянул его в сторону выхода Шитов.
— Вы не имеете права! — уже громче заявил Сашка.
— А ну, ребята... — кивнул Шитов своим подручным, и те подхватили его с обеих сторон и, преодолевая яростное сопротивление, потащили вперед.
— Это похищение! — заорал Сашка. — Вы не имеете права!
Его уже тащили мимо милицейского поста.
— Милиция! — заорал Сашка. — Вмешайтесь! Это похищение!
Менты переглянулись, один тронулся, чтобы пойти разобраться, в чем там дело, но второй его одернул, и тот вернулся на место. И только у самого выхода Шитова все-таки нагнали и остановили.
— Сержант Кушнаренко, — представился постовой. — В чем дело?
— Капитан Шитов, — остановился похититель и вытащил из бумажника серо-голубой листок. — Вот постановление об аресте.
Постовой принял документ, внимательно его изучил и кивнул:
— Можете идти, товарищ капитан. — Сашка выпал в осадок.
«Или адвокат наврал, или я чего-то недопонял!»
— Потащили, — кивнул Шитов.
Сашку рванули с места и, рассекая рефлекторно уступающих дорогу, испуганно оглядывающих эту специфическую «компанию» прохожих, поволокли вдоль здания вокзала.
«Господи, за что?!»
Его подтащили к неприметно стоящему в самом конце автомобильной площадки уазику и открыли клетку позади.
— За что меня, Шитов?! — уперся руками и ногами Сашка.
— Как за что? — хмыкнул капитан. — А то ты не знаешь? Убийство, сокрытие улик, ну и... вообще за подрыв... основ.
— Подрыв — чего? — не понял Сашка.
— Впере-од! — запихнули его в клетку. — Там объяснят!
Лишь спустя около часа или даже больше, уже далеко за городом, когда первый шок миновал, до Сашки стало доходить, что его так и собираются везти в этой клетке всю дорогу. Он уже изрядно подмерз и завернул озябшие руки в полы пиджака, но спрятать ноги было решительно некуда.
Он несколько раз тоскливо заглядывал в зарешеченное окошко между клеткой и салоном, и по самодовольному, злорадному виду Шитова понимал: туда, ближе к печке, его не пустят, — пусть он хоть загнется.
Прошло, наверное, часа два или три. Позади оставались километры заснеженных сопок; впереди, над все теми же бесконечными сопками чернело буранное небо, но там, в салоне, было всё так же тепло и уютно. Шитов снял теплую куртку и остался в кителе. Его примеру последовали и остальные, и теперь все четверо, включая шофера, явно травили анекдоты да посмеивались над задержанным. А у Сашки уже отваливалось всё.
И когда начало темнеть, он не выдержал и начал молотить кулаком в стенку.
Шитов что-то сказал водителю, и уазик стал.
«Слава Тебе Господи!»
Дверь щелкнула и открылась:
— Чего тебе?!
— Х-холодно... — пробормотал Сашка.
— Не сахарный! На зоне еще хуже будет! — рявкнул Шитов и захлопнул дверку.
— Я же замерзну! — запоздало заорал вслед Сашка. — Вы чего, мужики! Озверели?!
Уазик тронулся и снова пошел по зимней, много повидавшей, а потому совершенно равнодушной к Сашкиной судьбе дороге.
Чтобы не свихнуться, Сашка принялся высчитывать, сколько еще километров осталось до места, да сколько они оставили позади, да насколько быстрее они приехали бы, если бы ехали на пять процентов быстрее, на шесть, на восемь... Он давно уже понял, что если не будет шевелиться, то просто сдохнет, и начал по очереди стаскивать ботинки и растирать ступни. Но все было почти без толку. Без обуви ноги мерзли, а в обуви было еще хуже.
Конечно, вытянуть ноги и положить их на такое же узкое сиденье напротив было можно, но металл сразу обжигал морозом, а подтянуть их под себя, чтобы согреть собственным теплом, было просто некуда. Дико мерзла и «пятая точка опоры», но именно ступни сводили его с ума. Так что к четырем утра, когда они въезжали в город, Сашка от многочасовой борьбы за жизнь был уже никакой.
Его вытащили из машины, но Сашка на ноги встать не сумел — не держали. Шитов на секунду испугался, но поразмышлял и равнодушно махнул рукой своим бойцам:
— Тащите в «обезьянник»!
Сашку проволокли по ступенькам ГОВД, с трудом протащили сквозь турникет, затем по коридору и швырнули в камеру, прямо на пол. Здесь был полный кайф. Тепло и сухо.
— Господи! Как хорошо! — застонал Сашка, грея обмороженный зад о бетон.
— Чего ж тут хорошего, земляк? — удивился сидящий на бетонной же ступеньке мелкий, востроглазый мужичок.
— Тепло-о...
— Тебя что, в холодильнике взяли? — пошутил мужичок.
— Почти... — бессильно рассмеялся Сашка.
С полчаса он был почти счастлив, но мысли брали свое, и Сашка до самого утра лупал глазами, пытаясь проникнуться милицейской логикой, продумать свою линию защиты и сообразить, как связаться с адвокатом. А потом загрохотали двери, в проеме показало статный конвойный.
— Никитин! На выход!
Его провели в «аквариум» дежурки, сунули в руки губку для обуви, одежную щетку и кусок хозяйственного мыла и потащили в туалет.
— Вперед, — холодно распорядился конвойный. — Чтоб через десять минут был как огурчик!
Сашка растерянно моргнул, но времени терять не стал, а через десять минут его, уже умытого и начищенного, вывели из туалета, протащили через турникет и сунули на заднее сиденье милицейского уазика, Сашка глянул на переднее сиденье и обомлел: впереди огромной махиной возвышался Федор Иванович Бугров.