Глубинные течения [Океан инволюции] - Стерлинг Брюс. Страница 11
Вокруг завывал ветер, пылинки впивались в мои открытые руки и шею. Свет померк. Далуза уже не сопротивлялась; ее несло и кружило, как лист, к носу «Выпада». Я побежал за ней. Первый сильный залп ветра накрыл корму, отозвавшись басовыми струнами натянутого такелажа. Следующий удар пришелся по мне, но я устоял и оказался на носу как раз вовремя, чтоб еще раз увидеть стремительно теряющую высоту Далузу.
Когда она поравнялась со мной, я прыгнул и исхитрился поймать ее за ноги. Мы рухнули в море и ушли под пыль, но лишь на миг. Плотность у пыли выше, чем у воды, так что утонуть нам не грозило. Я схватил ее за спутавшиеся волосы и погреб к проходу между центральным и левым корпусами «Выпада». Пыль забила респиратор, и мне стоило больших усилий перестать судорожно глотать воздух, а, наоборот, резко выдохнуть. Заложило уши, но фильтр очистился. Далуза тоже задыхалась, в беспамятстве царапая маску острыми ногтями. Упершись затылком в центральный корпус, я приподнялся из пыли и двинул ее кулаком в живот. Из фильтра брызнула пыль, Далуза смогла вдохнуть и конвульсивно обвила меня руками, облепленными пылью. Я и сам был покрыт коркой пыли, прилипшей к открытым участкам тела, так что бояться нечего. Рев ветра усилился, небо окончательно потемнело. Под «Выпадом» не было видно ни зги. Объятья Далузы стали слишком крепкими. Наверно, она не умеет плавать, догадался я, и решил ободряюще похлопать ее по спине. Это оказалось не так-то просто — ее бархатистые, но твердые крылья прочно спеленали меня. Наконец мне удалось высвободить руку, и ее хватка несколько ослабла. Я почувствовал, что корабль медленно движется. Плохо дело. Если его развернет по ветру, ураган доберется до нашего убежища и долго мы не протянем. Помогая себе ногами, я перевернулся на спину и постарался надежнее закрепиться между корпусами. Далуза уже отпустила мою шею и теперь тихо лежала на мне, вытянувшись в полный рост. Я почти полностью погрузился в пыль, выставив наружу только дыхательный фильтр.
Далуза с шелестом соскользнула с меня и пристроила голову мне на грудь; меня вытолкнуло на поверхность. Тепло ее тела ощущалось даже сквозь пыль и одежду, разделявшие нас. Если я вспотею, она может обжечься. Я с силой выдохнул и немного затонул, чтобы свежая пыль прилипла ко мне. Заволновавшись, Далуза обхватила меня за пояс. Вокруг по-прежнему царила непроглядная темень; я ориентировался только наощупь. Где-то снаружи гулко завывал ветер, да песок терся о корпус, как наждачная бумага.
Похоже, на некоторое время мы в безопасности. Успокоившись, я осознал некоторую эротичность нашего положения. Вываленной в пыли рукой я приобнял Далузу за плечи и почувствовал, как мощные летательные мышцы напряглись и вновь расслабились. Ее щека оставалась у меня на груди, а рука вытянулась и принялась поглаживать мою щиколотку, неожиданно напомнив мне о том, насколько она все-таки отличается от меня. Мной овладела странная смесь из страха и желания. Далуза ласкала мои ноги, забираясь все выше и выше. Ощущение само по себе не очень приятное — кожа зудела от пыли, расклешенные штанины задрались и терли под коленями. Но, если вдуматься, наши отношения носили столь отвлеченный характер, что любой контакт, даже самый пустячный, представлялся непропорционально значимым. Я гладил ее пыльными руками, не решаясь на большее — она может всполошиться, если я неосторожно сожму ее крылья. Так мы лежали несколько минут, поглощенные нашей неуютной близостью. Я чувствовал, как неистово бьется ее сердце. Вот ее рука еще глубже проникла внутрь штанов, пробираясь по внутренней стороне бедра. Дюйм за дюймом ее пальцы ползли по моей коже, вызывая пугающие по своей силе реакции. Было что-то жуткое в том, как я лежал на спине, в темноте, весь в пыли, в то время как лихорадочно жаркие пальцы Далузы скользили по моей ноге. Теперь уже и мое сердце билось как сумасшедшее, а руки жили своей жизнью.
