Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич. Страница 11
Тузиха схватила Варину руку, прижалась к ней губами.
— Прости, прости, родимая… Не злая я, нет! Житуха моя разнесчастная обозлила меня, из человека зверя сделала. Прости…
С помощью цыганочки Варя подняла Тузиху на ноги, довела её до нар и, уложив, напоила водой.
Ещё с полчаса всхлипывала Тузиха, потом постепенно умолкла. В камере стало так тихо, что слышались глухие шаги часовых в тюремном дворе. Кто-то храпел во сне, кто-то бормотал, кто-то беспрерывно ворочался с боку на бок. А Варя всё не могла уснуть. Думала о Тузихе, о своих молоденьких соседках по нарам, об узницах, заполнивших камеру. И ничего, кроме тёплой жалости, она не испытывала сейчас к ним. Кто знает, может быть, эти женщины были бы хорошими матерями, любящими, нежными, заботливыми жёнами, верными и самоотверженными подругами, если бы жизнь была иной, не такой нищей, голодной и жестокой. Думая об этом, Варя чувствовала, каким благородным и светлым целям отдавали свои сердца те, с кем она связала свою судьбу, — большевики. Пусть тюрьма, пусть лишения, пусть снова ссылка, но она должна выдержать, снести всё ради того, чтобы жизнь в конце концов стала светлой и радостной для тех, кто сейчас унижен, оскорблён и подавлен.
С этими мыслями Варя уснула.
Утром она была разбужена шумом какого-то переполоха. И первое, что она увидела, открыв глаза, — это тело Тузихи, лежавшее на каменном полу среди камеры.
— Что это с ней? — обеспокоенно спросила Варя.
— Готова! — донеслось в ответ. — Повесилась, бедолашная, под нарами… на кушаке…
Пришла Завидова, пьяная, усталая, с чёрными кругами под глазами. Она не сразу поняла, что случилось с Тузихой, и, увидев её на полу, усмехнулась пьяно:
— Это что за новая комедь?
— Брось, Манька, — угрюмо буркнула пожилая женщина. — Неужто не видишь: преставилась.
— Преставилась? — недоверчиво переспросила Завидова. — Кто же её?
— Сама!
По губам Завидовой скользнула судорожная улыбка.
— Ну что ж, как говорится, собаке — собачья смерть! — Её взгляд остановился на Варе, по щёкам которой катились слёзы. — Вы-то чего, Варвара Васильевна, плачете? Это ж враг Ваш…
Варя качнула головой:
— Нет, Маня. Не враг она мне…
Весть о самоубийстве Тузихи быстро долетела до тюремного начальства. Первой явилась старшая надзирательница — дородная мужеподобная женщина в форменной одежде, с наганом на боку. Бросив брезгливый взгляд на умершую, она скомандовала разойтись всем по местам и сказала басовито:
— Сейчас мы выволокем отсюда эту падаль.
Кареглазая, похожая на цыганочку девушка, стоявшая к ней ближе всех, проговорила укоряюще:
— И Вам не стыдно? Это же не падаль, человек!
— Молчать, соплячка! — рявкнула надзирательница и ударила девушку по лицу. Та охнула, свалилась рядом с мёртвой Тузихой.
— Разойдись! — топнула ногой тюремщица.
Никто не двинулся с места.
— Оглохли, что ли?
Пощёчина досталась седой, болезненной на вид узнице.
Варя решительно подошла к надзирательнице.
— Вы не смеете бить арестованных, — заявила она возмущённо.
Тюремщица зло сощурилась.
— А ты кто такая, чтобы свои порядки здесь наводить?
— Я знаю законы, — ответила Варя, — и Вы ответите за произвол.
— Законница, значит? — ухмыльнулась надзирательница и наотмашь ударила Варю широкой тяжёлой ладонью. — Вот тебе, получай по закону! А чтоб не совала свой нос куда не следует — получай ещё!
Но второй раз ударить Варю она не успела. Завидова впилась ногтями в лицо надзирательнице, затем боднула головой в подбородок и сбила с ног. Как только надзирательница грохнулась, узницы набросились на неё, начали бить, топтать ногами. Ярость женщин была беспредельной. Казалось, они были готовы разорвать извивающуюся на полу тюремщицу. Варя поняла, что начался самосуд, и ринулась на выручку избиваемой.
— Остановитесь! Остановитесь! — взывала Варя, расталкивая женщин. Перед её глазами мелькали разгоряченные, перекошенные злобой лица. Кто-то отшвырнул её в сторону и крикнул:
— Не лезь! Не мешай!
