Порт-Артур. Том 2 - Степанов Александр Николаевич. Страница 108

– Хорошо все, что хорошо кончается, милая Варя, не стоит больше об этом говорить.

– Обо мне вы даже и не подумали! – И Варя неожиданно разрыдалась.

Долго пришлось прапорщику уговаривать ее, пока она наконец успокоилась.

Стук в дверь заставил Варю торопливо вытереть глаза и принять равнодушно-сосредоточенный вид. Вошла Леля Лобина.

– Как бы мне повидать Стаха? – спросила она, поздоровавшись.

Прапорщик по телефону через батарею литеры Б соединился с Енджеевским. Поручик пообещал немедленно прийти на Залитерную.

– Кстати, у меня к вам, Сергей Владимирович, есть разговор по поводу спуска шаровой мины в японские окопы, – добавил он.

В ожидании прихода Стаха все направились навестить раненого Родионова, который отлеживался на Залитерной. У фейерверкера был жар, одна из ран в ноге нагноилась. Осмотрев солдата, Варя решительно заявила, что его необходимо тотчас же отправить в госпиталь.

– Необходимо произвести очистку ран, иначе септицемия [57] неизбежна, – авторитетно заявила она.

Родионов умолял оставить его на Залитерной. Долго пришлось его уговаривать, пока наконец он согласился уехать с батареи, на только к Варе, чтобы быть «месте хотя бы с Зайцем.

Стах рассказал о последних штурмах батареи литеры Б. Варя подробно сообщила о сегодняшней штыковой атаке Китайской стенки. Звонарев ее тихонько поддразнивал, Леля ужасалась.

Начал накрапывать дождь, и обе гостьи заторопились домой. Офицеры немного проводили их, а затем вернулись на Залитерную и договорились о спуске мины. Решено было на следующий день произвести рекогносцировку на месте, а с наступлением темноты приступить к действиям.

Место для спуска шаровой мины выбрали в передовом окопе, который обычно на ночь занимали секреты. До противника было около тридцати шагов, причем японские траншеи помещались значительно ниже, под крутым скатом горы. Буторин с двумя матросами доставил на батарею литеры Б большую шаровую мину весом около шестнадцати пудов. Внутри ее, в жестяном ящике, помещался семипудовый заряд пироксилина. Свободное пространство мины было заполнено кусками железа и камнями: они имели назначение усилить картечное действие при взрыве. Для спуска мины имелся деревянный желоб длиной свыше трех саженей. Разогнавшись по нему, мина дальше катилась по инерции.

Кроме Буторина, Звонарев взял с собой еще Блохина и Ярцева, уже видевших в сентябре, на Высокой горе, действие таких мин. Борейко тоже не утерпел и решил хотя бы сзади, из стрелковых окопов, посмотреть на взрыв.

Для доставки мины к месту спуска Стах отрядил десяток стрелков. Солдаты с трудом перенесли ее на носилках. Как только наступили сумерки, японцы начали усиленно освещать укрепления прожекторами. Несколько раз лучи света останавливались на батарее литеры Б и затем, не обнаружив ничего подозрительного, ползли дальше.

Уложив на бруствер окопа желоб, стрелки подняли и положили в него мину. Чтобы она не скатилась раньше времени, ее удерживали короткой веревкой, привязанной к специальному кольцу на корпусе мины. Затем солдаты сошли в окоп, а Звонарев поднялся к мине и вставил запальный шнур, рассчитанный на полторы минуты горения.

– Подай-ка фитиль, Блохин, – вполголоса приказал он.

Солдат протянул ему жестяную коробку, в которой чуть тлел джутовый фитиль. Подув на него, чтобы он лучше разогрелся, прапорщик приложил его к запалу. Последний тотчас вспыхнул и начал гореть с легким шипением. Звонарев оглянулся. В японских окопах было вес тихо и темно. Луч прожектора удалился далеко вправо.

Опасаясь, чтобы мина не взорвалась через слишком долгий промежуток времени, что дало бы японцам возможность разбежаться, прапорщик решил выждать еще полминуты, прежде чем ее пустить. Прислушиваясь к чуть слышному шипению горевшего запального шнура, он дро себя отсчитывал секунды: ноль раз, ноль два, ноль три… С последним счетом – ноль тридцать – он приказал солдатам отпустить конец веревки, удерживающий мину, и изо всех сил толкнул ее. К его удивлению, мина даже не шевельнулась.

