По прозвищу Викинг - Степанычев Виктор. Страница 36

Тот в ответ только прорычал, указывая пальцем на стоящих пленников:

– Аламейда! Немедленно отправь этих ублюдков в тюрьму. Они являются военнопленными, поэтому содержание их до суда должно соответствовать данному статусу.

На лице орангутанга промелькнуло выражение явно садистского сожаления. Седой продолжил свой рык:

– Содержать в камере на общих основаниях с политическими заключенными. Их судьбу, в соответствии с результатами расследования, решит военно-полевой суд. Следствие поручаю провести сэру Элиасу. Материалы представить мне завтра к полудню. Тебе все понятно?

Аламейда неожиданно приятным голосом бодро отчеканил:

– Так точно, сэр!

Седой, круто развернувшись на каблуках, пошел прочь. Викинга подтолкнули в спину, и он направился к своим спутницам. Бледность заливала лицо уже не только Надежды, но и относительно бодрой до этого Христы. Вряд ли они в полной мере поняли смысл сказанного, но тон речи и типаж исполнителей разыгравшейся сцены поверг их в шок. Викинг за себя не переживал. Его угнетала невозможность защитить женщин.

Зверообразный Аламейда мрачно оглядел пленников. Трудно было определить, какое впечатление они произвели на него и что за мысли гнездятся в мозгах, укрытых за узким неандертальским лбом. Он ничего не сказал, а только хлопнул себя кнутовищем по бедру и грузно пошагал к сходням причала. Их окружили четверо вооруженных охранников и повели следом. Было видно, что данная процедура не является для них чем-то новым.

Дорога, мощенная красным камнем, пролегала в тенистых зарослях. Она была настолько широкой, что на ней могли разъехаться две легковые машины. Солнце почти не проникало сквозь ветви. Где-то вверху щебетали птицы, а шум океана становился тише с каждым пройденным шагом. Викинг подумал, что их ведут к дому, крышу которого он заметил с палубы, но метров через сто пятьдесят процессия свернула с дороги вправо и по более узкой грунтовке очень скоро оказалась на просторной поляне, на которой стояли построенные в виде буквы «П» одноэтажные строения из того же красного камня, которым была вымощена дорога.

Не менее десятка металлических дверей смотрели темными квадратами на прибывших пленников.

Вышки по углам зданий, толстые решетки на окнах не оставляли сомнений, что заведение является местной тюрьмой. Оглядевшись по сторонам, Викинг окончательно понял, что данное место не имеет никакого отношения к официальным органам власти.

Любые тюрьмы содержат два вида заключенных: непосредственно самих пленников и тех, кто их охраняет. Если людей на сторожевике еще как-то можно было отнести к категории военнослужащих, то первые встреченные ими субъекты, тащившие за связанные руки полуголого и изможденного человека, отличались от него только грязной и помятой одеждой.

Прямо посередине поляны стояло деревянное сооружение, похожее на эшафот, а рядом с ним – высокий библейский крест для распятия грешников. Он не пустовал. Под палящими лучами солнца, подходившего к зениту, на нем висело недвижное тело мужчины.

Становилось совершенно ясно, что никакого государства за этим не стоит, а царит полный беспредел. Оставалось только разобраться в странном присутствии в этом бардаке штатовской символики и политизированных речей седого. Ох, если бы не дамский вагон, прицепленный к нему, прогулялся бы он по этим заповедным местам. Викинг начал догадываться, что они попали в руки местечкового самодура.

Он оглянулся на стоящего рядом Аламейду. Тот скалился жуткой улыбкой, наслаждаясь произведенным на пленников эффектом. Надежда и Христа стояли, прижавшись друг к другу, с ужасом глядя на открывшуюся перед ними картину. Викинг не выдержал и произнес по-русски:

– Ну, ты и козлище! Как бы я тебе рога-то сейчас отшиб.

По реакции Аламейды было видно, что тот прекрасно понял интернационально-вызывающий тон реплики. Он резко, без замаха, нанес сильнейший удар черенком кнута в солнечное сплетение пленника. Викинг автоматически, в самый момент соприкосновения кнутовища с телом, резко втянул живот, напряг мышцы и согнулся якобы от боли. Бьющему кажется, что его удар достиг цели. Викинг ждал следующего удара уже сверху, чтобы Аламейда достойно завершил начатое, однако услышал только короткую и гневную речь. В ней говорилось о милосердии сэра Генри, который слишком мягко относится к негодяям. Однако он, Аламейда, дождется своего часа, и тогда пленник узнает, что такое ад на земле.

