Схизматрица - Стерлинг Брюс. Страница 27

— Он был безвреден. — Глаза Линдсея наполнились слезами. — В отличие от нас с тобой.

— Будь у тебя мое самообладание, ты бы не плакал. Даже если бы тебе вырывали сердце.

— Оно уже вырвано. Как и твое.

— Абеляр… Он был пиратом.

— А остальные — нет?

— Думаешь, они о нас будут плакать?

— Нет. Они даже о своих не будут особенно плакать. Но вот отомстить они захотят. Как ты отнесешься к тому, если завтра исчезнет Иан? А месяца через два ты найдешь его кости в отстойнике какого-нибудь ферментатора? Или даже так, если уж у тебя настолько стальные нервы: как насчет тебя самой? Каков тебе покажется вкус власти, когда ты будешь блевать кровью за шлюзом?

— Все в твоих руках, — сказала она. — Я сказала правду, как мы и договаривались. Ну а как сдержать в узде вашу компанию — твое личное дело.

— Я в таком положении быть не желаю. Я думал, что мы достигли хоть какого-то взаимопонимания…

Она кивнула на истекающие смазкой обломки краба:

— Ты не спрашивал, позволения, когда напал. Увидел предмет, которого не можешь терпеть, — и уничтожил. И мы — точно так же.

— Я хочу поговорить с Клео.

— Это будет нарушением нашего с тобой договора, — оскорбление сказала она. — Ты должен все это делать через меня.

— Произошло убийство, Нора. Мне нужно видеть ее.

— Она — у себя в саду, — вздохнув, ответила Нора. — Тебе придется надеть скафандр.

— Мой на «Консенсусе».

— Тогда возьмешь один из Иановых. Идем.

Она повела его через освещенную красным пещеру, потом длинной выработанной штольней, в резиденцию Иана Мавридеса.

Пошивщик скафандров (он же — художник-график) бодрствовал и был занят делом. В свое время он не пожелал расставаться с защитным костюмом и носил его постоянно, словно стерильную среду для себя одного.

Иан был чем-то наподобие фокусной точки семьи Мавридесов. Именно на нем сосредоточились все семейные обиды и негодование. Паоло, конечно, проболтался, но Линдсей и без этого разобрался в ситуации.

Округлые стены пещеры Иана были украшены сложным орнаментом. Неделями расписывал он свою комнату рисунком из Г-образных линий. Чем дальше, тем мельче становились детали, тем тщательнее вписывались они в картину, тем причудливее становилось безумное, завораживающее сочетание цветов. Сложность узора была насквозь пропитана клаустрофобией. Казалось, крохотные линии шевелятся, слабо мерцая…

Заслышав шум, Иан резко обернулся. Рука его метнулась к нарукавному карману.

— Это мы, — сказала Нора.

Глаза Иана под прозрачным визором сверкали от ярости.

— А-а, — перевел он дух. — Чтоб вам сдохнуть…

— Это ты скажешь кому-нибудь другому, — отрезал Линдсей. — И вообще, чего это ты не спишь?

— Ну-ну. Чтобы ты вошел и расстегнул мне костюм! И заразил меня!

— Нам нужен скафандр, Иан, — сказала Нора. — Секретарь идет в сад.

— Да ну его в задницу! Скафандры мне еще пачкать… Взял бы да сшил себе, как деп-три.

— О скафандрах ты заботишься здорово, — сказал Линдсей, размышляя, действительно ли Иан убил третьего депутата. Наверно, они разыгрывали эту привилегию в кости. Он снял скафандр со стойки. — Если снимешь свой, я могу не надевать этот. Что скажешь? Боишься быть битым?

— Не испытывай судьбу, — Иан прижал кислородный баллон к ниппелю скафандра, — калека.

Клео жила в самой большей из оранжерей, отведенной под декоративные растения. Здесь все росло медленнее, чем в хозяйственных садах, подсвечиваемых ультрафиолетом и заполненных чистым углекислым газом. Ребристые стены продолговатого помещения напоминали раковины. Флюоресцентные трубки вдоль каждого из ребер ярко светились.

Влажная почва, приготовленная из пустой породы, удерживалась частыми пластиковыми сетками. Как и сами шейперы, растения тоже были перестроены для безбактериального существования. Здесь росли в основном цветы — розы, маргаритки, лютики величиной с кулак.

Постелью Клео служило нечто вроде крытой плетеной корзины, выращенной из искривленного бамбука. Она не спала, сидела за пяльцами.