Звонарев хотел выдернуть запальный фитиль, но последний снаружи уже обгорел, и только в запальном отверстии чуть заметно мерцал огонек. Вынуть его уже было невозможно.

«Сейчас взорвется», – мелькнула тревожная мысль.

Часть стрелков стремительно бросилась в тыл. Холодный пот выступил на спине у прапорщика, волосы зашевелились на голове.

– Я сейчас вам подсоблю, вашбродь, – неожиданно раздался голос Блохина, и он очутился рядом с Звонаревым.

– Раз, два, сильно! – скомандовал солдат, и они вдвоем навалились на страшный шар. Он скрипнул и повернулся. Наполнявшие его осколки и камни, пересыпаясь, сильно зашумели.

– Давай, давай, – шептал Блохин, продолжая катить мину со все увеличивающейся скоростью.

Шестнадцатипудовый шар с грохотом полетел вниз. В японских окопах поднялась тревога, японцы открыли беспорядочный огонь по направлению шума, засвистели пули. Достаточно было одной из них удачно попасть в мину, и она взлетела бы на воздух.

– Бежим назад! – скомандовал прапорщик и ринулся к окопу.

Блохин все же сперва пробежал вслед за миной до самого конца желоба и только тогда вернулся обратно. Припав за бруствером почти к самой земле, они с трудом переводили дух от волнения и с нетерпением ожидали взрыва. Грохот все еще катящейся мины постепенно ослабевал, один за другим раздались два небольших взрыва.

– Не наша, – быстро прошептал Звонарев.

– Японец, верно, хочет ее остановить и бросает ей навстречу бомбочки, – отозвался Блохин.

– Хоть бы фитиль не затух, – забеспокоился прапорщик.

Через мгновение внизу вспыхнуло яркое пламя и грохнул оглушительный взрыв. С бруствера слетело несколько мешков с землей. Над головой засвистели осколки.

Затем в японских окопах наступила полная тишина, только луч прожектора торопливо заметался в разные стороны. С какого-то форта или крепостной батареи сзади высоко взвилась ракета, за ней другая, и, разорвавшись, рассыпались тысячами огненных звездочек, освещая далеко все вокруг.

– Вот дураки! Они нас выдадут, – выругался прапорщик, совсем припадая ко дну окопа.

При ярком свете сразу же разгорелась с обеих сторон ожесточенная ружейная и пулеметная стрельба и быстро распространилась по всему фронту. Звонарев и Блохин оказались под перекрестным огнем, целые рои пуль с визгом носились над их головами.

– Ложись! – приказал прапорщик приподнявшемуся Блохину.

– А вдруг японец пойдет в атаку и заберет нас? – с сомнением проговорил солдат, опускаясь на землю.

– Наши не допустят сюда японцев, – успокоил его прапорщик.

Прошло добрых четверть часа, пока стрельба настолько утихла, что Блохин рискнул выглянуть из-за бруствера. При свете прожектора он разглядел огромную яму среди японских окопов. Вокруг нее валялись трупы и огромные каменные глыбы, вывороченные из земли при взрыве.

– В самый раз угодили, Сергей Владимирович! Можно теперь и домой идтить.

Прапорщик, в свою очередь, рискнул выглянуть из окопа. В то же мгновение пуля сбила у него с головы папаху.

– Зацепило? – тревожно спросил Блохин и, не дожидаясь ответа, провел своей шершавой рукой по лицу и волосам Звонарева.

– Кажется, цел, – еще неуверенно отозвался прапорщик, ощупывая голову.

– Ну и ударила же ваша мина! – подошел Енджеевский. – В блиндажах до сих пор еще пыль не улеглась.

Лампы сразу потухли, все посыпалось со стен, у меня у дверь соскочила с петель.

Попрощавшись с Енджеевским, прапорщик направился на батарею литеры Б, где его с нетерпением ожидал Борейко.

– Наделал же ты, Сережа, переполоху и у японцев и у нас! – встретил его поручик. – Со всех сторон звонят по телефону, спрашивают, что случилось.

– Уже все знает – удивился Звонарев.

– Ну он никого ни о чем не предупредил. Да и я, признаться, после взрыва со всех ног бросился на батарею: думал, что начинается грандиозная драка.