Экзотические птицы - Степановская Ирина. Страница 21

— Извиняю! — великодушно махнула Юля рукой. — Но между прочим, когда ты погорел первый раз на строительстве той больницы, я тебя не бросила. Это ты ушел от нас с Олей.

— Это правда, что ты не бросила, — улыбнулся Азарцев. — Это правда, что я ушел. Я подлец, извини. Но поэтому мы и работаем вместе. Если бы из семьи ушла ты, а не я, ни о каком сотрудничестве и речи бы не было.

— Но все-таки почему ты ушел? — Юля протянула к рукаву его пиджака когтистую лапку.

— Дорогая, ни один мужчина не сможет выносить, когда его постоянно называют идиотом. Учти это на будущее, когда соберешься снова выходить замуж.

— Я не собираюсь снова выходить замуж! — вскипела Юля. В ее глазах опять засверкали злые огни. — А идиотом не надо быть, тогда и называть так не будут! Так ты согласен на устройство гинекологического отделения?

— Нет, Юля, нет! В материальном плане это мало что даст! Аборты стоят недорого, а я потеряю дом.

— Ну, у тебя и правда куриные мозги! — не выдержала Юля. — Сразу видно, что ты ни о чем не заботишься, кроме своих операций! Ведь сейчас можно делать не только аборты! Разрешено прерывать беременность на любом сроке!

— Как это на любом? И в восемь, что ли, месяцев тоже? — изумился Азарцев.

— Именно на любом. Имеются так называемые социальные показания. Приходит, допустим, женщина. Говорит: «Вот, я без мужа, беременна, приехала с Украины, жить не на что, прописки нет, работы нет. Прервите мне беременность, а то я порешу ребеночка и сама потом утоплюсь!»

— И что, прерывают?

— Естественно, прерывают. Ведь если она этого ребеночка родит и оставит в роддоме, кормить-то его кто-то должен! А налогоплательщики у нас сейчас сам знаешь какие! На детей, на пенсионеров, на инвалидов денег и так не хватает. Поэтому разрешено беременность прерывать на любом сроке по желанию женщины.

— Но ведь это узаконенное убийство! — с ужасом посмотрел на собеседницу Азарцев.

— Опять ты о высоких материях! Нам надо думать, как бы нас самих не пустили под нож!

— Юля! Что у тебя всегда за выражения! Но скажи, если у женщины нет денег на содержание ребенка, откуда она возьмет кругленькую сумму на то, чтобы эту нежелательную беременность прервать?

— Не будь ты таким уж наивным! На такие вещи женщины всегда деньги находят. К тому же клиника наша в лесу, от города далеко, ляжет сюда, полежит, никто ничего не узнает. Два-три дня отдохнет и выпорхнет на свободу. Еще, может, даже захочет пройти курс косметических процедур. Отбеливающие маски, массаж… При беременности ведь часто возникают проблемы с лицом!

— Но, Юля, я никак не пойму, какие маски могут делать в твоем ужасно дорогом отделении социально незащищенные женщины, приезжие с Украины?

— Господи, да про Украину я просто так сказала! Мало ли любовниц у богатых людей? Что они, социально защищенные? Вот она ходит беременная до того срока, пока пузо не вылезет под подбородок, и все настаивает, чтобы ее кавалер либо с законной женой разошелся, либо оставил свой холостяцкий образ жизни и женился на ней, и для этого она ребеночка и выращивает. А как он официально поставит вопрос — никакого ребеночка, или я с тобой завяжу, тут наша клиника как раз и сгодится. А уж денег этот богатенький Буратино, я думаю, чтобы произвести эту манипуляцию, не пожалеет. Что ты думаешь, не все же у нас, как Березовский, каждый раз на новых женятся и от каждой детей имеют. Олигархов у нас в стране все-таки не так уж и много.

Азарцев был настолько ошарашен таким предложением, что молчал, не зная, что сказать.

А Юля решила, что теперь пришло время давить на самое слабое место Азарцева.

— Ты подумай, — сказала она. — Если за счет абортов наш доход — возрастет, ты сможешь заниматься благотворительностью. И оперировать тогда кого и сколько захочешь!

Ее слова метко попали в цель. «Добро и зло в мире все-таки соразмерны, — подумал Азарцев. — Если какие-то идиотки в нашей клинике будут совершать некое зло, то я смогу компенсировать его хотя бы частично, помогая тем людям, которым, может быть, больше никто не сумел бы помочь».