Кожа ее была смуглее, нежели у других, — загорела под оранжерейными лампами. Одета она была в белую, без рукавов, блузу, стянутую над бедрами и мелко гофрированную от пояса. Ноги и руки ее были обнажены. На груди слева красовалась вышитая эмблема, означавшая ранг.

— Привет, дорогая, — сказала она.

— Клео. — Нора, подплыв к «корзине», легонько чмокнула ее в щеку. — Он настоял на…

Клео кивнула.

— Надеюсь, ты будешь краток, — обратилась она к Линдсею. — Мой сад — не для дикорастущих.

— Я хочу обсудить убийство третьего депутата.

Клео убрала под сетку, стягивающую волосы, выбившийся локон. Пропорции кисти, запястья и предплечья говорили, что она старше остальных, более раннего выпуска.

— Нонсенс, — заявила она. — Абсурдное предположение.

— Я знаю, Клео, что его убили вы. Может, даже — ты, лично. Так что можешь быть со мной откровенна.

— Ваш человек умер от несчастного случая. Доказательств противоположного — нет. А значит, мы ни в чем не виноваты.

— Я хочу спасти жизни всех нас, Клео. Избавь меня, пожалуйста, от этого скучного вранья. Если Нора говорит мне правду, отчего не сделать то же самое и тебе?

— Предметы ваших частных бесед с нашим дипломатом — не наше дело, господин секретарь. Семья Мавридесов не примет бездоказательных обвинений.

— Ах вот оно что! — Голос Линдсея слегка приглушил визор. — Убийство человека, не принадлежащего к вашему мирку, — не преступление? И вы желаете, чтобы я присоединился к обману? Чтобы я лгал ради вашего спасения?

— Мы — твой народ, — сказала Клео, глядя на него ясными карими глазами.

— Вы убили моего друга.

— Утверждение необоснованно, господин секретарь.

— Бесполезно… — С этими словами Линдсей нагнулся, ухватил лишенный колючек розовый куст и, вырвав его с корнем, встряхнул. Воздух вокруг наполнился шариками влажного грунта. Клео болезненно сморщилась. — Гляди! Не понимаешь?

— Я понимаю только то, что ты — варвар, — сказала Клео. — Ты уничтожил прекрасное, чтобы подчеркнуть аргумент, которого я заведомо не могу принять.

— Да уступи же ты наконец! — взмолился Линдсей. — Во имя милосердия!

— Это не в моих полномочиях.

Линдсей покинул оранжерею и, едва миновав шлюз, вылез из отсыревшего скафандра.

— Я тебя предупреждала, — сказала Нора.

— Она же самоубийца! Зачем? Почему вы ей подчиняетесь?

— Потому, что она нас любит.

ESAIRS XII

23.02.17

— Хорошо, я объясню тебе про секс, — сказала Нора. — Дай руку.

Линдсей подал левую. Нора, притянув ее к себе за запястье, глубоко забрала в рот его большой палец. Через несколько секунд она отпустила руку.

— Что ты чувствовал?

— Тепло, — сказал Линдсей. — Сырость. И некоторую не слишком приятную интимность.

— Точно так же и секс под супрессантами. В нашей Семье есть любовь, но эротики нет. Мы — солдаты.

— То есть вы химически кастрированы?

— Предрассудок. Ты никогда такого не ощущал. Но по этой причине предлагаемая тобой оргия даже не подлежит обсуждению.

— Карнавал — не оргия, — объяснил Линдсей. — Это такая церемония. Церемония общности и доверия. Она связывает группу. Это вроде как когда животные сбиваются в кучу.

— Ты слишком многого просишь.

— А ты не понимаешь масштабов проблемы. Они же не тел ваших хотят! Они хотят вас убить. Они вас ненавидят — за эту самую вашу стерильность! Ты не знаешь, как я их уговаривал, упрашивал, убеждал… Понимаешь, тут применяются галлюциногены. На Карнавале мозг превращается в студень. Рук своих собственных не чувствуешь — не то что чьих-то там гениталий. Ты беспомощен наравне со всеми, вот в чем суть. Нет никаких игрищ, политики, чинов, обид… Самого себя — нет. А после Карнавала — словно бы наступает первый день Творения. Все улыбаются… — Линдсей, моргнув, отвел взгляд. — Все без обмана, Нора. Их вовсе не правительство объединяет, а сознание. Карнавал — это кровь, спинной мозг и пах.