Боковая ветвь - Степановская Ирина. Страница 42

Ах сколько воли она собрала, чтобы так ему ответить! Но она не подстилка. Зачем он, добропорядочный и благополучный семьянин, в каждый свой приезд считает долгом отметиться у нее? Приобщиться к интеллектуальной жизни, а заодно и к ее постели? Еще неизвестно, что он и думает-то о ней. Если он ее хоть немного любит, неужели не видит, насколько ей плохо? Ведь она буквально погибает как личность. Еще годик-другой, и жизнь действительно сломает ее. Без денег, без научной поддержки, окруженная недоброжелателями, которые считают ее выскочкой, ей не выжить. А другая жизнь для нее не годится. И если Наташа дорога ему, он давно должен был принять какое-нибудь решение. Либо да, либо нет. Ведь видно, что ее отношение к нему остается в силе. Десять лет назад она просила его жениться на ней. Достаточно времени, чтобы понять и выбрать, с кем нужно рядом идти по жизни. Конечно, она тоже совершила ошибку с замужеством, но ведь Алексей первый ее отверг, а теперь ясно, что он был не вполне счастлив в семейной жизни. Довольные жизнью мужчины не ищут общества одной и той же женщины из года в год. Значит, тоже не все в порядке в городе на Неве. Бывают же случаи, люди соединяются через много лет, осознав, что довольно делать ошибки. Но Алексей не таков. Он стал слишком примитивен. Зациклился на материальных ценностях. Наверное, он всегда был таким, она просто не замечала. И поэтому для него в порядке вещей поступать с ней в духе завоевателя. Да, он ведет себя просто как эгоист.

Наташа стояла перед захлопнутой дверью и дрожала от возбуждения и прохлады. Она ругала себя за слабость. Ей пора перестать быть неопытной и глупой. Надеяться больше не на что. Он ушел навсегда, и их пути разошлись. Пора перестать относиться к нему как к близкому человеку. Он не любит ее, это ясно. И правильно она сделала, что отказалась от близости. Ей не нужны равнодушные ласки без всякой ответственности. Он должен был бы давно уж понять, что ей нужно только безоговорочное «с тобой навсегда».

Но несмотря на все свои правильные мысли, Наташа заревела прямо под дверью, как брошенная семиклассница. Ничего не поделать! Упущены годы. У нее дочь, у него сын. Он не будет ломать свой налаженный быт. И какая бы дура ни была его жена, вероятно, для него она лучше, чем Наташа. Она вытерла тыльной стороной руки слезы, вернулась в комнату и легла, свернувшись в постели комочком. До восьми оставалось еще полтора часа. Она не заснула, но, согревшись, встала с твердой душой и пошла на работу.

Через неделю наступило первое сентября. В этот день начинался учебный год и в школе, и в институте. Студентов больше не посылали собирать урожай. На вводную лекцию, первую в учебном году, по традиции собирались все преподаватели кафедры. Профессор сиял белоснежным крахмальным халатом и благодушной улыбкой. Ее коллеги сидели в первом ряду. Она опоздала, потому что попросила разрешения отвести дочку в школу. Второй класс — не первый, все прошло относительно спокойно, но море качающихся бантов, серебряный перезвон колокольчика в руках крошки с тревожным взглядом неожиданно умилили ее чуть не до слез. Ее девочка была покладиста и умна. Учительница ласково обняла ее по дороге в класс, и Наташа, успокоенная, помчалась на работу, на лекцию.

«Счастье в дочке. Все остальное — химеры. Выращу, выдам замуж, а сама с мамой и папой буду выращивать в огороде редиску и производить, как другие, по одной крошечной статье в год ради галочки и печатать на плохой бумаге отвратительным шрифтом в институтском сборнике».

С этими мыслями она, запыхавшись, миновала последний лестничный пролет и вывернула в коридор кафедры.

— Наташа, тебя спрашивает какой-то мужчина. — Попавшийся навстречу коллега ткнул двумя пальцами в сторону окна. Наташа, удивленная, повернулась и увидела, что в коридоре на подоконнике, худой и загорелый, сидит Вячеслав Сергеевич Серов собственной персоной с большой коробкой московских конфет и куклой в руках.

— С приездом! — сказала ему Наташа, но по глазам было видно, что его она никак не ожидала здесь встретить. — Вы что-то рано вернулись! По-моему, вы должны были остаться в Лаосе еще на один год.

