Экзотические птицы - Степановская Ирина. Страница 4

2

Азарцев ездил теперь на «пассате». «Фольксваген пассат», не новый, но из числа последних моделей, он купил по случаю у знакомого, который занимался перегонкой машин из Германии. А для того чтобы доставлять в клинику больных, была куплена новенькая блестящая «хонда». На ней работал шофер. Раньше шофер этот возил домой Юлию, бывшую жену Азарцева, а теперь пребывавшую в клинике в качестве заместителя директора и заведующей лечебным отделом. С некоторых пор у Юли было собственное средство передвижения — новенький синий «пежо».

— От меня не так просто отделаться! Так и знай! — говорила ему Юлия. — К тому же у нас растет дочь, и ты должен заботиться, чтобы у меня, как у матери, были стабильно высокие доходы. А ты хоть и директор, но как «совком» был — так и остался, тебя любой авантюрист может обжулить. За тобой нужен глаз да глаз, иначе все дело может пойти прахом! И если ты у нас единственный ведущий хирург, ты должен сидеть на месте, склонять больных к операциям и важно надувать щеки. А материальной частью предоставь заведовать мне.

Когда Азарцев разговаривал с Юлией, на негр всегда находила какая-то вялость. Он не хотел обходиться без нее, знал, что цель у них общая, но также отчетливо сознавал, что Юля его подавляет. Когда она смотрела на него сверху вниз, ему всегда чудилась в ее глазах какая-то затаенная усмешка.

— Я твоя жена… — начинала она, поправляя на нем что-нибудь из одежды — то одергивая галстук, то сдувая пылинку с рукава. Он этого терпеть не мог.

«Бывшая», — всегда хотелось в таких случаях уточнить Азарцеву, но Юля не давала ему вставить и слова.

— Я твоя жена, — подчеркивала она, — и никогда не давала тебе плохих советов. И если бы ты слушал меня, тебя не подсидели бы так страшно и так опасно на том, прежнем строительстве. Ты не забыл, с чьей помощью ты чудом тогда избежал тюрьмы?

— Ну при чем тут это? — сатанел Азарцев. — Подставить можно кого угодно.

— Однако же тот твой так называемый друг прекрасно царствует на твоем месте до сих пор. И его пока никто не подставил. — На этой неизменной ноте Юля поворачивалась на тонких высоких каблуках и уходила, засунув руки в карманы халата.

Азарцев глядел ей вслед. Черт побери! В том, что он построил отличную больницу для другого, она была права. Его тогда действительно подставили. Завели дело. Он выкрутился с трудом. Страху тогда тоже натерпелся. Не мог представить себе, что его посадят. Он всегда стремился быть честным. Себе не взял ни копейки. Но как было не найти нарушений при наших законах и миллионном строительстве?

А Юлия была хороша. Недавно она подстриглась у элитарного парикмахера, там же выкрасила от природы каштановые волосы в черный цвет, и теперь они лежали у нее на голове модной шапочкой с блеском воронова крыла. Быть женщиной-вамп редко кому идет. Юле это подходило. Вамп — было отражением ее жизненной сути. Юля прибрала к рукам все три кабинета солярия, и теперь на ее постоянно загорелом лице и днем и ночью ярко алела помада и широко смотрели на мир распахнутые с помощью операции бледно-голубые глаза. Через специальные линзы они устремляли на собеседника огромные потоки света, казалось, что льется из пластмассовой бутылки газированная вода «Аква минерале». Многие пациентки просто с ума сходили, мечтая о таких же глазах, о таком же потустороннем взгляде. И перед операцией так и говорили:

— Сделайте мне такие же глаза, как у Юлии Леонидовны. С помощью диет Юля довела свою талию до окружности шестьдесят пять сантиметров, а с помощью самого современного имплантата нарастила грудь до третьего размера. Сам Азарцев год назад потел за операционным столом над ее коленями и бедрами, ибо Юля улеглась на операционный стол в новой клинике под его скальпель первой, для так называемого почину. И теперь Юля представляла собой полный образец достижений современной косметологии, начиная с головы и почти до пят. Она склоняла Азарцева поработать в будущем году над ее лодыжками. Что-то ей перестал нравиться их объем. Азарцев, не морщась, не мог разговаривать с ней на эту тему, но нужно было отдать Юлии должное: она была грамотным доктором, к тому же своей внешностью и поведением она очень умело привлекала в клинику новых пациентов. А самое главное, она была матерью их общей дочери, девочки уже достаточно большой по возрасту, но все еще не нашедшей своего места в жизни. И Азарцев не мог отказаться от профессиональных услуг своей бывшей жены, ибо в то время, когда она была при деле и как бы при нем, он держал связь и с дочерью. Личная жизнь Юлии его не интересовала. Но, как она говорила Азарцеву, у нее была богатая личная жизнь. Когда она только ухитрялась? Врала, наверное. Насколько понимал Азарцев, время от времени появлялись у нее какие-то мужчины, но так же быстро и исчезали. Жизнь ее протекала на работе, времени на любовников было мало, а с учетом длительности всех ее послеоперационных периодов и того меньше. Но дочь жила с ней, и он чувствовал себя в ответе за девочку.

Сама же Юля с маниакальной настойчивостью подчеркивала при коллегах свою близость к директору, как теперь все называли Азарцева. Она же внушала всем без исключения сотрудникам женского пола, что Азарцев давно и прочно занят. Женат. На ней. И поэтому у них фамилии одинаковые. И любые знаки внимания женщин к директору, будь то пациентки или персонал, Юля подавляла в самом зародыше. Зачем ей было это надо? Азарцев не понимал, но хранил по этому поводу молчание. Еще не хватало, чтобы в клинике начались разговоры, обсуждения его личной жизни.

— Только не обращай на Юлю внимания, — миролюбиво говорил он Тине, когда она все-таки согласилась работать с ним вместе. — Юлия — баба бешеная, но тебе она не сможет причинить никакого вреда! Ведь я люблю тебя!

Как он был наивен. Для того чтобы сожрать Тину, Юле не понадобилось долго работать вставными челюстями. Оказалось достаточно одного жевка. Хрусть! — и Тина, никогда в жизни не встречавшая на своем пути таких женщин, как Юлия, с остолбеневшим видом и округлившимися глазами положила Азарцеву на стол просьбу об увольнении через месяц после начала работы в клинике. И, тут же развернувшись, уехала на проходившем мимо тряском дачном автобусе.

— Я лучше буду по-прежнему торговать газетами в переходе, — сказала она, — но положить всю оставшуюся мне жизнь не на дело, а на то, чтобы бороться против каких-то глупых интриг, не хочу.

Юля встретила известие о ее уходе громким хохотом.

— Кишка у нее тонка здесь работать! Она и раньше нападала на Тину:

— Даром в жизни ничего не достается. Хочет жить, и не только жить, но и кушать хлеб с маслом, пусть привыкает вертеться! Здесь не государственная богадельня, и за такую помесячную зарплату, которую ты ей назначил, ей пришлось бы в своей больнице пахать года три. Подумаешь, она анестезиолог высшей категории! Вот уж великий специалист! У нас здесь все не ниже кандидатов наук! Клизму больному поставить не может!

— Что значит не могу? — пыталась защититься Тина. — Дело не в умении, а в принципе! Основная заповедь врача — «Не навреди!». Я считаю принципиально вредным ставить больным клизмы объемом восемь литров. И делать этого никогда не буду!

— Я же говорю, кишка тонка! — кричала Юля на весь коридор. — У нас операционные дни в лучшем случае два раза в месяц! Зачем она будет без толку на работе каждый день сидеть? На рояле играть? У нас не консерватория. Вот и пусть возьмет ГЛОСИП на себя! Без глобального очищения системы пищеварения теперь не работает ни один медицинский центр! Вон сколько больных звонят и спрашивают, могут ли они после операции одновременно похудеть и почиститься? И из-за того, что она почему-то считает эту процедуру ужасно вредной, я должна отказывать пациентам? А деньги? Больные же платят! Если разобраться, так лечиться вообще очень вредно! И косметические операции, если хотите знать, делать тоже очень вредно! Наркоз, операционная травма, послеоперационный период, то да се, еще как вредно! Однако мы же их делаем! Еще надо разобраться, что для больного вреднее — операционная травма и хорошее настроение потом десять лет, пока будут видны на лице следы операции, или наш отказ в погоне за так называемой устаревшей заповедью «Не навреди!». Все в мире относительно!