— Но ты уверена, что все это законно?

— Вот, позвони! — Юля сунула ему в руки журнал, в котором на рекламной странице некоторые объявления в графе «Медицинские услуги» были отчеркнуты фломастером.

Азарцев потом действительно позвонил. Юдина компетентность в этом вопросе полностью подтвердилась.

— А на какие деньги мы будем делать переустройство?

— Поможет Лысая Голова! Он уже столько вложил, что еще несколько тысяч, если они принесут реальный доход, не могут быть для него камнем преткновения!

— И ты берешься это устроить?

— Конечно, берусь!

— И что, Борис Ливенсон согласился на такую работу? Ты с ним уже говорила?

— Предварительно говорила. А почему бы ему не согласиться? Работа одинаковая — что там у него в роддоме, что здесь. Только здесь оплата будет выше, воздух за городом чище и питание лучше, чем роддомовские государственные харчи. Тонька готовит все-таки хорошо, не сравнить с его больничной кухней!

— Тише! Тоня ведь здесь! Вон посуду моет на кухне! Она услышит!

— И что? Все местные прекрасно понимают, что такой работы, как у нас, им в их поселке никогда не найти! Они будут за нее держаться, даже если им всем присвоить индейские клички, лишь бы платили! И Тонька старается, потому что этой работой содержит практически всю семью. И дочь свою старшую сколько раз уже привлекала к работе, если сама почему-либо не успевала приготовить еду, все прибрать и помыть. Надеется, наверное, что, если будет вакансия, мы и дочь ее возьмем на работу. И это правильно. Девка здоровая, хотя и учится еще в школе, пусть привыкает к труду. Покажет себя хорошо, может, и правда возьмем.

— Ты девочке за работу хоть немного приплачиваешь?

— С чего бы это? Успевает Тонька или нет, это ее проблемы! Пусть привлекает хоть одну дочь, хоть трех, но чтобы работа была вовремя сделана!

— Но девочка примерно такого же возраста, как Оля. И даже внешне они чем-то немного похожи…

— Ты, Азарцев, не путай. Оля — это Оля, а здесь — посторонняя девчонка. А вот чтобы Оле не пришлось никогда по чужим людям посуду мыть, мы с тобой здесь и кумекаем, как нам выйти из финансового кризиса!

— Но, Юля, — опомнился Азарцев, — а как же медицинская книжка, справка из СЭС, флюорография, бактериологические анализы? Значит, у дочери Тони, если она здесь помогает матери, тоже все это должно иметься? Вдруг проверка!

— Азарцев! — сказала Юля. — Ты меня все-таки ужасно раздражаешь! Ведь ты числишься руководителем, а не я! А ты живешь здесь со мной как у Христа за пазухой, ничего не знаешь, ни о чем не в курсе и еще задаешь такие глупые вопросы! Уж занимался бы своими операциями и молчал! Будет, я тебе говорю, будет все в порядке у них с документами, если придут с проверкой из СЭС. Неужели ты думаешь, что если Тонька пошлет свою девчонку вот этими булочками на станцию торговать, то у нее откуда-нибудь возьмется медицинская книжка? Хотя, — на секунду задумалась Юля, — тут ты, может, и прав. Антонина как-то сказала, что девчонку тошнит в последнее время. Надо их обеих заставить сдать в районной больнице анализы на яйца гельминтов. А то мало ли, у всех тут огороды, копаются в земле, руки не моют…

— Ну как же не моют? Взрослые люди! — запротестовал было Азарцев, но Юля отмахнулась от его слов и грозным голосом продолжала нравоучение:

— Так вот, чтоб ты знал, Азарцев, СЭС приходит всегда по предварительному звонку! Так же, как и пожарная охрана, налоговая инспекция и другие многочисленные проверяющие. В противном случае, если они не позвонят, нас тут может и не оказаться. Вот они пришли, а охрана их даже на порог не пустит! Они что, дураки или им делать нечего по сто раз с проверками приезжать и с пустыми руками от ворот уходить? Ты — дите, Азарцев! Как ты еще на свете-то без меня живешь!

— Юля, честное слово, я тобой просто горжусь! — ответил Азарцев со вздохом и поцеловал милостиво протянутую ему руку. И в то же самое мгновение будто кто-то проник в его мозг и отчетливо прошептал: «Предатель! Предатель!»