Наконец рука Далузы завершила свой путь и крепко сжалась. Меня затрясло; ощущение было настолько сильным, что я с трудом опознал его как сексуальное. В тот же миг Далуза задрожала и прильнула ко мне. Похоже, после этого я отключился.
Как бы то ни было, когда я открыл глаза, вовсю светило солнце. Далуза прикорнула у меня на плече. Отталкиваясь от центрального корпуса, я стал выбираться из тени «Выпада».
Разбуженная ярким светом, Далуза встрепенулась, оперлась на меня и взмыла вверх, обдав меня пылью, осыпавшейся с крыльев и длинных волос. Я подобрался к борту корабля и кое-как сумел уцепиться за гладкий край палубы: весь пластик сожрала буря. Подтянувшись, я ухватился за нижние перила; они подались под моим весом. Верхний поручень был еще больше изъеден ветром, и, когда я взялся за него, раскололся и рассек мне ладонь. Пыль жадно впитывала выступившую кровь. Оправившись от удара о корпус, я со стоном протиснулся под перилами. И попал на незнакомый корабль. На чистый, безупречно чистый, гладкий как полированное серебро; лишь за мачтами и контейнерами осталось немного пластика. Некоторые реи исчезли, оставшиеся блистали на солнце. Некоторое время я любовался собственным отражением в палубе. Покрытый серой коркой, я походил на призрак какого-то несчастного инопланетянина. Пыль сыпалась с меня при каждом движении. Камбузный люк со скрипом приоткрылся и оттуда опасливо высунулся первый помощник, мистер Флак. Критически осмотрев чистое небо, он пригнулся, чтоб подать знак оставшимся внутри и тут заметил посреди сияющей палубы меня. Я представил, как он сейчас думает: «Господи Боже! Бедный малый. Ветер снял с него кожу и заменил пылью. Его заживо мумифицировало. Надеюсь, он не очень страдал».
— Спускайся вниз и почистись, Ньюхауз, — крикнул он, выпрямляясь. — Скоро обед.
Я ждал, пока команда выберется наружу. Последним появился Калотрик и, проходя мимо, в целом весело похлопал меня по плечу, выбив облако пыли. Пройдя через статическое поле люка, я избавился лишь от части пыли; она продолжала изливаться из штанин и из-под рубашки при каждом шаге. Не снимая маски, я разделся и выбил одежду о стол, разогнав пыль по всему камбузу. На секунду приснял маску, чихнул и снова надел. Придется подождать, пока все осядет, и тогда уж начать убирать. Проковыляв к цистерне, я открыл кран и смочил кусок ветоши.
Обтираясь, я чувствовал себя сибаритом.
В рюкзаке нашлась смена белья, я переоделся и, вооружившись метлой, принялся гонять пыль из угла в угол. Чище от этого не стало; все, чего я добился — это еще больше рассадил руку. Капли крови собирались на кончиках пальцев.
— Ты как, в порядке? — спросила Далуза, спускаясь по трапу.
— Да что со мной сделается, — улыбнулся я, польщенный ее заботой, — так, расшибся малость, пока на палубу забирался. И руку вот порезал, — я продемонстрировал рану.
— О! У тебя кровь! — она шагнула ко мне.
— Ерунда, — отмахнулся я. Она уставилась на мой порез, как богомол на муху. — А у тебя как дела? — неуверенно поинтересовался я.
— Хорошо. Я летела с той же скоростью, что и буря — она не могла мне повредить.
Но моя одежда теперь никуда не годится, посмотри. И верно, тонкая белая материя вся покрылась серыми пятнами — самые мелкие пылинки ухитрились застрять в полимере.
— Может, удастся отстирать? — предположил я.
— Зачем? У меня много материала — сделаю новое.
Повисло неловкое молчание. Я отставил метлу и приложил к порезу платок. Кровь никак не останавливалась.
— Джон… Там, под кораблем…
— Что?
— Мне понравилось.
Наши глаза встретились. Если б она была обычной женщиной, а я — обычным мужчиной, мы бы поняли друг друга. Как утверждают поэты, глаза — зеркало души. Но, впрочем, какой мужчина возьмется судить, что у женщины на уме?
Она еле слышно спросила:
— А тебе?
— Очень.
— Поцелуй меня, Джон, — она подошла так близко, что я ощутил жар, исходящий от ее тела.
— Ты же знаешь, что это невозможно.
Она закрыла глаза и запрокинула голову. Я спрятал руки за спину.
— Тебе будет больно, — прошептал я, сдаваясь.