Вячеслав Сергеевич помнил элегантную женщину в сером платье, с высокой прической, заколотой изысканным гребнем, а увидел перед собой зареванную девчонку с заплетенной сзади косой, в самовязаном свитере и джинсах, с перекинутой через плечо матерчатой сумкой. Та, что стояла сейчас перед ним, не имела ничего общего с далекой лаосской красавицей, тем не менее Славик Серов подумал, что приехал не зря. Та женщина была привлекательна, но отчужденно-далека. Эта, теперешняя, была вовсе не элегантна и явно нуждалась в ласке.

— Да-а, — протянул он насмешливо, глядя прямо в глаза этой неожиданно новой Наталье Нечаевой, — не блестяще, оказывается, идут дела у молодых и отважных ученых!

Наташа в ответ только махнула рукой. Ей вспомнились ее разговоры с Серовым, несбывшиеся честолюбивые планы, напоминавшие теперь хвастовство, и беспомощные слезы прямо-таки фонтаном брызнули из глаз.

— Каждый раз мы встречаемся с вами в потоках дождя! — Вячеслав Сергеевич спрыгнул с подоконника, притянул ее нежно к себе и стал вытирать платком мокрые щеки. — Прекратите реветь! Не все же время почивать на лаврах молодым ученым! Приходится и с трудностями бороться!

— Ох, простите меня! — Наташа и сама была не рада, что разревелась. Просто тут, в этот момент, свелось к одному все: и последняя встреча с Алешей Фоминым, и то, что задерживали зарплату, и то, что выглядела она сейчас совсем не так, как в Лаосе… — Не будем о грустном! Вы-то сами тут как оказались?

— Ну, я в Союзе уже давно. Меня ведь, как вы и предсказывали, быстро из-за границы вытурили за поведение, недостойное советского человека.

У Наташи высохли слезы.

— Вы все-таки что-то натворили?

— Да, деточка, пустяки. Переспал несколько раз с местными проститутками, выпил чуть больше, чем нужно, их отвратительной водки, рассказал несколько анекдотов — этого оказалось достаточно, чтобы туда, куда надо, пришла соответствующая телега.

Наташа удивилась. Но не тому, что он все это сделал, это было вполне в его духе, а тому, что он так откровенно ей обо всем рассказал. Такая прямота показалась ей проявлением силы.

— А что же было дальше?

— Ну, дальше все пошло как по писаному. — Он засмеялся. — Жена меня, естественно, выгнала. Скрывать от нее свою аморальность мне было совершенно бесполезно, так как я за границу попал через тестя. У жены лопнуло терпение, и ей быстро нашли кем меня заменить. Кандидатура была не фигли-мигли, из новых руководящих работников человек, между прочим.

По его виду нельзя было сказать, что он очень расстроен таким обстоятельством. Особенно после того, как он весело подмигнул:

— Но ведь я не за тем приехал сюда, чтобы жаловаться. — Он обнял ее за плечи. — Если ты все еще свободна, моя милая, считай, что я приехал за тобой! Если же несвободна, скажи мне об этом прямо, и я уеду, считая, что совесть моя перед тобой чиста!

Наташа подняла брови.

— За мной? Но почему вы считаете, что у меня все так плохо?

Он перебил ее, недовольно хмурясь:

— Брось, детка, брось! Я все понял, как только сейчас увидел тебя. Я знаю, ты храбрый заяц и не сдаешься без боя, но без моей поддержки ты пропадешь. Я знаю и кухню эту научную, и все, что сейчас с тобой происходит. Тебя пытаются смять, дружок, поставить на место…

Он замолчал, так как рядом возникла какая-то тень. Наташа же была так удивлена, что даже не поняла, кто это пришел и стоит рядом с ними. А это лаборантку послали узнать, собирается ли Наташа идти сегодня к студентам вести занятия.

— Да не пойдет она, не пойдет! Отстаньте все от нее к чертям собачьим! — Серов сказал это лаборантке, и та, вытаращив глаза по очереди на него и на Наташу, испуганно отошла, а потом почти побежала в кабинет профессора.

Наташа вынуждена была признаться Серову, что у нее нет даже отдельного закутка, где они могли бы спокойно поговорить.