Викинг узнал, что седого кличут сэром Генри. И такая скудная информация лучше, чем никакой.

Аламейда прикрикнул на охранников, и процессия двинулась к зданиям. Викинг поймал взгляд Надежды, с жалостью и страхом смотрящей на него. Он незаметно подмигнул ей, ободряя и показывая, что с ним все в порядке. Из обшарпанных дверей центрального здания выскочил вертлявый малый со связкой ключей на поясе. Он подлетел к Аламейде, угодливо глядя ему в лицо.

– Кто у нас сидит в женском отделении? Эта старая ведьма Лоуренсия? – спросил тюремщик.

– Так точно, сэр! Она, кажется, окончательно сошла с ума. Уже вторые сутки ничего не ест, только пьет воду и поет свои колдовские псалмы.

– Хорошо. Женщин посадить к ней. Пускай она им погадает и расскажет о будущей судьбе. Думаю, что старуха действительно свихнулась, если сумела испугать сэра Генри, предсказав ему скорую смерть. А этого, – Аламейда кивнул головой в сторону Викинга, – отправить в камеру к бешеному французу. Пускай тот его поучит, а то парень с самого начала грубить пытается. И наручники не снимать. Хозяин сказал, что этот ублюдок политический. Нам его трогать нельзя, пока не состоится суд. Но уж потом попляшем от души! А сейчас пускай с ним поработает этот дикарь.

Аламейда громко захохотал, приблизив свою физиономию к лицу Викинга и обдав смрадом перегара и нечищеных зубов.

– Чего только сэр Генри не придумает. Суд ему подавай. Все равно ко мне возвращаются и политические, и демократические, и педерастические. Время только зря теряем. Отправляй их! – Аламейда махнул рукой помощнику. – И вызови сюда Элиаса. Хозяин приказал ему провести расследование преступной деятельности этой компании.

Потом он взглянул исподлобья на испуганных женщин.

– А девочки неплохие! Вкусные… Повеселимся с ними. Жалко, что ждать приходится. Ладно, отправляй птенчиков по гнездам.

Парень с ключами дал команду конвоирам и повел их к правому крылу тюрьмы. Впереди шли Надежда и Христа. Викинг шагал сзади и видел, что они уже еле передвигаются от пережитого волнения и усталости.

– Девушки, потерпите немного, – ободрил их Викинг. – Я вас отсюда все равно вытащу, а эти придурки заплатят нам за все.

Сопровождающий кинулся к Викингу и замахнулся на него связкой ключей, пытаясь заставить замолчать, но в ответ встретил взгляд такой неприкрытой ярости, что круто остановился и только угрожающе замахал на пленника, не приближаясь к нему слишком близко.

За женщинами захлопнулась скрипучая металлическая дверь. Когда их заводили в камеру, из темноты слышалось тихое и заунывное бормотание.

Его узилище располагалось рядом, через две двери. Ключник заглянул в небольшое окошко, крикнул в дверь, чтобы заключенный, находящийся внутри, отошел к противоположной стенке, и, убедившись в исполнении этого требования, загремел замком. Немного приоткрыв створку, он с видимой опаской еще раз посмотрел в образовавшуюся щель и дал знак конвоирам. Те толкнули Викинга в темный проем, и дверь за его спиной быстро захлопнулась.

После яркого солнечного света глаза не сразу привыкли к полумраку помещения. Однако он почувствовал движение из глубины камеры, но не успел, а может быть, и не захотел сразу реагировать на действия неизвестного сокамерника. Цепкие и сильные руки сгребли его и резко развернули к скудному свету, проникающему через щель дверного окошка. Зрение Викинга почти адаптировалось к темноте, и он смог рассмотреть не особенно привлекательное лицо, укрытое до самых глаз темной курчавой бородой.

Незнакомец яростно зарычал и швырнул его на пол. Судя по броску, силой бородатый был не обижен. Вадим боялся только одного: чтобы на полу не оказалось ничего, что могло бы повредить спину. Опасения оказались излишними, и он, удачно сгруппировавшись, приземлился на жесткий бетон. Наручники, конечно, немного мешали, но не слишком сковывали движения. Тем более что его оппонент имел на руках точно такие же украшения.