Надзирательнице всё же удалось как-то вывернуться. На четвереньках она добралась до двери, вскочила на ноги и пустилась наутёк по коридору. А к взбунтовавшейся камере уже мчался сам начальник тюрьмы в сопровождении пятерых дюжих надзирателей.
— Это что за безобразие?! — заорал он с порога камеры. — Бунтовать задумали, сволочи? А ну сейчас по местам!
Надзиратели оттеснили женщин к нарам. Тех, кто не подчинялся, бесцеремонно швыряли на пол.
Надзирательница вернулась с разбитым носом и измазанным кровью лицом.
— Кто зачинщица? — обратился к ней начальник тюрьмы.
Надзирательница ткнула пальцем в Варю.
— Вот эта!
Вперёд вышла Завидова.
— И совсем не она. Я изуродовала рожу этой кобыле. Жаль, что вырвалась, а то бы лежать ей рядом с Тузихой.
Начальник тюрьмы не знал, что делать.
— Не дури, Маня, — проговорил он убеждающе. — Зачем на себя вину берёшь?
Завидова обожгла его ненавидящим взглядом.
— А ты не выгораживай меня, господин начальник. Говорю, я начала значит так и есть. Всех бы Вас, палачей окаянных, загрызть, чтоб не измывались над людьми.
— Молчи, сумасшедшая! — крикнул начальник тюрьмы, пытаясь образумить её, но Завидова, хлестко выругавшись, прошмыгнула мимо него и плюнула в лицо надзирательнице.
— Вот тебе, сука!
Волей-неволей начальнику пришлось применить крутые меры к той, с кем миловался всю ночь.
— Взять её! — бросил он охранникам.
Завидова отчаянно сопротивлялась и в конце концов вырвалась из рук надзирателей, оставив в их руках изорванное платье. Сероглазая, с распущенными длинными золотистыми волосами, разгорячённая борьбой, она стояла посреди камеры. Её красивые груди высоко вздымались при каждом вздохе. Надзиратели растерялись, поглядывали то на неё, то на начальника. «Хороша, стерва»! — думал каждый из них, будто видя перед собой чертовски соблазнительный, но запретный плод.
— Чего глаза пялите? — гаркнул на них начальник тюрьмы. — В карцер её… И эту, — он указал на Варю.
Завидовой скрутили руки и выволокли в коридор. Та же участь постигла и Варю.
В тот же день в карцере Варя объявила голодовку.
По тюрьме поползли слухи, что Тузиха погибла от побоев, вся тюрьма возмущённо загудела. Начальник чувствовал, что назревают события, которые не сулили ему ничего хорошего. Чтобы сбить нарастающую волну возмущения среди заключённых, им сообщили о строгом наказании, которое якобы получила надзирательница за рукоприкладство.
Вскоре по распоряжению прокурора Варя была переведена в одиночку, а начальник тюрьмы, уже по собственной инициативе, поместил с ней Завидову.
8
На станцию Оредеж поезд отходил с Царскосельского вокзала. День был солнечный, сухой. В поезде стоял дымный запах горящих лесов и торфяных болот. В это засушливое и знойное лето такие пожары случались часто.
Домик, который Варя ежегодно снимала под дачу, располагался неподалёку от реки, был удобен и уютен. Звонарёвы намеревались провести здесь лето, отдохнуть, покупаться в прохладных водах Оредежа, но до июня дача почти всё время пустовала: они побывали здесь всего три раза. Затем обрушилось несчастье — арест Вари. Было уже не до дачи. Краснушкин находился на Волге, в Закатальском полку, и Катя решила выехать с детьми Вариными и своими — на Оредеж, чтобы прожить там до осени.
Одиннадцатого июля, получив три дня отпуска, Звонарёв поехал на дачу. В поезде он обратил внимание на обилие военных. Офицеры вели себя как-то нервозно, то и дело упоминая в разговорах Австрию, Белград, и определённо намекали на возможную мобилизацию.
На одной из промежуточных станций в вагон вошёл пожилой штабс-капитан, лицо которого показалось Звонарёву знакомым.
Увидев Сергея Владимировича, штабс-капитан протянул ему руку:
— Честь имею приветствовать Вас, господин Звонарёв, — и улыбнулся. Возможно, Вы забыли меня, но я-то хорошо запомнил Вас после того, как Вы изрядно потрепали мне нервы в кабинете Тихменёва.